алетела мошкара». Жена Ринго, Морин, питала огромное отвращение к насекомым и очень их боялась. Джон, изумленный силой ее ненависти, утверждал, что однажды Морин так свирепо зыркнула на мух в спальне, что через секунду они все передохли, будто сраженные молнией.
Чем жарче становилось, тем больше появлялось мух; они облепляли все съестное. Ринго с Морин пожаловались Махариши. «Того, кто медитирует, мухи не волнуют», — ответил тот. Ринго сразу же обнаружил изъян в этом утверждении и заявил: «Но ведь медитация не помогает от них избавиться!»
110
Двадцать пятого февраля 1968 года в Ришикеше устроили праздник по случаю двадцать пятого дня рождения Джорджа. Как обычно, Махариши всячески обхаживал битлов и их жен, пригласил их к себе на помост и усадил на подушки у своих ног. Послушники опустились на колени, готовые пометить желтой краской чело гостей. Махариши то и дело гладил Джорджа по голове. Монах затянул мантры, а некая Эдна, одетая в пижаму с леопардовым рисунком, расхаживала по залу, раздавая гирлянды из свежих бархатцев. Когда пение завершилось, гости выстроились в очередь, чтобы надеть эти гирлянды на шею Джорджу. Под конец, по словам одного из присутствовавших, он выглядел так, будто «на нем был спасательный жилет».
Махариши разразился пылкой речью, льющейся, точно воды Ганга. В мире еще жива надежда, сказал он. Повстречав Джорджа и его «благословенных друзей», битлов, он понял, что его движение преуспеет и что человечество более не будет страдать. Он добавил, что Джордж — «возвышенная душа, которую благодарят и Бог, и все Его ангелы». Даже для битла это была лесть невиданного масштаба, а ведь каких-то шесть лет назад, накануне девятнадцатого дня рождения Джорджа, «Битлз» освистали на концерте Юношеской христианской организации в Хойлейке[739].
Гости Ришикеша хором затянули «С днем рожденья тебя», а Махариши подарил Джорджу торт с двумя свечками, а еще пластмассовый глобус, перевернутый вверх ногами. «Джордж, глобус, что я дарю тебе, символизирует сегодняшний мир, — пояснил он. — Как видишь, его нужно исправить. Надеюсь, ты поможешь нам в этом деле».
Синтия Леннон считала, что поездка в Ришикеш стала поворотным моментом в жизни Джорджа. Прежде он, по ее словам, был «самым бестактным, неотесанным и зачастую упрямейшим из битлов», но эксперименты с ЛСД вкупе с пребыванием в Индии позволили ему «очень быстро вырасти и из юнца-грубияна стать чуткой, мыслящей личностью. Острые края сгладились, а краеугольным камнем его характера стала самодисциплина».
Однако со временем святость может перерасти в ханжество; Ришикеш также вывел на свет более строгую и занудную, придирчивую сторону характера Джорджа.
Как-то раз, когда Пол поделился планами на следующий альбом, Джордж отрезал: «Мы не песенки сюда писать приехали, а медитировать!» Пола это ошеломило. «Меня как будто отчитали за то, что я вообще дышу».
Патти нравилось плескаться в Ганге, а вот Джордж счел это занятие легкомысленным и прямо ей об этом сказал. С другой стороны, он не видел никакого противоречия между духовностью и плотским влечением. Совсем наоборот: со временем для него одно превратилось в слугу второго. За время пребывания в Индии Патти заметила, что Джордж «очарован богом Кришной, которого окружают юные девы». В Великобританию Джордж вернулся, «желая уподобиться Кришне, духовному существу со множеством наложниц. Он об этом прямым текстом сказал. Его желание распространялось на всех женщин».
О поездке в Ришикеш Пол вспоминает со смесью удовлетворения и скептицизма. Он медитировал, но очень по-английски. Если Джордж с евангелистским пылом превозносил блага медитации: «Есть кайф, а есть высший кайф, такой, когда и по воде сможешь ходить, — туда я и намерен добраться, но травка этому не поможет. Помогут йога и медитация, труд и самодисциплина, отработка кармы», — то Пол подходил к вопросу куда обыденнее. Медитируя, он представлял себе человека, который стоит у деревенского плетня и жует соломинку. «И сразу такое спокойствие накатывает». Впрочем, он сохранял привычную битловскую дурашливость и инстинктивное неприятие власти. «Атас, парни, гасим сиги, училка идет!» — командовал он, завидев Махариши. Пол подшучивал над тем, что гуру проявляет интерес к материальным благам, но при этом восхищался его прагматизмом. Однажды Махариши спросил у битлов, какую машину лучше купить. «Мы ответили: «Ну вот «мерседес» — тачка классная»». — «Практичная? Выносливая? Надежная?» — «Да». — «Значит, купим «мерседес»».
