Задача власти – не дать «одномерному человеку» провалиться из состояния низшего среднего класса в бедность.
Но именно это и будет происходить. К октябрю уходящего года бедных в стране было 18 миллионов, или 12,6 % от общей численности населения. Даже если удастся формально не уронить этот показатель, инфляция, которая будет сжирать любое повышение доходов, зарплат и проч., может сузить электоральную базу режима. Который и держится на конформизме примерно 70 % населения, болтающегося в коридоре между высшим средним классом и низшим средним классом, близким к выпадению из всех социальных луз, обозначающих более или менее нормальный образ жизни – хотя бы в бытовом и потребительском смыслах.
Соответственно, и социальный контракт, колеблемый в том числе снижающейся ценой нефти, придется, скорее всего, переформулировать.
Если, конечно, новый посткрымский человек, он же «одномерный», он же nowhere man, перестанет быть, по формуле Леннона, «слепым, насколько это возможно» и увидит прямую связь между свойствами политики и экономическими последствиями.
Возможно, 2015 год станет временем преодоления слепоты. Что, кстати, необязательно означает немедленный выход на площадь – достаточно революции в голове.
2014 г.
Выстрелы в спину
Масштаб личности становится понятным после смерти, не обязательно насильственной. Власть считала Бориса Немцова «несуществующим» политиком, а при этом его убийство – во всяком случае, для думающей части населения страны – стало шоком.
Та ненависть, та агрессия, которую раскочегаривали в последние годы, когда натравливали большинство на «пятую колонну» и «национал-предателей», сконцентрировалась в этом акте политического террора, в этих выстрелах, что характерно, в спину, в нескольких сотнях метров от Кремля.
В этом смысле Борис Немцов ответил за всех нас – виртуальные убийства с помощью пульта от телевизора и компьютерной мыши вдруг переплавились в убийство подлинное.
И жертвой стал именно Борис – теперь-то понятно, кто был в стране настоящим политиком, а не искусственно-номенклатурным или созданным исключительно деньгами.
Если на стену повешено ружье, то, естественно, рано или поздно оно выстрелит. Если лояльный российский политический класс, поучаствовавший в разжигании тотальной агрессии по отношению к либералам и демократам, думает, что стреляли не в него, он ошибается: ненависть, достигнув определенного градуса, становится универсальной.
Немцова считали поверхностным, лозунговым. Но в каком из своих лозунгов он был не прав? Кто опроверг хотя бы строчку из его совместных с Владимиром Миловым блестящих докладов «Путин. Итоги» и «Лужков. Итоги»?
Вообще-то убили человека, который должен был – и мог – стать президентом России. Было бы России от этого хуже?
Это был человек феерически талантливый. И не его вина, что именно в России он, прирожденный политик, political animal, был непопулярен. Никто уже не помнит, что он был талантливым физиком. Никто не вспоминает о том, что он был потрясающим главой региона. Как однажды сказал о нем его близкий коллега: «Боря – это настоящий губернатор, только с очень высоким IQ».
У Немцова-губернатора был бешеный рейтинг. Он нравился Борису Ельцину, и «дедушка» посматривал в его сторону как на потенциального преемника. В начале 1996-го, когда у Бориса Николаевича рейтинг стремился к нулю, а у его оппонентов Зюганова и Жириновского оставался как минимум устойчивым, Егор Гайдар ездил в Нижний Новгород к Борису Немцову уговаривать его выдвигаться в президенты.
Немцов категорически отказывался, говорил, что ему в Москве так нехорошо, что «начинает болеть живот». Потом в столицу его все-таки вытащили, чуть ли не силком, тогда уговаривать его моталась в Нижний лично дочь президента Татьяна Дьяченко. И весной 1997 года Борис Немцов стал вице-премьером в правительстве «младореформаторов». Где и сжег свою харизму и спалил свой рейтинг.
Запомнилось пересаживание чиновников на «Волги», а вообще говоря, тогда они с Анатолием Чубайсом подготовили программу структурных реформ, которая не реализована до сих пор, что стоило в результате стране нынешнего спада и депрессии в экономике. В частности, Немцов лично готовил указ о реформе естественных монополий. В итоге эти «противоестественные монополии», не будучи реформированными, доедают остатки конкурентного экономического потенциала страны.
А рейтинг вице-премьера добили господа олигархи, не простившие Чубайсу и Немцову честного аукциона по продаже «Связьинвеста» и ставшие валить правительство «младореформаторов» с помощью беспрецедентной по масштабу информационной войны.
Кстати, на «Волги» было бы неплохо пересадить и нынешних чиновников. В рамках экономии бюджетных средств. И кампании по воспитанию патриотизма.
Немцов был очень хорошим управленцем. Совещания вел жестче и четче нынешних государственных начальников, с очень внятным целеполаганием. Что, впрочем, не спасло партийный проект либералов СПС, который он возглавил.
