— Если хотите, — пожал плечами Адамс. — Мне лишь бы вернуться на восток, а там я готов жить в нем хоть месяц.
— Вернее будет, три месяца, — уточнил я.
— Зачем так долго?
— Возможно, и больше трех, — сказал я. — Мы не знаем, сколько понадобится, чтобы остановить эпидемию.
— Хорошо, согласен, — ответил он. — На любых условиях.
Не так уже его интересовал этот железнодорожный вагон. Ему лишь бы попасть в город, а что потом — не так уж важно. Причины я, конечно, понимал. Не трудно догадаться.
Он рассчитывал попасть в город, получить там, что нужно и выбраться обратно. Потом сядет в вагон и укатит из моего расположения. Столь высокопоставленная персона, едва окажется за пределами моей досягаемости, мигом найдет докторов, которые заверят, что никакой он не переносчик — и он будет свободен. Благо ему — только он не принял в расчет меня.
— Решено, — кивнул я. — Отправляйтесь в Лос-Анджелес на свой страх и риск, с теми ограничениями, о которых мы уговорились. Кстати, выделить вам сопровождающего я не могу.
— Это бунт?
— Можно сказать. Не слишком яростный.
— Тогда я сам сумею о себе позаботиться.
— Вам виднее, — сказал я. — Завтра выпишу вам пропуск. Когда вы его подпишете, найду кого-нибудь, кто доставит вас до места.
— Обязательно ждать до завтра? — насупился он.
— Если вы спешите, попробую ускорить дело. — Я перебрал лежавшие на столе бумаги. — Одна сестра отправляется туда через двадцать минут. Других попутчиков сегодня не будет.
— Делайте пропуск, я подпишу. Я готов.
— Вы не поели.
— Еда — не главное. Поем в городе.
Хорошо поесть ему там не удастся, но это уж его дело. Я приказал задержать медицинскую сестру мисс Маккэй и составил приказ о разрешении на въезд в город для Уэйна Адамса III с уточнением, что тот въезжает в зараженный район на свой страх и риск. Я перечислил все условия, на которых выдавался этот допуск, и, отдав на перепечатку, предложил ему подождать на дороге.
Там он и дождался подъехавшей на грузовике сестры Маккэй. Она была маленькой кареглазой блондинкой, впрочем, скорее «с перчиком», чем хорошенькой. Я дал ему подписать приказ и посадил в грузовик, демонстративно выгрузив часть лекарств и оборудования, чтобы освободить место для его чемодана. На самом деле, выгружать можно было все подряд: никакие наши медикаменты по сию пору не оказывали действия на вирус.
— Там можете пробыть, сколько хотите, — обратился я к Адамсу. — Когда закончите, возвращайтесь сюда. Никто другой вас пропустить не уполномочен. Это ясно?
— Это ясно.
— Как вы сюда доберетесь — ваше дело. Пешком, купите машину, одолжите или украдете, мне все равно. — Я обернулся к сестре. — Высадите его, где попросит, мисс Маккэй. Я бы посоветовал у больницы, но можно и в любом другом месте. Как только он покинет машину, вы его знать не знаете. На обратном пути ни в коем случае не подхватывайте.
Я отошел и дал знак, после чего подъемник скользнул под машину, поднял ее и опустил по ту сторону сорокафутового заграждения из колючей проволоки, танковых и пехотных мин. Грузовик поехал в сторону Лос-Анджелеса. Я дождался, пока он скроется из виду и вернулся в штаб.
Я курил и смотрел, как клубится дымок от сигареты. Заскучав, принялся просматривать приказы, которые предстояло подписать. Это оказалось не менее скучно, так что я подписал остаток пачки, не читая. Работы хватило ненадолго. Последним я взял подписанную Адамсом бумагу, внимательно ее перечел, отдал на копирование и микрофильмирование, после чего приобщил к делу.
Через полчаса после этого я подключился к главной наблюдательной вышке — щелкнув по рации прежде, чем подключить видео, чтобы солдаты были начеку. Благодарности за такую заботу я не дождался, но, по крайней мере, не застал никого спящим.
— Новое распоряжение, — сказал я, — Расстреливать каждого из гражданских, кто приближается к этому выходу и не отходит по команде.
— Есть, сэр, — отозвался солдат. — Это относится ко всему карантинному периметру?
— Если бы ко всему, я бы так и сказал. Только в этом секторе.
Я выключил его физиономию. Некоторое время мне казалось, будто я чего-то достиг, но скоро сияние померкло. К концу этого часа я чувствовал себя точно как при разговоре с Адамсом III. Не в своей тарелке. Он выводил меня из равновесия, и лучше бы мне его никогда его не видеть.
Я не обманывал себя мыслью, что его взгляды найдут широкую поддержку, но и не так был глуп, чтобы поверить, будто он не найдет сторонников. Эта мысль была не из приятных, поэтому я пятнадцать минут провел, обдумывая только ее. Довел себя до того, что бросал свирепые взгляды на оставленную им шляпу. Он так и забыл ее на стуле.
Я встал, взял эту шляпу и убрал ее в шкаф. Еще не вернувшись за стол, заметил на пальце пятнышко. Оно легко стерлось. Я вернулся и достал шляпу из шкафа, осторожно повертел в руках. Последней потрогал ленту на подкладке. Вот откуда пятно.
