Идахати. Ничего не понимаю… Это твое заикание. Говоришь, пора к эшафоту везти? Так пойдем!
Кандзи. Да, да… Скорей! Скорей!
Поспешно уходит вместе с Идахати.
Госитиро (провожает их взглядом). И он был когда-то моим старшим братом! Совсем другой человек! С кем поведешься, от того и наберешься! Несчастный…
Пауза. Входит Рокудзо.
Рокудзо. Господин! Уже кончили ваше дело?
Госитиро. Ты не болтай никому, что я здесь разговаривал с парией! Выпей чаю!
Рокудзо. Хэй! Хэй Эй, девицы! Дайте-ка чаю!
Появляются О-Кумэ и О-Кику.
О-Кумэ. Сейчас принесу горяченького.
О-Кику. Простите за недосмотр. (Наливает чай.)
Госитиро и Рокудзо пьют. Снова приходит Манскэ.
Манскэ. А где тот пария? Ушел? А… Деньги-то оставил.
О-Кику. Откуда бы ему взять столько денег?
Госитиро. У него много денег?
Появляется Оноэ – теперь пария О-Сае. На ней большая тростниковая шляпа. В руках сямисэн. Она скрывается в тень дерева и слушает разговор.
О-Кумэ. Странно!
Манскэ. Наверняка ограбил кого-нибудь.
Госитиро. Ограбил?
О-Сае невольно делает шаг вперед.
Манскэ. Да что ж! С него станется.
Госитиро. Ну и времена! (Задумчиво глядит s ту сторону, куда скрылся Идахати.)
О-Сае смотрит туда же; Манскэ пересчитывает деньги, оставленные Идахати. О-Кумэ и О-Кику выносят из дома соль и посыпают место, где сидел Идахати.[14] В храме Асакуса звонит колокол.
Занавес
Действие второе
Жилище парий в районе Асакуса. Бедный домик с деревянной крышей. Бамбуковая галерея. Направо – стенной шкаф и полки; за ними – раздвижные перегородки с прорванной бумагой. Направо в глубине – кухня. Налево возле дома – изгородь. За нею – ивовые деревья. Под вечер того же дня, что и в предыдущей картине. У жаровни заика Кандзи подогревает сакэ в металлической бутылке и пьет прямо из горлышка. Бывший бонза, ныне пария Кускэ раздувает в кухне очаг. Кваканье лягушек.
Кандзи. Славно так выпить. (Смотрит на небо.) Что это с погодой? Дождь собирается?
Слева появляется пария Усидзо, в руках у него вяленый осьминог.
Усидзо. Эй, Кандзи! Старшина еще не возвращался?
Кандзи. Скоро, наверное, будет. Уж пора. Э… да у тебя осьминог!
Усидзо (усаживаясь на галерее). Сегодня, говорят, день рождения старшины… Вот тебе и закуска – когда чокнемся. Плохо, что ли?
Кандзи. Все сойдет. Ну-ка, глотни. Как раз хорошо подогрелось. (Протягивает ему сакэ.)
Усидзо (пьет). Что это у вас? Страшный дым. Кто-нибудь в кухне?
Кандзи. Да этот мерзавец бонза. Рис варит.
Усидзо (кричит в сторону кухни). Эй, ты! Будет тебе дымить. Тут крыс нету.
Кускэ (из кухни). И каких еще два здоровых крысака.
Усидзо. Это ты кого так обзываешь?
Кандзи. Смотри, живо ноги переломаю.
Кускэ. Как бы тебе самому башку не свернули.
Кандзи. Ах ты, бонзишка проклятый! Еще разговаривать! Отдавай деньги, что взял на днях, а не то… Выкладывай сейчас же.
Кускэ. Дудки… А за молитвы по тебе, когда издохнешь, кто мне заплатит? Наму Амида буцу…
Кандзи. Ну, хоть ты и бонза, я тебе сейчас покажу! (Хватает бутылку и встает.)
Кускэ. Драться? Это, братец, я всегда готов.
Усидзо. Эй вы, черти!., будет вам. Бросьте! (Хочет их остановить.)
Кандзи и Кускэ дерутся. Усидзо старается их разнять. Во время свалки он замечает приближающегося Идахamи.
Усидзо. Старшина!
Кускэ. Старшина? Тогда, пожалуй, хватит. Ай, ой! Запахло… Рис подгорел. Ай-яй-яй! Наму Амида буцу. (Бежит в кухню.)
Кандзи. Я тебе покажу!
Усидзо. Убирай скорей.
Кандзи. Да. (Поспешно уносит в кухню бутылки и посуду.)
Усидзо с осьминогом в руках следует за ним. Входит Идахати. В руках у него копье. За ним – четверо парий, его помощников по обязанностям палача: Tema, Тор амацу, Дэнхати, Гэнкити.
Идахати (помощникам). Спасибо, ребята. Заходите, поднесу по чарке.
Тета (к товарищам). Раз старшина приглашает, что ж? Давайте угостимся.
Все рассаживаются на галерее. Из кухни выходят Усидзо и Кандзи.
Усидзо. А, старшина. Здравствуй.
Идахати. Здорово, Кандзи. Когда я уходил, то заказывал тебе сакэ. Готово?
Кандзи. Готово и переготово.
Идахати. Эге… ты уж хватил.
Кандзи. Малую толику… Всего только попробовал, в самый ли раз.
Идахати. Врешь. Язык у тебя – как у полчеловека, а глотка – как у двоих. Ха-ха-ха!
Усидзо. Кого сегодня казнили?
Идахати. Женщину… Славная баба.
Кандзи. Я видел, когда ее возили по городу. Лет двадцати пяти… Ладная бабенка.
