— Ну и гангстеры! — удивился обычно невозмутимый Констант, когда Евгений умолк.
— По размаху они давно обогнали гангстеров Чикаго, — снова засмеялся Евгений. — Пожалуй, это их самая грандиозная афера. Но больше всего меня смешит пан майор! Какую рожу состроит он, когда узнает, что все его богатство состоит из фальшивых денег!
Тут засмеялись и Констант, и все, кто был в землянке. Никогда еще не хохотали так в «братской могиле». Невозмутимый Констант буквально катался по нарам. Только Петрович хранил гробовое молчание. Но вид у него был довольно глупый.
Хохот оборвался внезапно. В лесу опять грянул взрыв ракеты «Фау-2»...
Вера вернулась со своим эскортом около четырех утра.
— Все в порядке, — шепнула она командиру, протягивая ему расшифрованную радиограмму. — Директор сообщил, что самолет прилетит. Если завтра, то во время дневных сеансов мой корреспондент передаст нам условный сигнал: три семерки.
В девять утра Констант разбудил Веру, чтобы та послушала Центр. Но Центр молчал. Молчал и в следующие радиосеансы. Только в восемь вечера, настроившись на волну Центра, Вера приняла сигнал: «Та-та-ти-ти-ти, та-та-ти-ти-ти, та-та-ти-ти-ти». Три семерки! Улыбаясь, Вера протянула телефоны Константу. Он поспешно надел наушники, услышал: «Та-та-ти-ти-ти...»
Улыбаясь от уха до уха, Констант передал наушники Евгению: «Та-та-ти-ти-ти...»
Во втором часу ночи, как раз когда выглянула полная луна, штурман двухмоторного «Дугласа», низко пролетая с запада на восток над Бялоблотским лесом, заметил, как внизу вспыхнули выложенные буквой «фау» костры. На третьем заходе бортмеханику, выбросившему из открытого люка трос с кошкой, удалось зацепить туго натянутую между двумя мачтами парашютную стропу. Быстро перебирая руками, бортмеханик втащил в кабину самолета офицерскую полевую сумку. «Дуглас» — на нем не было опознавательных знаков — улетел, держа курс на запад, о чем поручник Рыжий рано утром доложил майору Велепольскому.
Через два часа «дуглас» благополучно приземлился на аэродроме под освобожденным польским городом Седлецом. Сумка с документами и деньгами была немедленно передана командиром корабля подполковнику Орлову, который тут же сел на краснозвездный бомбардировщик «ИЛ-4», стоявший близ взлетно-посадочной полосы с уже прогретыми моторами. Бомбардировщик тотчас взлетел и взял курс на Москву.
Вечером следующего дня Вера приняла радиограмму:
«Командование благодарит группу «Феликс» за материал огромной важности. По мнению специалистов, его трудно переоценить. Послезавтра в 02.00 прилетит самолет — «дуглас» без опознавательных знаков — на указанную вами посадочную площадку. Обеспечьте пассажиров. Директор».
Капрал Вудсток, Констант, Димка, Пупок — все они по нескольку раз перечитывали эту замечательную радиограмму.
— Как знать, — задумчиво сказал Димка, — может быть, мы первыми проникли в эту тайну Гитлера...
Только после войны узнали «капрал» и вся группа «Феликс», что еще в декабре 1943 года разведка белорусских партизан добыла первые сведения о «чудо-оружии» Гитлера, общем устройстве и тактико-технических данных ракет и о подготовке к их пуску против Англии.
Нет, разведчики Бялоблотского леса не были первыми среди тех, кто помог раскрыть тайну «вундерваффе», но и они сделали свое дело.
Констант молчал, но глаза его сияли.
Кто знает, может быть, Вера, эта неприступная гордячка Вера, прочитает радиограмму Центра о новом успехе «Феликса» и, немного оттаяв, скажет ему, как уже однажды после радиограммы с благодарностью за сведения о гитлеровской обороне на Варте: «Костя! Да это просто здорово!..»
Костино чувство к радистке было так же глубоко запрятано, как самый нижний патрон в рожке его автомата. Он не признался бы в нем не то что Вере, а даже Женьке, своему лучшему другу. Этот «сухарь» свято верил, что он как командир не имеет права заикнуться об этом чувстве до полной и безоговорочной капитуляции Германии, ну, по крайней мере, до конца задания и выхода «Феликса» из вражьего тыла.
— Берлин возьмут другие, — глубокомысленно проговорил тертый калач Пупок, — а мы свое сделали.
«Мы»? Увы, об этой радиограмме не суждено было узнать ни Старшому, ни доктору Лейтеру, ни Владлену Новикову, ни многим десяткам и сотням узников «Доры», по крупице собиравшим сведения о «фау».
Капрал Вудсток мчался во весь опор на короткохвостой чалой кобылке лесника Меллера, чтобы сообщить радостную весть своему другу майору графу Велепольскому.
Граф, наверное, не радовался так и в далеком двадцатом году, когда он «отшимал» крест «Виртути милитари» из рук самого «первого маршала Польши и начальника государства» коменданта Юзефа Пилсудского.
— Значит, летим? Значит, летим?! — восклицал граф, обнимая и целуя застеснявшегося капрала. — Летим в Лондон!..
— Вам-то хорошо, — печально улыбнулся капрал. — Вы улетите, и панна Зося улетит, а я останусь в этой волчьей яме...
— Ничего, капрал! — с воодушевлением произнес сияющий граф. — Я вам оставлю отличную агентуру! Вы написали письмо отцу, матери, любимой девушке?
