Когда исполнители покинули сцену, слушатели, вежливо щебеча, двинулись к выходу. Дэнни Токар, взглянув снизу вверх на мать, выдернул ладошку из ее руки и отстал. Пока мать занята культурным общением, о нем не вспомнит.
Когда зал опустел, Дэнни выбрался на сцену и застыл среди инструментов. Погладил темную блестящую скрипку. Она оказалась очень тяжелой, словно корпус был сплошным. Он и был сплошным. Дэнни потрогал металлические гребешки. Забавно. С его места в зале они походили на струны и издавали приятный звук. А под его рукой отказались звучать, даже когда он провел поперек смычком, как делал музыкант.
Тем же закончилась и попытка постучать по барабану. Он тоже молчал. Нахмурившись, Дэнни попытал счастья с трубой. Поднес инструмент к губам, дунул, надувая щеки. И ничего. Внимательно рассмотрев инструмент, огорченный Дэнни положил его на место. Подделка. Все инструменты оказались игрушечными, подделками чего-то настоящего, существовавшего раньше.
Но вот музыка фальшивой не была. Он представил себе концерт, гармонию движений и звуков. Музыканты двигали смычками, перебирали струны, стучали, трубили. Откуда же бралась музыка, если не из инструментов? У него в памяти еще звучала симфония.
Один инструмент был гораздо больше остальных. Он стоял на возвышении и выглядел иначе. Подходя к нему, Дэнни наткнулся на барьер. Из зала Дэнни его не заметил — барьер был почти невидимым даже теперь, когда Дэнни на него навалился.
С такими штуками он уже имел дело. Музейная витрина — гарантия, что вещь за ней подлинная. Дэнни умело нащупал пальцами невидимую щелку в прозрачной стене. Сломал ноготь, но барьер раскрылся и Дэнни оказался внутри.
Ему было любопытно. Здоровенный деревянный инструмент с белыми метками вдоль передней стенки. Их, вспомнил Дэнни, касались во время концерта.
Дэнни всегда был повторюшкой. Он и сейчас повторил движение исполнителя, опустив пальцы на метки. Только это оказались не метки — клавиши. По пустому залу раскатился звук. Дэнни испуганно отдернул руки. Он не знал, что эти несколько нот причислили его к музыкальным гениям столетия. Он стал единственным человеческим существом, породившим нечто, похожее на музыку.
Очарованный, Дэнни вслушался. Когда замер последний отзвук, внутри у него стало пусто. Мальчик сел на табурет и потерся о старинный инструмент щекой. Руки сами потянулись к клавишам.
Между тем его мать целеустремленно шагала через город Культуры.
— Я просто в восторге от симфонии, а ты, Дэнни?
Тут она впервые заметила, что сына с ней нет. И ошарашено огляделась.
— Не волнуйся, — утешила ее подруга. — Никуда он не денется. Может, засмотрелся на электрическую рекламу в отделе двадцатого века.
Мать нервно рассмеялась.
— Он такой чудной… Пойдем, надо его найти.
Она свернула налево, где заметила мелькнувшего в толпе ребенка. Но это оказался другой малыш, не Дэнни.
Тут ей повезло. Уличный художник на углу оказался свободен. Мать заколебалась, разрываясь между поисками Дэнни и желанием приобрести настоящее произведение искусства. Свернувшая к кабинке пожилая пара помогла ей решиться. Женщина поспешно вставила в прорезь монету.
— Да? — прозвучал из глубины механизма низкий хрипловатый голос.
— Я хочу две картины, — распорядилась мать.
— Тема имеет значение?
— Одну для детской. Дэнни Токар, одиннадцать лет. Доступ к личным данным у тебя есть.
— Есть. Но если вы уточните…
— О, пусть будет Руо. Он, кажется, довольно безобидный.
Робот-художник сделал себе пометку.
— Дневной вид или ночной?
— Что-нибудь, что бы светилось в темноте, — велела она.
— А вторая картина?
Она задумалась.
— Пусть будет в другом роде. Скажем, сочетание Миро и Гойи.
— Их стили несочетаемы, — предупредил уличный художник.
— А ты сочетай, — отрезала мать Дэнни. — Пора их примирить.
Вздыхать художник не умел.
— Тема картины Миро-Гойи имеет значение?
— Обычный мирный пейзаж. Например, с пуском лунной ракеты.
— Гойя понятия не имел о ракетах, — начал художник, — а при жизни Миро разговоры о них, правда, уже велись…
— Экстраполируй, — резонно предложила мать Дэнни. — Проецируй их восприятие на время пуска первых ракет к луне. Это простейший анализ. — Она назвала свое имя и адрес. Спорить с роботом женщина не собиралась.
В художнике щелкнуло реле, он послал стандартный запрос на размеры квартиры, колористику отделки и обстановку. Одновременно он обобщал требования к картинам. Для мальчика работа предстояла простая. Перестановка элементов оригинального Руо и использование светящегося в темноте пигмента.
С картиной Миро-Гойи задача оказалась сложнее. Пришлось прибегнуть к методу проб и ошибок. Светлого, радостного результата не предвиделось: картина неизбежно получалась шизофренической. Художник обязан был позаботиться, чтобы безумие не слишком бросалось в глаза.
Когда мать Дэнни освободила кабинку, ее сменила та пожилая пара. Эти заказали бабушку Мозес и Нормана Роквелла, слить вместе, но не взбалтывать.
