Владимир ШатакишвилиОни ковали ядерный щит СССР
Всё началось с капусты
О нём я впервые услышал в 1984 году. Отец моего школьного товарища Володи Аветисова – Георгий Александрович – поведал нам любопытную историю о пользе потребления капусты. Зашли мы как-то вместе в буфет гостиницы «Ессентуки» перекусить, а там – только варёные яйца да салат из свежей капусты, ну, и, конечно, чай. За этой небольшой трапезой и прозвучал рассказ, запомнившийся мне на долгие годы.
Суть повествования сводилась к следующему. Один уважаемый человек долгие годы ежедневно – утром, в обед и вечером – ел капусту, привычную для каждого: свежую, квашеную, солёную, тушёную, голубцы из её листьев, пирожки с соответствующей начинкой, кроме того, борщ, щи и т.д. С одной стороны, ничего удивительного в гастрономических пристрастиях человека, любящего популярный и почитаемый в народе овощ, нет, но, когда-то, очень давно, капуста спасла ему жизнь…
Разговор этот состоялся за два года до Чернобыльской катастрофы, и мир ещё не знал ужасов, постигших нашу страну. Были срочно засекречены данные о предыдущих таких же авариях. Люди, имевшие сведения или пострадавшие при этом, давали подписку о неразглашении государственной тайны, а это уже серьёзно. Со слов Георгия Александровича, мы узнали, что его добрый знакомый Иван Никифорович Медяник в далёкие послевоенные годы работал руководителем крупного секретного подразделения, занятого производством атомной бомбы. В его подчинении находились десятки тысяч человек, среди которых, кроме добровольцев, были заключенные, вольнонаёмные и даже немецкие военнопленные. Беда случилась неожиданно, многие получили, чуть ли не смертельную дозу облучения. Людей ежедневно проверяли, они сдавали кровь на анализ, но результаты были неутешительными. Справедливости ради, надо заметить, что тогда ещё никто не знал какое это заболевание с возможным летальным исходом.
В один из дней к Ивану Никифоровичу на приём попросился немецкий военнопленный, и сказал, что прекрасно понимает серьёзность случившегося, и готов поделиться известным ему рецептом лечения: капустой. Но считает, пусть Медяник испробует сначала на себе этот метод, если анализы крови улучшатся, тогда этот эксперимент можно будет применить на всех пострадавших. Медяник согласился и несколько месяцев ел капусту в разных видах, чуть ли не тоннами. Вскоре его пригласили в лабораторию и предложили повторить анализ, так как предыдущий не соответствовал сложившимся за последние месяцы показателям. Сделали второй, третий, десятый… Всё говорило о наступлении стабильных тенденций к улучшению. И пошли на Урал эшелоны с капустой. Радиация отступила… Иван Никифорович категорически отрицает участие военнопленных в строительстве секретного объекта «Маяк». Фигурантом эпизода с капустой был, по его словам, не немецкий врач, а начальник отдела труда и зарплаты комбината.
Весна 2003 года. Сижу в кабинете генерального директора ЗАО «Горячеводск» А.П. Сахтариди. Это было время, когда на Кавминводах затевался проект строительства ледовых дворцов. Вечерним рейсом мы с Александром Петровичем улетали в Москву на переговоры с вице-президентом профессиональной хоккейной лиги России В.Т. Шалаевым.
Перед вылетом нужно было обсудить и принять кое-какие важные организационные решения. Попросили секретаря никого в кабинет не пропускать, хотя в приёмной народа собралось немало. Несмотря на предупреждение, она всё-таки ввела высокого пожилого человека, грудь которого украшали ордена и медали. Надо сказать, что главный офис фирмы располагается в здании станции технического обслуживания автомобилей N№1, а вошедшего представили как первого её директора, построившего станцию с нуля. Конечно, с теперешним хозяином директорского кабинета он был хорошо знаком: гость долгие годы дружил с Петром Павловичем Сахтариди – отцом Александра Петровича. Ветеран обратился за помощью – отремонтировать его старенький «Москвич-2141». В кабинет пригласили мастера цеха, дали задание произвести полное профилактическое обслуживание автомашины, причём за счёт предприятия. Потом принесли чай с мёдом, и потекла беседа о проблемах транспортников.
К разговору я подключился лишь когда гость сказал, между прочим, что ему через месяц исполняется 91 год. Согласитесь, для человека, управляющего автомобилем, возраст более чем солидный. Незамысловатый мужской разговор, казалось, ничего интересного для меня не предвещал: голова была забита хоккейными проблемами и их возможным решением. Но вот прозвучала давно сидящая у меня в голове фамилия – Медяник, плюс к этому – причастность его к испытанию первой атомной бомбы в СССР. Нужно было быть полным невеждой (а я себя таковым не считаю), чтобы не сообразить, что перед тобой сидит тот самый человек-легенда, в возвращении которого к жизни была капуста! Факт этот знаю два десятка лет. Конечно же, я мечтал о встрече с ним, но не мог и предположить, что он ещё жив-здоров (простите меня, Иван Никифорович) и судьба преподнесёт мне роскошный подарок. Вскоре мы стали не только добрыми знакомыми, но и подружились.