Из кухни выходит Кускэ с перевязанной рукой.
Кускэ. Старшина… (Приветствует его.) Я тоже ее видел. Немного смугловата, но женщина хоть куда.
Кандзи. Что она там натворила – не знаю, но все же… колоть ее копьями жалко, что и говорить.
Кускэ. Будь я судья, сослал бы ее куда-нибудь подальше или еще что-нибудь. А то распинать – это чересчур.[15]
Идахати. Услыхали, что баба, – все и повылезли смотреть. Ха-ха-ха! Она жена какого-то торговца из Рёгоку. Сошлась с приказчиком и хотела было мужа убить… Смертная казнь за это положена. Так ей и надо. Мы сегодня работали вместе с Ситибэем. Привязали к столбу, как полагается… показываем ей копья. И что ж бы вы думали? Она смеется.
Кандзи (переглядываясь с Кускэ). Ну и баба.
Кускэ. Прямо жуть берет.
Идахати. Не боится. Забавно. Гляжу я в ее смеющееся лицо и копьем под правую грудь как ткну. Ситибэй – под левую. А она все улыбается.
Усидзо. Да, выносливая.
Идахати. Тут мы и начали ее с двух сторон – поочередно. Я – в правый бок, он – в левый. Обыкновенно после семнадцатого-восемнадцатого раза из женщины и дух вон, а эта шевелилась и тогда, когда я ей засветил двадцать пятое копье! Упрямая баба оказалась.
Кандзи и Кускэ (вместе). Брр…
Идахати. Что рожи корчите? Выйдете в люди – сами будете этим делом заниматься.
Кускэ. Нет… От этого уж – увольте! Наму Амида буцу.
Идахати. Ты опять за свою старую песню? Брось! Лучше вот вытри кровь с копья и положи его туда. (Передает оружие Кандзи.) Я пойду переменю платье. А у вас чтоб было все готово.
Кускэ. Ладно, ладно.
Идахати снимает гэта и входит в дом.
Усидзо (пришедшим). Ребята, помогите-ка перетащить сюда сакэ и закуску.
Парии выносят из кухни сакэ и закуску; для Идахати ставят маленький столик.
Кандзи. Ну прямо пир. Поглядите-ка на эту рыбу… Как покромсал-то. Видали, как Кандзи работает ножом? А?
Тета. Да. Знатно нарезана.
Усидзо. Сегодня старшина угощает. Пейте сколько влезет.
Из внутренних помещений входит Идахати в другой одежде.
Идахати. Веселитесь, ребята! Зачем мне отдельно поставили? Будем пить вкруговую.
Все усаживаются и начинают пить.
Тета. Я слышал, старшина… Сегодня как будто день твоего рождения.
Идахати. Пожалуй, да… Собственно, день моего перерождения. Как раз ровно пять лет назад я неудачно покушался на самоубийство в Есиваре и попал за это к нашему Дзэнсити в парии.
Усидзо. Уже пять лет? Ну и летит же время. Ты тогда был красивый, благородный самурай. Мы все потихоньку даже жалели, что такого славного парня и вдруг – в парии. Ну что ж? Ты и рода знатного, грамоту знаешь, в воинском искусстве смыслишь – быть тебе у нас старшиной. Теперь ты самый распрекрасный старшина.
Кускэ. Я появился здесь чуть раньше тебя. А как был бонзой, так и остался.
Идахати. Да… тебя тоже у столба в Нихонбаси выставили.
Кускэ. Ведь я самую главную статую Будды в храме и ту заложил. И все из-за чего?… Из-за того, что ходил в веселые местечки… Наму Амида буцу…
Идахати (пьет). Какая у тебя скверная привычка осталась… это твое «Наму Амида буцу». В первое время, когда я сразу из самураев перелетел в парии, то все дни охал и ахал… «Как же так? Какая злая судьба!» А потом здешний дух пропитал и меня… И опять стало интересно жить. Во-первых – свободно. Никакой тебе обузы вроде этой самурайской службы. И как только я ее переносил так долго?
Усидзо. Правильно. Чем служить всяким князьям – так куда свободнее.
Идахати. В тот день, когда я сюда явился, самурай Идахати исчез… И в мире народился новый человек – пария Идахати. Поэтому я и решил, что этот день будет днем моего рожденья. Буду праздновать его каждый год.
Тета. Вот оно в чем дело. Теперь понял. Значит, бабенка, что приходит сюда из Синагавы, и есть та самая из Ёсивары?
Кандзи. Она. Теперь тоже в париях, а раньше была куртизанкой… Красотка, скажу я вам.
Идахати. Которая лучше? Она или сегодняшняя, что везли казнить?
Кускэ. Можно ли сравнить… Твоя в десять раз лучше: все при ней… И красива, и статна…
Идахати. Скоро я тебе покажу еще получше. (Смеется.)
Усидзо (обращает внимание на помощников Идахати). Эй, чего не пьете?
Торамацу. А разве мы зеваем? Когда можно выпить, маху не даем.
Дэнхати. Пока вы тут говорили – мы под тихую… Видишь тарелки – пустота.
Усидзо. Да…
Гэнкити. Нет ли еще чего-нибудь поесть? (Смотрит направо.) А! Вот тебе и закуска… славная… (Подходит к краю галереи.) Собачка, собачка… Пойди сюда!
В сад забегает собака.
Торамацу. Заблудилась, видно, из какого-нибудь дома…
Идахати. А нам что за дело? Зарежем ее и съедим.
Дэнхати гоняется за собакой. Та убегает.
Дэнхати. Проклятое животное! Убежала.
Тета. Ступай в поле… Там змеи и жабы… Уж появились, верно.