У матери Дэнни не было оснований тревожиться за сына. Несчастных случаев не бывает. Тем не менее она послала подругу в одну сторону, а сама свернула в другую. И только теперь вспомнила про Дворец Музыки.
Он еще не закрылся, хотя до закрытия оставалось недолго. Женщина вступила в сумрак зала. Сцена освещалась мягким полусветом. И с нее звучала музыка, какой эта женщина еще не слыхивала. Ребенок играл, как играли в былые годы бесчисленные дети до него. Простенькая мелодия для двух пальцев, но в ней все же был отчетливый, узнаваемый мотив.
— Дэнни, — позвала мать, но мальчик не услышал. Она взобралась на сцену; правда, с дверью в ограждении ей не так повезло, как Дэнни.
— Дэнни! — она всем телом ударилась в барьер. Дэнни поднял голову, на его лице гасла сосредоточенная улыбка. Мальчик вышел из-за ограждения.
— Это пианино, — сказал Дэнни.
— Знаю, что пианино! И очень ценное, единственное в мире. А ты мог его сломать.
Женщина не знала, что ошибается. В мире существовали еще семь таких тщательно сохраненных и строго охранявшихся инструментов.
— Я осторожно, — сказал Дэнни. — Я не хотел его сломать.
— Послушай, Дэнни. Ты стал бы близко подходить к хранилищу атомных отходов?
— Нет, — признал он.
— Конечно, не стал бы, — подхватила мать. — Такие работы делают роботы. Они для того и изготовлены, им это не вредит. И с музыкой так же.
Дэнни серьезно обдумал доводы матери.
— Но ведь не так. Музыка мне вовсе не повредила, — возразил он. — Мне понравилось играть. Жаль, что у меня нет пианино.
Мать твердо его за руку и повела из зала.
— Запомни, — еще более твердо отчеканила она. — Люди часто слушают музыку. Но играют ее только роботы.
В игровой день Дэнни отправился в город Культуры. Игровые роботы и организованные игры попадались на каждом шагу, но Дэнни не хотелось организовываться. Иногда ему это бывало вовсе не по вкусу.
Он миновал ночной клуб, универмаг и салон красоты середины двадцатого века. Этот период его мало интересовал.
Впервые он задержался перед магазинчиком конца двадцатого. Зашел внутрь, посмотрел на товары. Его и сюда не тянуло, но лучше было изобразить любопытство. «Магазинные несуны караются по закону». Что за магазинные несуны? Разве в те времена были гиганты, способные унести в руках целый магазин?
Дэнни пошел дальше, мимо телефонных будок в самом конце.
Цель была близка. На задворках магазина, у стоянки автомобилей, где до сих пор хранили, поддерживая иллюзию подлинности, старинные машины, он увидел то, что искал. Кабина УПа была больше телефонной будки, и отделана причудливыми зелеными фигурками, которые должны были внушать посетителю чувство покоя и уюта. У самого дома Дэнни имелся УП больше и лучше этого, но Дэнни не зря шел так далеко. Здесь сохранилась одна из ранних моделей, хотя робот выполнял ту же работу, что современные. Он был медлительнее, но Дэнни не спешил.
Мальчик огляделся по сторонам. Время к вечеру, в этот час в городе Культуры мало посетителей. Убедившись, что никто не видит, Дэнни втиснулся в прихожую УПа и закрыл за собой дверь.
Он достал из кармана монетки, вставил их в щель и стал ждать, пока механизм прогреется.
— Имя? — прозвучал старомодный голос УПа. Чуточку слишком сердечный и дружелюбный.
— Дэнни.
— А дальше, Дэнни?
— Просто Дэнни.
Машина медленно отозвалась:
— У вас есть право хранить анонимность. Садитесь, пожалуйста.
Дэнни сел.
— Идентифицируйтесь.
Дэнни иначе понимал анонимность. Помедлив, он прижал большой палец к пластинке.
— Удовлетворительно, — откликнулась машина. — Это для моего внутреннего досье. Я не пытаюсь вас отследить.
Дэнни успокоилась. Устаревший автомат действительно лучше подходит для его целей.
— Прежде, чем вас допустят в комнату для консультаций, необходимы некоторые данные, — продолжал УП. — Сведем их к минимуму. Прежде всего, ваш возраст?
Настал критический момент.
— Девятнадцать, — с готовностью ответил Дэнни.
— Вы молоды, — задумчиво отметила машина. — Вам известно, что лица до восемнадцати не обслуживаются?
Дэнни об этом знал. Потому-то и шел к этому роботу. В надежде, что он не так эффективен, как новые модели, особенно в части системы восприятия.
— Вы еще очень молоды, — продолжал УП. — Я бы посоветовал обратиться за помощью к вашим родителям. Если вы не желаете этого делать, существует услуга бесплатных консультаций.
Дэнни ждал.
— В таком случае, я вас приму, — заключила машина. — У меня, как у уличного психолога, нет выбора. Однако в виду заявленного вами возраста я должен провести проверку вашего психического состояния.
Новые модели уличных психологов проделывали это автоматически. Следуя указаниям механизма, Дэнни надел на голову громоздкое устройство. Он старался мыслить медленно и ясно. Главное, чтобы ясно. Машина не умела читать мысли, зато снимала энцефалограмму, сравнивая ее со стандартной.