Лето выдалось не жарким, случались дожди. Люди ходили в куртках и пальто – иногда расстегивали их. Город Вдовин произвел унылое впечатление. Замусоренный вокзал, какие-то цыгане, бродячие собаки. Станция не являлась транзитной – ветка на Псков была повреждена. Вокзал находился фактически в центре, в окрестностях улиц Пролетарской и Ленина. Здесь стояли приличные кирпичные здания, многие сохранили купеческий колорит. Тотальных разрушений не наблюдалось. Что могли, подлатали, остальное обнесли заборами. Дороги худо-бедно восстанавливали, работала техника. Город занимал обширную территорию к востоку от Чудского озера, районы в основном были малоэтажные. До войны здесь проживало тысяч двенадцать населения – возможно, и сейчас столько же, многие вернулись из эвакуации. Двухэтажные бараки тянулись во все концы города. Жилые дома чередовались промышленными предприятиями. До войны здесь работали заводы – рыбный, кирпичный, хлебный, льнозавод. Имелась спичечная фабрика, электростанция, молочный завод. Многие предприятия испытывали трудности, но уже запускались: выдавал продукцию кирпичный завод, оживала жизнь на промкомбинате.
Улица Тургенева находилась на западной окраине – люди подсказали. Горин отмотал половину пути, как что-то его остановило. Навалился страх настолько сильный, что поджилки затряслись. А вдруг уже не ждет, вышла замуж на скорую руку или обзавелась ухажером? Может, не живет уже в городе, мало ли что произошло? А он приперся… Страх был иррациональный, необъяснимый. Куда подевался решительный офицер-разведчик? Во что превращает людей пакостное гражданское болото? Повернул назад, бесцельно болтался по центру, где обстановка была более-менее сносной – мимо школы и больницы, действующей церквушки, городского Дома культуры, ухитрившегося сохранить помпезные колонны. Местный кремль на холме был взорван немцами при отходе, лежали в руинах собор, колокольня, сохранились лишь фрагменты стены.
Он бродил, пока не стало смеркаться, испытывая странные чувства. На странного прохожего косились люди. Город жил нормальной жизнью. Молодые люди бежали в клуб на вечерний киносеанс – показывали трофейный фильм с опереточным оформлением. Он посидел в пивной, приложился к кружке пива за 14 рублей. Пиво было дурное, кислое, без аромата. После него еще сильнее заболела голова. Он осилил полкружки, снова стал слоняться, пытаясь продышаться. Не идти же к любимой с этим амбре? Занесло в северные предместья. Там возвышались такие же бараки. Проезжая часть раскисла, под ногами поскрипывал дощатый тротуар. Уже понял: этим вечером к Кате не пойдет. Как-то странно развернулась жизнь. То, о чем мечтал, находилось в зоне пешей доступности – а он выдумывал предлоги, чтобы отсрочить визит! Стал искать место для ночлега, блуждал по городу, как бродяга, по дворам. В итоге снял жилье у благообразной пенсионерки Евдокии Семеновны Свечниковой. Женщина сидела у открытого окна, на вопрос прохожего, где тут можно снять комнату на ночь, бесхитростно поведала:
– У меня, сынок.
Вещей у клиента было, мягко говоря, немного – заполненный на треть вещмешок за спиной.
– Барак напротив, второй этаж, – сказала пенсионерка. – Там сын мой с невесткой жили, да только погиб он в сорок втором, а невестку в Германию в рабство угнали, там и сгинула наша Наташка… Только на ночь, сынок, никто жилье не сдаст. Участковый придет, протокол напишет. На ночь снимают те, кто приводит девиц непутевого поведения. Ты же не из этих? Снимай на неделю – девяносто пять рублей, меньше не могу… И не переживай, там хорошая отдельная квартира, свет есть, вода течет. Даже туалет имеется… если не боишься, что бачок от унитаза по башке даст.
Пришлось соглашаться. Средняя зарплата в стране подтянулась к 500 рублям. Сотня без малого за неделю – еще терпимо. И Евдокия Семеновна не производила впечатления разбойницы с большой дроги. Вода действительно текла, свет горел, бачок удалось закрепить вертикально с помощью ржавой велосипедной цепи. Пачка наличности (все, что осталось за душой) стала тоньше, но не критично. Часть денег он спрятал под половицей, остаток вечера лежал на продавленной кушетке, мылся под краном – что напоминало забавный клоунский номер. Городские звуки сюда не проникали, соседи попались тихие. За окном накрапывал дождь. В одиннадцать вечера разразилась полноценная гроза, потоки воды хлестали по двору. Но быстро все стихло, выглянула луна – ярко-желтая, выпуклая, в полный формат…
В полночь жареный петух клюнул в темечко, засуетился, стал собираться. Вывихнулось что-то в сознании – понял, что надо идти, нельзя откладывать! Если ждет, то ей без разницы – ночь-полночь… С улицы Кленовой, где снял жилье, до западных окраин добирался по наитию – определил, где запад. Быстро шел по улицам и переулкам, срезал путь через темные подворотни. Криминальный элемент не попадался – об этом и не думалось. В итоге заблудился вблизи улицы Камышинской, вокруг которой теснились складские помещения. Вдруг раздались выстрелы из пистолетов, он различил несколько хлопков – ТТ, немецкий «люгер-парабеллум». Ухо натренировано, навыки не ржавеют… Павел даже не колебался. Помогать надо людям! Припустил по переулку, как был с голыми руками. Только выбегая на дорогу, проявил осторожность – прижался к трансформаторной будке, высунул нос. Дальше все ясно и в зубах навязло. И как доказать милиционерам, что он случайно оказался в том районе?
