Сторожиха полезла через забор. Дети же так и сидели в песочнице, изумлённые происходящим.
— Красиво, — восхитилась малышка Мю.
— Вот так-то! — Снусмумрик горделиво поправил шляпу. — А теперь мы сорвём все таблички, и пусть каждая травинка растёт так, как ей нравится.
Всю свою жизнь Снусмумрик мечтал разделаться с объявлениями, которые запрещали всё то, что он любил, и теперь дрожал от предвкушения и восторга. Он начал с таблички «Не курить». Потом атаковал «На траве не сидеть», накинулся на «Смеяться и свистеть запрещается» и зашвырнул куда подальше «Не прыгать».
Дети в песочнице смотрели и изумлялись всё больше и больше.
Наконец они решили, что Снусмумрик пришёл их спасти. Они вылезли из песочницы и окружили его.
— Идите домой, детки, — сказал Снусмумрик. — Идите куда хотите!
Но дети никуда не пошли, они облепили его со всех сторон. Когда была выкорчевана последняя табличка и Снусмумрик взял рюкзак, чтобы уходить, дети пристроились за ним.
— Брысь, — сказал Снусмумрик. — Домой, к маме!
— Может, у них нет мамы, — заметила малышка Мю.
— Но я совсем не умею обращаться с детьми! — в ужасе воскликнул Снусмумрик. — Я даже не знаю, люблю ли я детей!
— Зато они тебя полюбили, — засмеялась малышка Мю.
Снусмумрик поглядел на восхищённую притихшую толпу у своих ног.
— Вообще-то мне и тебя хватало, — сказал он Мю. — Ладно. Пошли. Боюсь только, ни к чему хорошему это не приведёт.
И Снусмумрик зашагал дальше по лугам в сопровождении двадцати четырёх маленьких серьёзных детёнышей, мрачно думая, что же он будет делать, если они проголодаются, промочат ноги или если у них вдруг заболят животы.
Глава седьмаяОб опасностях, подстерегающих в ночь летнего солнцестояния
Праздничной ночью, в половине одиннадцатого, как раз когда Снусмумрик строил шалаш из еловых веток для своих двадцати четырёх детей, Муми-тролль и Снорочка стояли совсем в другой части леса и прислушивались.
Колокольчик, звонивший в тумане, умолк. Лес спал, и маленький домик печально смотрел на них чёрными окнами.
В домике сидела филифьонка и слушала, как тикают часы и уходит время. Иногда она выглядывала в окно, в светлую ночь, и колокольчик на кончике её колпака звенел всякий раз, когда она вставала. Обычно этот звук её немного бодрил, но сегодня вечером лишь ещё больше нагонял тоску. Филифьонка вздыхала, ходила взад-вперёд, садилась и снова вставала.
На столе стояли тарелки, три стакана и букетик цветов, а на плите томилась запеканка, почерневшая от долгого ожидания.
Филифьонка взглянула на часы, на гирлянды, развешанные над дверью, на своё отражение в зеркале, села и заплакала, облокотившись о стол. Шапочка съехала на нос, колокольчик снова звякнул (издав один-единственный печальный «динь»), и слёзы медленно закапали в пустую тарелку.
Быть филифьонкой не всегда просто.
И вдруг в дверь постучали.
Филифьонка взлетела со стула, быстро высморкалась и открыла.
— О, — разочарованно вымолвила она.
— С днём летнего солнцестояния! — поздравила её Снорочка.
— Спасибо, — в смятении отвечала Филифьонка. — Большое спасибо, как мило с вашей стороны. И вам — весёлого праздника.
— Мы хотели просто узнать, не видали ли вы здесь дом — точнее, театр? — спросил Муми-тролль.
— Театр? — удивлённо переспросила Филифьонка. — Вовсе даже нет, ничего подобного.
Возникла небольшая пауза.
— Что ж, тогда мы, наверное, пойдём, — сказал Муми-тролль.
Снорочка посмотрела на накрытый стол и на гирлянды над дверью.
— Желаю хорошо повеселиться, — любезно сказала она.
От этих слов лицо Филифьонки сморщилось, и она снова заплакала.
— Никакого веселья не будет! — всхлипнула она. — Запеканка стынет, цветы вянут, часы тикают, а никто не идёт. Они и в этом году не придут! У них нет никаких родственных чувств!
— Кто не придёт? — спросил Муми-тролль.
— Ну как же, дядя и его жена! — выкрикнула Филифьонка. — Я каждый год посылаю им пригласительные открытки, а они так ни разу и не пришли.
— А вы попробуйте пригласить кого-нибудь ещё, — предложил Муми-тролль.
— У меня больше нет родственников, — объяснила Филифьонка. — А ведь приглашать родню на праздничный ужин — это наш долг, не так ли?
— То есть вам это не доставляет никакого удовольствия? — уточнила Снорочка.
— Нет, конечно, — устало проговорила Филифьонка и села за стол. — И дядя, и его жена мне вовсе не симпатичны.
Муми-тролль и Снорочка сели с ней рядом.
— Может, им это тоже не в радость? — предположила Снорочка. — Не хотите лучше пригласить на ужин нас? Мы очень даже симпатичные.
— Вы серьёзно? — удивилась Филифьонка.
Видно было, что она напряжённо думает.
Вдруг кончик её шапочки начал медленно подниматься, и колокольчик радостно зазвенел.