Оставив шляпу на столе, я вызвал сержанта Вени-ду. Тот благоухал пивом и торопливо жевал резинку, чтобы скрыть хмельной дух.
— Сержант, какого рода затруднения возникли при удостоверении личности Адамса?
— Ничего особенного. Я разобрался. На самом деле, Денвер не виноват. Они там в запарке, столько народу спешит убраться подальше от Невадского вируса.
— Денвер пусть решает свои проблемы. Просто скажите, в чем было затруднение. Вы сказали, что отпечатки и фотография совпали. А что не совпало?
— Имя, — ответил сержант. — Это единственное, в чем ошиблись в Денвере. Армейский вертолет был тот самый, я сверил серийный номер.
— Но отпечатки и фото были подписаны: Генри Флеминг?
— Да, Флеминг, но в Денвере быстро исправились. Вы же знаете, как нынче работает связь. Да и не мог это быть Флеминг, тому сорок семь, а этому Адамсу двадцать девять. Вы сами видели.
— Кто-то напортачил, — сказал я. — Вызовите то, что осталось от лос-анджелесской полиции, и передайте им, чтобы срочно арестовали Генри Флеминга. Перешлите им то фото и сообщите, что он будет выглядеть несколькими годами старше, и волосы, когда он смоет краску, перестанут быть темным. У него стальная седина.
Венида задвигал челюстями быстрее прежнего.
— Я болван?
— Причем из первых, — согласился я. — Когда решу, что с вами делать, сообщу.
На самом деле Венида был виноват немногим больше меня. Переданное из Денвера по рации фото было мутным и расплывчатым. Денверу хватало мороки и без Флеминга. А замысел его был простым и дерзким. Он и не пытался подделываться под Адамса. Грим только сделал его моложе на вид. Остальное доделала наглая, властная манера держаться. Я сам принял его за финансового воротилу Адамса.
Я встал.
— Шевелитесь. Считайте себя счастливчиком, если мы поймаем этого Флеминга в ближайшие дни. Тогда вам не придется смотреть в глаза расстрельной команде. Со временем, может статься, даже выслужитесь обратно в сержанты.
Я прошел в комнату связи и, помучившись, пробился сквозь помехи к Денверу. Южная Калифорния была всеми возможными средствами отрезана от остального мира. Полностью — то есть в том числе и в отношении любительской связи. Для этого по периметру карантина расположили мощные глушилки. В результате наша собственная связь стала не слишком надежной.
Я не говорил лишнего, просто спросил, вылетели ли от них вертолетом двое мужчин. Да, вылетели двое. Я сообщил им, что искать, и очень скоро они нашли.
Разумеется, Уэйна Адамса III выбросили из вертолета под самым Денвером, и вытолкнул его за борт никто иной, как Генри Флеминг. Адамс упал на мягкую болотистую почву; кожа осталась совершенно целой — а внутри ни одной целой кости. Они его подобрали и отправили для погребения на восток, но меня к этому времени в штабе уже не было.
Я отправился в Лос-Анджелес с конвоем из двух грузовиков, доставлявших медицинское оборудование. Жители карантиного района не питали любви к стерегшим их солдатам, а вот доставке антибиотиков до сих пор не препятствовали.
Едва миновав колючую проволоку, мы нашли сестру. Она лежала на дорожном откосе в двух минутах езды от ограждения, на самом виду у любого проезжающего — только никто до нас там не проезжал. Когда-то на этой дороге было большое движение, а теперь по ней ездили только армейские. Гражданские крепко запомнили, что выезда нет.
Мы остановили грузовик, и двое под прикрытием солдат с карабинами влезли на откос. Сестра осталась жива и, после того, как ее развязали и отодрали залепившую рот ленту, смогла говорить.
— Господи, эти муравьи! — воскликнула она, усердно и беззастенчиво отряхиваясь. И начала рассказ. Я остановил ее на упоминании пистолета.
— Какой у него был пистолет?
— Я не заметила. Думала, он лезет за сигаретами, а секунду спустя уже смотрела в ствол. Он велел остановиться, я и остановилась. Потом он заставил меня подняться сюда и связал.
— Это все?
— Это все. Сел в машину и укатил. Не понимаю, зачем?
— Ему сорок семь лет.
— Это причина?
— Он так считает.
— На сорок семь он не выглядел, — заметила сестра. — Хотя пожалуй, что и выглядел, когда начал потеть. — Она недоуменно нахмурилась. — Он прорвался в Лос-Анджелес.
— Да, хотя все рвутся оттуда. Он исключение.
— Сумасшедший, — решила сестра.
— Я бы так не сказал. Я его отчасти понимаю. Не соглашаюсь, но понимаю. Шансы у него один к двадцати, но он решил, что попытаться стоит.
Мы стали спускаться к грузовику. Я еще спросил у сестры, все ли она пересказала, что он говорил. Тогда она припомнила еще одно. Он интересовался, куда она должна подогнать грузовик и подробно расспрашивал дорогу. Я сам сел за руль и в скором времени мы оказались у медцентра.
Угнанный грузовик стоял там, но Генри Флеминга мы не застали. Он прибыл за несколько часов до нас, припарковал машину и предложил свою помощь. Людей постоянно не хватало, так что его поставили заносить поступавших больных. Полчаса он работал, давал пациентом напиться, утирал губы, прикуривал для них сигареты. Потом ушел куда-то внутрь больницы. Как он уходил, никто не видел, но в здании его не оказалось.