Глава 10
Суд располагался в трёхэтажном здании с унылым фасадом, лишённым даже малейшего намёка на украшения, если не считать небольшого балкончика, нависшего прямо над входом, и треугольной надстройки на крыше. Обычное присутственное место.
Коричневая дверь распахнулась перед моим носом, выпустив на улицу вереницу людей, в которой безошибочно угадывались представители разных сословий: от «бывших» до революционных матросов.
Дождавшись, когда выйдет последний в этой почти бесконечной цепочке, я зашёл внутрь.
– Вам куда? – сразу среагировал дежурный.
– Мне к следователю Самбуру. Подскажите, как его найти.
– Второй этаж, направо – на двери будет табличка.
– Спасибо.
Я поднялся на второй этаж, нашёл нужную дверь и, постучав, открыл.
В просторном кабинете никого не было, кроме женщины, которая с отсутствующим выражением на лице курила папироску.
– Гражданин, вы по какому вопросу? – равнодушным тоном спросила она.
– Я к следователю Самбуру.
– Побудьте в коридоре. У товарища Самбура пока заседание в суде. Он примет вас сразу, как освободится.
– Благодарю вас.
Я снова вернулся в коридор и сел на один из ряда приставленных у дверей стульев. Жуть как не люблю оказываться в качестве просителя.
Ждать пришлось не меньше часа, пока коридор не заполнился толпой возбуждённых людей: очевидно, заседание закончилось, присутствующие на суде расходились.
К кабинету не спеша продвигались двое: высокий парень с тощей шей, торчавшей из воротника гимнастёрки, и опавшими щеками на слегка вытянутом лошадином лице – как говорится, кожа да кости, и мужчина лет сорока пяти, плотно сбитый, коренастый, с пухлой папкой в руках.
Они остановились напротив меня, и я невольно стал свидетелем их горячего разговора.
– Знаешь, Ваня, я всё понимаю, кроме одного! – жестикулируя, говорил коренастый. – Как можно настолько не уважать суд, чтобы загаживать помещение окурками и плевками, сидеть во время заседания в шапках, на глазах у всех сворачивать цигарки и курить?! В голове не укладывается…
Собеседник кивнул.
– Знаешь, после того, как обвиняемый закричал «Это не суд, а кумедь, плевать я хочу на вас», прямо руки зачесались – достать наган и кокнуть гада прямо в суде! Распустили мы обывателя, Гриша, слов нет!
– Я тут на днях был на выездной сессии ревтрибунала – так его зачем-то в местном гостеатре устроили. Представляешь: темнота, ничего не видно, суд заседает на сцене, единственный источник света – полузаваленное чем-то окно. Зрителю, смотрящему на суд, видны криво поднятый занавес, суфлёрская будка, висящие на потолке декорации и где-то в глубине сцены маленький столик и за ним три смертных фигуры, а вернее – тени. Обвиняемые, защита, обвинители – сидят на скамьях вместе с публикой, которая привыкла в этом здании смотреть всякие «комедии». Весь театр наполнен табачным дымом… Курят, не переставая, члены трибунала, обвинители и защитники, смолят обвиняемые… Люди не проникаются серьёзностью момента, полагают, что всё это какой-то фарс, дешёвый водевиль!
– Ты так красиво расписал всё, – хмыкнул Иван, скорее всего, тот самый следователь Самбур. – Тебе бы статью в наш еженедельник написать.
– Так я и напишу! – горячась, воскликнул коренастый. – Сегодня же напишу и отправлю в редакцию «Советской юстиции». Ну, а напечатают или нет… вопрос совести товарищей из газеты. Но превращать в балаган наш суд – не могу и не позволю! Душа болит.
– Ладно, бывай! – Иван пожал коренастому руку. – А со статьёй не затягивай. Надо бить всякую сволочь и делом, и печатным словом!
Его взгляд упал на меня.
– Товарищ, вы ко мне?
– Если вы следователь Самбур, то к вам, – поднялся я.
– Да, это я. Заходите, – коротко бросил он.
Мне сразу не понравилась откровенная неприязнь, с которой следователь смотрел на меня. Совершенно непонятно, чем она была вызвана – виделись мы впервые в жизни, да и цели своего визита я ещё не сообщил.
Женщина в кабинете оживилась. Курить она закончила и теперь что-то записывала в прошнурованную тетрадь.
– Как всё прошло, Ваня? – подняла голову она.
– Нормально, Раиса. Вломили контре по первое число. Суд принял сторону обвинения, – с некоторым злорадством сказал следователь. От интонации в его голосе веяло чем-то нехорошим, я интуитивно почувствовал, что разговор у нас не склеится. Хороший опер такие вещи улавливает на ходу. Хватило секунды, чтобы считать, на кого я нарвался.
Зря я начал с него, очень зря. Передо мной был яркий типаж упёртого фанатика, который не способен рассматривать иные точки зрения, кроме собственной.
Жаль, время невозможно обратить вспять. Но раз уж я здесь, отступать было поздно.
– Присаживайтесь, – пригласил следователь.
Я сел напротив его стола.
– Так по какому вы вопросу, гражданин?
– вроде буднично спросил следователь, но по тому, что меня не назвали товарищем, было ясно – у Самбура имелось какое-то предубеждение на мой счёт.