Самые сильные противоречия одолевали Джона: в зависимости от настроения он то принимал атмосферу Ришикеша, то отвергал ее. Без тяжелых наркотиков — которых на территории центра было не достать, потому что они были под запретом, — он с головой окунулся в медитацию. Когда какая-то поклонница спросила, для чего вообще нужна трансцендентальная медитация, Джон накатал ей ответ на две страницы и подписал его: «Jai guru dev», объяснив, что медитация «перемещает разум на уровень чистого блаженства (рая)». Соответственно, одна из песен, написанных им в Индии, носит название «Child of Nature». Ее непритязательный текст («I’m just a child of nature / I don’t need much to set me free»)[740] совершенно не в его духе, в нем нет знаменитой ленноновской язвительности. Тремя годами позже Джон решил записать эту песню: мелодию оставил, а текст заменил. Песня получила новое название — «Jealous Guy»[741], — и теперь в ней говорилось о незащищенности, утрате контроля, боли, злости, зависти и сожалении.
Синтии поначалу нравилось в ашраме: «Покой, тишина и сладкий горный воздух, напоенный ароматом цветов. А главное, мы с Джоном почти не разлучаемся». Однако через неделю все изменилось к худшему. Окружающие заметили, что другие битлы относятся к спутницам с нежностью, а Джон, дружелюбный и приветливый со всеми остальными, избегает Синтии.
«Со мной они держались весело и дружелюбно, а вот друг с другом обращались холодно и отстраненно», — вспоминает фотограф Пол Зальцман[742]. Лишь позднее Синтия узнала, что одинокие утренние прогулки Джона завершались на почте, где его каждый день ждала открытка от японской поклонницы, той самой, которую он однажды назвал «чокнутой».
«Мне было жаль Синтию, — вспоминает Патти. — Джон чуть ли не ежедневно получал на почте открытки от Йоко, в которых та писала вещи типа: «Если видишь на небе облачко, то это я посылаю тебе любовь»».
Сотрудник «Битлз» Тони Брамвелл, посвященный в секрет Джона, перенаправлял эти открытки в ашрам из гостиницы в Дели. «Я вкладывал открытки в обычный конверт, чтобы не расстраивать Синтию».
Пребывание в Индии запомнилось Джону как время сомнений и неуверенности в своих силах. «Я постоянно думал: зачем все это? Сочинение песен — ничто. Бессмысленное занятие, я бездарен, я говно, только и умею, что быть битлом. Что мне с этим делать?» Может, он страшился выбора, который ему предстояло сделать по возвращении?
Тем не менее песни так лились из него, возможно, потому, что заняться было больше нечем, да и наркотиков — по крайней мере, тяжелых — тоже не было: «Julia», «Dear Prudence», «Bungalow Bill», «Across the Universe», «Cry Baby Cry», «Polythene Pam», «Mean Mr Mustard», «I’m So Tired»[743]. Некоторые песни довольно бодры, но Джону они запомнились унылыми. «Хотя в ашраме и было красиво, и медитировал я часов по восемь в день, но песни получались мрачные и полные отчаяния, — вспоминал он. — В «Yer Blues» есть слова: «I’m so lonely I want to die»[744]. Правда, я не шучу. Я пытался постичь Бога, а самому убиться хотелось».
Первыми ашрам покинули Ринго и Морин — сбежали от мух и насекомых. «Махариши — человек приятный, но он не для меня», — сообщил Ринго репортерам.
Они с Морин ничего не имели против медитации, но по детям соскучились. «Это не шарлатанство… если все станут медитировать, то в мире заживется счастливее». Дома, в «Санни Хайтс» Ринго получил от Джона открытку: «Вот тебе частичка индийской энергетики. У нас набралось песен на два альбома, расчехляй барабаны».
Пол и Джейн уехали через шесть недель, назвав свое пребывание в ашраме «очень продуктивным». В музыкальном плане для Пола это было действительно так: «Blackbird», «Rocky Racoon», «Back in the USSR», «I Will», «Mother Nature’s Son» и «Ob-La-Di, Ob-La-Da», а заодно коротенькая напористая «Why Don’t We Do It In the Road?»[745], вдохновленная видом двух обезьян, совокуплявшихся у всех на виду.
Для Джона с Синтией и Джорджа с Патти все закончилось слезами. Джон заявил Махариши, что у него есть приятель, который сможет построить в Ришикеше радиостанцию, чтобы вещать о трансцендентальной медитации по всему миру. А излишки энергии можно будет пустить на освещение ашрама и окрестных деревень. Этим кудесником, конечно же, был Волшебный Алекс Мардас, который всегда бесстрашно брался за любой проект, чем масштабнее, тем лучше, и не гнушался бросить незавершенной любую работу, даже самую незначительную. В Ришикеш он приехал с рюкзачком, в котором уместился набор отверток да пучок проводов. На групповом фото он стоит в двух рядах позади Ринго: без улыбки, в солнечных очках, глядит прямо в камеру, точно мстительный Бруно в сцене на теннисном корте из хичкоковских «Незнакомцев в поезде»[746].
По некой причине Мардас невзлюбил Махариши. Возможно, из ревности, ведь его, шамана-кудесника, потеснил этот морщинистый старец, обещавший научить битлов левитации. Или же он боялся, что его самого разоблачат? До Тони Брамвелла дошли слухи, будто бы Махариши, дипломированный физик, слишком интересовался, как именно Волшебный Алекс собирается соорудить международную радиостанцию из пучка проводов и пригоршни предохранителей. «Он задавал дельные вопросы, а Алекс не мог на них ответить и запаниковал».