— А может, — медленно проговорила она, — совсем не обязательно приглашать их сюда, если это никому из нас не доставляет удовольствия?
— Ну конечно! — сказала Снорочка.
— И никто не обидится, если остаток своей жизни я буду веселиться с теми, с кем хочу? Даже если они мне не родственники?
— Никто-никто не обидится, уж поверьте! — заверил её Муми-тролль.
Филифьонка просияла.
— Неужели всё так просто? — сказала она. — О, какое счастье! Это будет первый в моей жизни по-настоящему весёлый праздник — так давайте же веселиться! Умоляю вас, пусть и в моей жизни случится что-нибудь увлекательное!
Но этот вечер выдался куда более увлекательным, чем могла себе представить Филифьонка.
— За папу и маму! — сказал Муми-тролль и осушил свой бокал.
(В эту самую минуту на борту театра Муми-папа, глядя в темноту, поднимал тост в честь своего сына. «За возвращение Муми-тролля, — торжественно провозгласил он. — За Снорочку и малышку Мю!»)
Все были сыты и довольны.
— А теперь мы разожжём костёр, — сказала Филифьонка.
Она потушила лампу и сунула в карман спички.
Небо на улице было ещё светлое, и на земле можно было разглядеть каждую травинку. За верхушками елей, там, куда ненадолго зашло солнце, в ожидании следующего дня повисла красная полоска света.
Они прошли через притихший лес и вскоре оказались на прибрежных лугах, где ночной свет был ярче.
— Как странно сегодня пахнут цветы, — сказала Филифьонка.
Вдоль земли слабо тянуло палёной резиной. Трава искрилась и потрескивала от электричества.
— Пахнет хаттифнатами, — удивлённо сказал Муми-тролль. — Я думал, в это время года они плавают по морям…
Вдруг Снорочка обо что-то споткнулась.
— «Не прыгать», — прочла она. — Какая глупость! Смотрите, здесь полно табличек, которые никому больше не нужны.
— Как прекрасно! Значит, всё можно! — воскликнула Филифьонка. — Какая ночь! Давайте сожжём все эти таблички? Давайте сложим из них праздничный костёр и будем плясать вокруг, пока он не прогорит?!
Праздничный костёр горел. Пламя, рыча, накинулось на таблички «Не петь», «Не рвать цветы» и «На траве не сидеть»…
Оно весело трещало на больших чёрных буквах, и фонтаны искр взмывали в бледное ночное небо. Густые клубы дыма уплывали вдаль и повисали над лугами, как белые ковры. Филифьонка пела. Она приплясывала вокруг костра на своих тоненьких ножках, вороша веткой пламенеющие угли.
— В гости больше я не позову, — распевала она. — Ни родного дядю, ни его жену! Бимбели-бимбели-бу!
Муми-тролль и Снорочка сидели рядом и любовались огнём.
— Как ты думаешь, что сейчас делает мама? — спросил Муми-тролль.
— Празднует, конечно, — сказала Снорочка.
Таблички разом рухнули, в небо взлетел фейерверк искр, и Филифьонка издала ликующий вопль.
— Мне уже скоро спать захочется, — сказал Муми-тролль. — Сколько там цветков полагается сорвать? Девять?
— Девять, — ответила Снорочка. — И обещай, что не произнесёшь вслух ни слова.
Муми-тролль торжественно кивнул. Потом изобразил много разных жестов, означавших: «Спокойной ночи, до завтра», и удалился прочь по мокрой от росы траве.
— Я тоже буду собирать цветы, — сказала Филифьонка, выскочив из дыма чумазая и весёлая. — Я хочу участвовать во всех колдовских трюках! Ты какие-нибудь ещё знаешь?
— Я знаю одно очень жуткое колдовство, — прошептала Снорочка. — Такое, что даже сказать страшно.
— Сегодня ночью я ничего не боюсь! — воскликнула Филифьонка, и колокольчик её дерзко зазвенел.
Снорочка посмотрела по сторонам.
Потом наклонилась и прошептала в навострённое ухо Филифьонки:
— Сперва надо семь раз пройти по кругу, немного порычать и потопать ногами. Потом задом наперёд подкрасться к колодцу. И заглянуть внутрь. И тогда там, в воде, увидишь своего суженого!
— А как его достать? — спросила Филифьонка, потрясённая до глубины души.
— Да нет, ты увидишь только его лик, — пояснила Снорочка. — Его тень! Но сперва мы соберём девять цветков. Раз, два, три, и если ты промолвишь хоть одно слово, то никогда не выйдешь замуж!
Огонь медленно исчезал в углях, по лугам пробежал утренний ветер, а Снорочка и Филифьонка собирали свои таинственные букеты.
Иногда они переглядывались и смеялись, потому что смеяться не запрещалось.
И тут они увидели колодец.
Филифьонка махнула ушами.
Снорочка кивнула и побледнела.
Они сразу принялись рычать и, притопывая, ходить по кругу. Последний, седьмой круг они двигались совсем медленно, потому что под конец им стало не на шутку страшно. Но если ты начал выполнять колдовской ритуал в ночь летнего солнцестояния, то надо довести дело до конца, а иначе может случиться всё, что угодно.
С колотящимся сердцем они задом наперёд подошли к колодцу и остановились.
Снорочка взяла Филифьонку за лапу.
Полоска солнца на востоке стала шире, дым от костра окрасился в розовый цвет.
Они быстро повернулись и посмотрели в воду.