Только непонятно, чем оно вызвано…
– Я насчёт уголовного дела в отношении Александра Быстрова, – произнёс я.
– Ну и? – откинулся на спинку стула Самбур.
Он явно напрягся и был взведён, как пружина в часах.
– Дело в том, что я прихожусь Александру родственником. Он – свояк, муж моей сестры – Екатерины Быстровой, – всё сильнее понимая, что влипаю по полной, сказал я.
Теперь во взгляде Самбура появилось плохо скрытое презрение.
– Свояк значит… Ну-ну. Тогда у меня для вас плохие новости: дело практически закончено, остались небольшие формальности. Через пару дней отправлю его в суд.
– То есть вы считаете, что Александр – убийца?
– Убийца он или нет, определит суд, – брезгливо, сквозь зубы бросил следователь.
– Но лично у вас никаких сомнений на этот счёт нет?
– Знаете что, гражданин… Не знаю, с какой целью вы сюда явились и что вынюхиваете, но я начинаю думать, что здесь попахивает какой-то провокацией. Если вы в сию же секунду отсюда не уберётесь, я вызову милицию и распоряжусь задержать вас до выяснения обстоятельств, – Самбура аж затрясло.
– Может не стоит так кипятиться, товарищ следователь, – устало произнёс я.
– Какой я тебе товарищ! – вспыхнул тот.
– Ваня! – окликнула его Раиса, но Самбур ожёг её недовольным взглядом.
– Не вмешивайся, Рая! Никогда не позволю всякой контре – явной или скрытой, звать себя товарищем. Валите из моего кабинета, гражданин хороший, и не вздумайте больше подгребать сюда. Приговор над вашим родственничком узнаете из суда. Надеюсь, впаяют ему по полной! – разошёлся следователь.
Завёлся он не на шутку. Теперь всё стало ясно как днём – каши с товарищем Самбуром у нас не получится, только прогорклое варево. Даже если достану удостоверение и начну убеждать, что свой – только сильнее раззадорю этого долбаного фанатика.
Очень хотелось бросить ему в ответ что-то обидное, ткнуть носом в его же собственное дерьмо, но, боюсь, этим я лишь наврежу Александру. При желании следак может конкретно подгадить. Даже если кажется, что хуже некуда, выясняется, что дна у ситуации нет.
– Я вас понял, гражданин следователь. Не надо никакой милиции, я сам уйду, – поднялся я с места. – Приношу свои извинения, если был неправильно понят.
– Валите отсюда, гражданин! Валите быстрее! – процедил Самбур.
– Действительно, – спохватилась Раиса. – Вам нужно побыстрее покинуть кабинет. Давайте я вас провожу.
– Да я вроде сам найду дорогу… – произнёс я, но Раиса уже подхватила меня за локоть и практически вытолкала из кабинета, выйдя вместе со мной за дверь.
Там она приблизилась ко мне и прошипела:
– Вы что – с ума сошли?
– А в чём дело? – не понял я. – Я сделал что-то не так?
– Вы всё сделали не так! – устало вздохнула Раиса. – Зачем явились к Самбуру в таком виде?
– А чем плох мой вид? – Я окинул взором костюм, в который переоделся у Кати.
– Вы одеты как «бывший», а Ваня терпеть не может нэпачей и вообще всё, что связано со старым режимом.
– По-моему, по одёжке только встречают, – заметил я.
– Как вам сказать… Понимаете, Иван – он ведь не всегда был таким. Просто когда-то его поймали колчаковцы – выдал какой-то профессор из сочувствующей белым интеллигенции. Ваню пытали, пытали зверски – у него на теле живого места нет. А потом повели на расстрел. Только ему повезло – его ранило, но колчаковцы решили, что он мёртв, и бросили его тело в вырытую яму, где лежали трупы, десятки трупов других замученных и истерзанных людей. Иван выжил каким-то чудом. Он – хороший человек, добрый, умный, понимающий – вот только с тех пор у него в мозгу пунктик на контру, – заговорила Раиса, и по её тону и словам я понял, что она любит Самбура.
– А я, значит, одет как буржуй и потому похож на контру, – покачал головой я.
– Да, – подтвердила Раиса. – К тому же вы заговорили о деле Быстрова, вашего родственника. Он ведь в прошлом белый офицер, стрелял и пытал таких, как Ваня. Так что ничего другого от Ивана вы бы никогда не услышали… – Мне очень жаль, что у вас с Иваном сложилось такое неправильное мнение обо мне, – вздохнул я. – Попробую кое-что прояснить. На мне сейчас костюм с чужого плеча – мои вещи, к сожалению, промокли до нитки, пришлось позаимствовать кое-что из гардероба свояка. Ну, а сам я – в некотором роде ваш коллега, работаю в уголовном розыске, только не в Петрограде. – Я достал удостоверение и показал его Раисе.
– Вот, пожалуйста. Та внимательно изучила его.
– Убедились, что я не вру?
Она кивнула. Я убрал корочки в карман.
– Если с Иваном у нас разговор не сложился и, так понимаю, вряд ли теперь сложится – может, вы сумеете мне помочь, товарищ Раиса?
Глава 11
Нормальный опер умеет, когда нужно, включать обаяние, однако товарищ Раиса была влюблена в следователя Самбура, а любящая женщина – прочнее каменной стены и устоит против любых мужских чар. Так что мне обломилось сразу.