Глава 2
Двое суток просидел арестант в камере, прежде чем оперативники соизволили вывести его в свет. В принципе кормили и поили, выпускали по нужде, шумными соседями не нагружали. В кабинете, помимо Киры Латышевой и капитана Куренного, находился рослый мужчина лет пятидесяти с постным лицом и погонами майора.
– Это он? – спросил мужчина.
– Угу, – ответила Кира. Она снова была в штанах, в шерстяном жакете с кожаными вставками. Женщина подстриглась, теперь волосы у нее были выше плеч и вряд ли могли завязаться в узел.
«Жизнь идет», – подумал Павел.
– Ну-ну, – сказал мужчина, поднялся со стула, придирчиво осмотрел задержанного, нахмурился. – Ладно, заканчивайте с ним. Куренной, через полчаса на совещание.
– Угу, – сказал капитан.
Долговязый товарищ покинул кабинет. Куренной отложил карандаш, прицелился взглядом в задержанного. Кира сидела в углу, закинув ногу за ногу, зевала, прикрывая ладошкой рот, и делала вид, что ее нисколько не интересует происходящее.
– Добрый день, Павел Андреевич, – поздоровался Куренной. – Если вам интересно, это был майор Скобарь Юрий Евдокимович, начальник районного отдела РКМ. Вы воды в рот набрали, Павел Андреевич?
– Еще не понял, интересно ли это мне, – отозвался Горин. – Доброе утро, Вадим Михайлович. И вам, товарищ Латышева.
Он неплохо себя чувствовал. Тело слушалось, головная боль забралась в закуток черепа и закрыла дверцу. Можно и на эшафот, или куда там начертано… Куренной кивнул на табурет, Горин сел. Начальник уголовного розыска был снова не в духе. Он казался каким-то обескураженным и всячески старался это скрыть.
– Есть новости, – неохотно объявил Куренной. – Пришел ответ на запрос. Вы именно тот, за кого себя выдаете.
– Для меня это не новости, – пожал плечами Павел. – Хотя для вас – не знаю.
По губам женщины пробежала усмешка. Куренной нахмурился.
– Давайте без иронии, гражданин Горин. Вы не в том заведении, где это приветствуется. Информация подтвердилась – и о службе в Красной армии, и о довоенной работе в уголовном розыске. В принципе мы не имеем права вас задерживать. – Куренной положил на стол паспорт в знакомой обложке.
– Аллилуйя… – прошептала Кира.
– То есть вы держали меня в камере двое суток только затем, чтобы выяснить, что мой паспорт не поддельный?
– Отчего же, мы получили о вас все необходимые сведения. Есть претензии? – Куренной свел в кучку мохнатые брови. – Вы просидели на казенном довольствии всего лишь двое суток – и чем-то недовольны?
– Никаких претензий, капитан. Так я пошел?
– Обрадовался, – хмыкнула Кира. – А поговорить?
– Говорите, – пожал плечами Горин. – Предлагаете устроиться к вам на работу?
Шутка понравилась, оперативники заулыбались.
– Что там у тебя в Новгороде произошло, Горин? – Куренной опять перешел на «ты» – очевидно, так было привычнее. – К ответу на запрос присовокупили нелестную для тебя информацию. Ты дебошир? Или скрытый антисоветчик – унижаешь действием представителей нашей власти?
Павел колебался, не хотелось откровенничать, особенно с этими людьми. Но их компания могла качественно отравить жизнь. Помявшись, он объяснил причину своего неподобающего поведения в древнем граде Новгороде, а также почему пришлось оттуда выезжать.
– Он просто хулиган, – сделала вывод Кира, – готовый антиобщественный элемент. Еще и эгоист, ставит свои мещанские нужды выше партийной линии.
Очевидно, она шутила, хотя при этом не улыбалась.
– Значит, ты у нас герой, – с растяжкой произнес капитан, – имеешь боевые заслуги, правительственные награды. Обидчикам не спускаешь унижения – вне зависимости от занимаемых ими постов. Опять же, той ночью – едва услышал выстрелы – сразу побежал на помощь. Есть убедительная причина, почему ты в поздний час оказался в том районе? Давай начистоту, Горин, версия с прогулкой нас не устраивает. Тебя не обвиняют в сообщничестве, но факт подозрительный, согласись.
Павел насупился. Какое дело местечковым ментам до его личной жизни? Обсмеют – даже если поверят. Они разглядывали его с жадным интересом. Воистину, им больше заняться нечем?! Он повествовал сжато, лаконичными оборотами – словно делал одолжение. Куренной пару раз ухмыльнулся, но язвить не стал. Кира тоже молчала, играла с кольцом на цепочке, пристегнутой к брюкам.
– А что, нормальная фронтовая история, – крякнул Куренной, дождавшись завершения рассказа. – Без баб мы давно бы в тираж списались. Как говорится, наша отрада и погибель… – Он сделал серьезное лицо. – То, что сразу не пошел, дурак. Чего круги писать? Нерешительный ты, слабый. Это тебе не в разведку по вражеским тылам ходить и лица бить высоки