А тогда я бросился в наступление и признался своему новому знакомому, что знаю о его чудодейственном исцелении. Оказалось, что далеко не всё в легенде соответствовало действительности: кое-что изменено с учётом требований послевоенного времени, кое-что приукрашено, а в целом же этот факт в биографии моего героя действительно имеет место. Уже завершалась в типографии печать книги – «Без гарантий века», написанной Александром Фёдоровичем Мосинцевым, известном на Кавказе и уважаемом мною членом Союза писателей России, посвящённая блистательной биографии Ивана Никифоровича. Прочитав книгу, убедился, что осталось ещё немало фактов и для меня – я тоже задумал о Медянике книгу. Судьба его удивительная. Потрясающая. Огненная судьба! Вот у этой Судьбы и постараюсь взять интервью. У Судьбы замечательного человека.
2 июня 2006 года Ивану Никифоровичу Медянику исполнилось 94 года, и эта маленькая повесть о нём (очень на это надеюсь) станет моим подарком к его юбилею – 95-летию, а значит признательностью за то, что он сделал для миллионов людей.
Я с памятью своей дружу…
Когда Иван Никифорович перебирает в памяти былые дни и годы, меня берёт оторопь. Сверхзасекреченные идеи, режимные города, объекты, имена в его рассказах обретают окраску такой откровенной будничности, привкус рядовой службистской текучки, что на первых порах нашего знакомства (каюсь!), где-то в глубине души нет-нет, да и кольнёт сомнение: а было ли всё это на самом деле? Не изменила ли человеку память? Нет ли естественного желания присоединить своё имя к знаменательным и судьбоносным событиям Отечества? Ведь человеческое тщеславие – категория загадочная и непостижимая.
Нет, нет и нет! Память ему не изменила, свидетелем и непосредственным участником тех давних событий он был на самом деле. И не кичится, не ждёт грома медных труб славы – рассказывает спокойно и уверенно этот высокий, седой человек с пронзительным взглядом умных глаз и чуть заметной – прощающей моё недоверие – усмешкой.
Да, он – не физик-атомщик, не профессор, не доктор наук. Не занимался ни «поимкой» увёртливого нейтрино, не изобретал электронного мозга, не расщеплял атома, не «взвешивал» звезду из Туманности Андромеды или Кассиопеи, не бился головой о стену, ища верного решения в хитроумных проектах.
Он, как сам отрекомендовался, – автомобилист со стажем. Строитель. Транспортник. У него ещё уйма профессий, которыми овладел, уступая жесточайшим жизненным обстоятельствам. Позже я расскажу и об этом.
Сейчас, в свои девяносто пять, он продолжает водить машину. Сам за рулём. Водительское удостоверение нового образца действительно до 2009 года. Сотрудники ГАИ (использую старую, привычную слуху аббревиатуру команды блюстителей дорожного порядка) его не останавливают для уточнения личности или явного нарушения медицинских, а точнее – возрастных! – ограничений. Да, знают, знают нашего деда, знают Ивана Никифоровича – и на Ставрополье, и на Кавминводах, и в Москве, и на Урале, помнят во всех номерных «челябинских» и на некогда сверхсекретном и закрытом «Маяке».
Он не профессор, не доктор наук, не академик. Но звание «Ветеран атомной энергетики и промышленности» имеет. И гордится этим по праву. И к тому, что гениальные наши учёные-атомщики, мировые светила науки создавали «на страх врагам и мировому империализму», а именно – к подготовке испытания первой советской атомной бомбы – отношение имеет непосредственное.
Первый полученный радиоактивный плутоний – эту чудовищную смертоносную «начинку» для первой советской атомной бомбы – доставил к месту назначения в феврале 1949 года Иван Никифорович Медяник. Это было опасно. Это было сверхопасно! И для самого водителя, и для его обязательного сопровождающего из ведомства Лаврентия Берия – полковника Н.М. Рыжова, и для закрытых, необозначенных ни на одной карте, секретных городов, где от идеи до реального воплощения выращивалась бомба. Опасно, в конечном счёте, и для сотен тысяч людей, и для земли и неба, и для всего Урала с его несметными богатствами.
И зима, и дороги стылые, трудные, неблизкие, где каждая неожиданная кочка могла обернуться непоправимой бедой, всё помнится Ивану Никифоровичу так, словно только что он смахнул холодный пот со лба – от напряжения, естественного волнения, невольного страха за возможную непредвиденную ошибку.
Отправлял машину со смертоносным грузом в опасный путь известный физик Юлий Борисович Харитон, «благословив» её на свой «учёный манер».
Встречал у пункта назначения Игорь Васильевич Курчатов, довольный нескрываемо. Пожал Ивану Никифоровичу Медянику руку – «как атомщик атомщику», и хитро улыбался.
Всё обошлось. Плутоний, без которого бомба была просто пустышкой, был доставлен в лабораторию. Наступали последние месяцы перед испытанием. Остального не знает только ленивый или совсем молодой:
29 августа 1949 года на ядерном полигоне вблизи Семипалатинска прошло испытание первой советской атомной бомбы.