Этот вопрос застал капрала врасплох. На радостях он совсем забыл о семейных узах, связывающих его с Лондоном. Но он тут же нашелся:
— Разумеется, написал! Я вручу вам эти письма на нашем лесном аэродроме. Возить их, согласитесь, опасно. Итак, ровно в полночь я жду вас на опушке.
И он, дружески стиснув руку майора, умчался в ночь. Чалая кобылка отлично помнила дорогу домой...
Праздничное настроение наверняка оставило бы капрала, если бы он только знал о действиях, предпринятых явно недооцененным им майором графом Велепольским сразу же после его отъезда. Майор немедленно позвал панну Зосю и Серого, возбужденно походил по горнице, выпил рюмку шварцвальдской водки.
Когда Серый и панна Зося постучали в дверь, майор встретил их холодно и деловито.
— Панна Зося! — тоном приказа сказал он. — Прошу вас сесть, подпоручник, а вы, Серый, заприте дверь на ключ и смотрите, чтобы нас не подслушали. Я даю вам задание — самое важное задание, которое вы когда-либо получали от меня за все эти проклятые и великолепные годы. Великолепные потому, — явно сбивался на пафосно-театральную речь майор граф Велепольский, — что волею рока мы неуклонно шли к своему звездному часу. Завтра, точнее, послезавтра в два часа ночи мы улетим втроем в Лондон. И там нас встретят как героев, как желанных и небедных гостей! Там мы будем купаться в шампанском!
Серый побледнел от счастья. Панна Зося потупилась. После довольно затянувшейся преамбулы майор перешел к делу:
— Я не предвижу каких-либо осложнений с вылетом, однако меня недаром считали самым хитроумным помощником великого Сосновского, который сочетал удаль улана с расчетливостью шейлока из варшавского гетто. Короче: все это время моя агентура искала связи с Лондоном. И наконец буквально сегодня эти поиски увенчались успехом! Совсем недавно в районе Бреслау выбросилась шестерка разведчиков из числа наших соотечественников в Англии. Они связаны с «делегатурой»-представительством польского эмигрантского правительства в Лондоне. Главное, они держат связь с самим «Си», этим богом Эм-ай-сикс в Эс-ай-эс — секретной Интеллидженс сервис! Они укрылись в майонтке севернее городка Равич, на базе моего старого друга по бригаде и по штурму Киева ротмистра Адольфа Кита. Он не откажется выполнить мою просьбу. Пусть «Си» подтвердит, что капрал Юджин Вудсток его человек, что Эм-ай-сикс получила наши материалы и высылает за нами самолет! Как говорят немцы, осторожность мать фарфоровой посуды.
Майор граф Велепольский довольно потирал руки.
10. ИЗ ЗАПИСЕЙ СТАРШОГО
«После катастрофы под Курском Гитлер перестал строить планы грандиозных наступлений на фронте, стал уповать исключительно на «чудо-оружие».
Помню беседу Гиммлера с руководителями института в Пенемюнде летом сорок третьего. Рейхсфюрер рассказал тонким голоском о планах мирового господства. Потом генерал Дорнбергер задал ему вопрос, уже начавший волновать наш директорат: в берлинском метро, дескать, ныне только и слышишь речь французских и других иностранных рабочих. Угроза саботажа и шпионажа на военных заводах представляется мне огромной... На это «король Генрих I», улыбаясь и поблескивая неоправленными стеклами круглых очков, ответил буквально следующее: «Саботаж можно свести к нулю с помощью немцев-надсмотрщиков. Шпионаж можно свести к минимуму тщательным надзором и суровыми наказаниями. Призыв к мобилизации европейских трудящихся на смертельную борьбу против варваров азиатских степей уже побудил огромную массу людей работать на нас добровольно. Гиммлер свято верил, что все европейские народы признают превосходство «народа господ». Не признают его только евреи и большевики. С моей точки зрения, высокая зарплата и хорошая пища в Германии или в иностранной промышленности, находящейся под германским контролем, привлекут к нам новые массы европейцев. Фюрер полагает, что в итоге экономический потенциал Германии вместе с промышленностью Европы станет равным экономическому потенциалу противника». Эти слова я часто вспоминаю в этом подземном аду...
— Присутствовал ли сам Гиммлер при запуске «Фау-2»?
— Да, в тот же летний день на его глазах мы запустили две экспериментальные ракеты. Одна взорвалась над аэродромом в Пенемюнде, уничтожив три самолета; второй запуск прошел благополучно. А осенью Гиммлер назначил к нам своего надсмотрщика: СС-бригаденфюрера доктора Ганса Каммлера, который прежде возглавлял строительный отдел главного штаба рейхсфюрера СС и был приятелем генерала СС Фегелейна, представителя Гиммлера в ставке Гитлера. Сами понимаете, какая это работа, когда над душой днем и ночью стоит фанатик-людоед с черно-белыми убеждениями. Это он организовал строительство крематориев и газовых камер в лагерях смерти. Этот невежда среди ученых инженеров ненавидел всех, кто был образованнее и умнее его. Нас удивляли его отличные отношения с Брауном. Когда приступили к промышленному выпуску, начались неизбежные неудачи и аварии. Каммлер, а за ним и Гиммлер видели всюду только саботаж, саботаж, саботаж. И все же не было предела нашему изумлению, когда гестапо арестовало по обвинению в саботаже Риделя, Гроттрупа и... фон Брауна! Их обвиняли в том, что в разговоре друг с другом они утверждали, будто хотели использовать «Фау-2» не в военных целях, а научных, для исследования космоса и межпланетных сообщений! Я знал, что идеалист Ридель действительно носится с такой идеей. Значит, его выдал этот карьерист и завистник Браун. А арестовали его лишь для отвода глаз, очевидно, чтобы повысить его возможности в качестве информатора.