После поражения либералов в 2003 году, ареста Михаила Ходорковского и окончательной смены курса власти Немцов принимал участие в попытках реанимации партии, но потом честно констатировал: «Выбирая между политической проституцией и смертью, мы выбрали смерть». Именно тогда Немцов перестал носить галстуки. И превратился из полуполитика-получиновника, из «провинциала в Москве» в «бунтаря». Кажется, в первый раз его повязали в Питере в 2007-м на «Марше несогласных». И пошло-поехало…
Не состоялся президент. Был вышвырнут из легальной политики настоящий политик. А потом его убили. Биография Немцова словно отмеряла отрезки деградации российской политики, веху за вехой.
Если у смерти есть масштаб, а он измеряется историей, не сегодняшним отношением к событию, то кончина Немцова сопоставима со смертью другого человека, изменившего Россию, – Егора Гайдара.
После таких смертей и политических убийств в странах меняются мозги людей, разворачивается политическая ситуация, даже политика властей. Уверен, что у нас будет не так. У нас – тефлоновое, агрессивное и парадоксальным образом одновременно индифферентное ко всему общество. Не изменится ничего. В том числе и та атмосфера в государстве, которая и привела к убийству Немцова, «национал-предателя», никуда не уезжавшего из страны и остававшегося ее едва ли не последним искренним и неравнодушным политиком.
…Однажды Борис по-настоящему тронул меня. У нас была встреча в кафе, и в ожидании Немцова я заказал какие-то диетические котлеты. Обнаружив эту сцену, он остановился как вкопанный у столика и очень искренне, в своей немного медвежьей манере только что не закричал: «У тебя что, мама тоже еврейка?!» Эта была непосредственность реакции очень живого и доброго человека.
Эти доброта, живость и честность окончательно ушли и из российской политики.
2015 г.
Чисто российское убийство
По данным Frankfurter Allgemeine, мотивом «летальной» ненависти к Борису Немцову могло стать то обстоятельство, что он консультировал американцев по поводу физического наполнения санкционных списков и даже «списка Магнитского». Скорее всего, так оно и было: уж, наверное, готовившие решение о конкретных индивидуальных санкциях американские эксперты опирались в том числе и на разговоры с теми, кто капиллярно и изнутри знал российский политический серпентарий.
Правда, нет никаких оснований полагать, что для следствия эта информация станет той нитью, которая ведет в правильном направлении. Просто еще раз подтверждена простая информация: у Бориса Немцова было много врагов в немонолитном российском истеблишменте, в разных его «элитных подразделениях» – в прямом и переносном смыслах. И «чеченские исполнители» совсем не обязательно имели чеченских же заказчиков.
Зато типологически эта трагедия подтвердила свой статус типичного и исторически повторяющегося в деталях чисто российского убийства российского либерала.
Так уж совпало, что именно сейчас в издательстве Европейского университета в Санкт-Петербурге увидела свет строго научная монография доцента Хельсинкского университета Марины Витухновской-Кауппалы «Финский суд vs “черная сотня”» об обстоятельствах убийства 18 июля 1906 года профессора Михаила Яковлевича Герценштейна, выдающегося деятеля партии кадетов, депутата Первой Государственной думы, специалиста по аграрному вопросу.
Детали этой трагедии, в том числе ее политическая и идеологическая подоплека, находятся в исторической перекличке с убийством Бориса Немцова.
Прогулочная дорожка в популярном среди петербургских дачников идиллическом поселке Териоки (ныне Зеленогорск), который тогда входил в состав Великого княжества Финляндского, и московский мост ночью – места немноголюдные. Хотя свидетели преступления наличествовали. Герценштейн был не один – прогуливался с женой и дочерью, причем дочери случайно прострелили руку.
Как и Немцов, Герценштейн был убит выстрелами в спину, правда, всего лишь двумя пулями и стреляли разные люди. Но сама бригада убийц – отморозков-черносотенцев, состоявших в Союзе русского народа (СРН) и при этом сильно замотивированных предложенными за убийство деньгами, – насчитывала четыре исполнителя.
Прямого заказчика Юскевича-Красковского и одного из соучастников немедленно после приговора финского суда помиловал государь император, сочувствовавший «патриотам», попавшим под колесницу чрезмерно дотошного, беспристрастного и не учитывавшего широту души русского человека финского суда, обладавшего автономией по отношению к судам имперским.
(Черносотенцы с неизменным успехом бомбардировали царя слезными посланиями в духе современной национал-патриотической публицистики: сам факт суда над русскими людьми на финской территории они оценивали как «унижение Русской Государственности», а Финляндия описывалась примерно так же, как сегодня Госдеп, – как источник революционной заразы.)
Немцову перед покушением угрожали. Не избежал этого и Герценштейн, получавший черные метки – карточки от «Каморры народной расправы». Правда, орфография у «черной сотни» хромала, поэтому первое слово было накорябано как «комора».