– Скажи Кате, что я её очень и очень люблю, – спокойно ответил Александр.
Меня охладила его ледяная уверенность, она подействовала на мой разум.
Я одёрнул себя: как бы ни близка была мне Катя, нельзя давать волю чувствам и поддаваться эмоциям. Быть может, во мне бурлила горячая кровь и молодой темперамент настоящего Быстрова – в той жизни я бы вёл себя совсем иначе.
– Она, кстати, тоже тебя любит и тоже просила передать это на словах, – произнёс я. – Ты – главная радость в её жизни. Она не может без тебя.
– Я не могу без неё тоже, но всё равно буду молчать.
Я вперил в него изучающий взгляд.
– Ладно, ты можешь играть в молчанку и дальше, это твоё дело, но я попробую понять, какой мотив тобой движет…
Александр хмыкнул, но меня это не смутило. Ничего, пусть думает о своём родственнике всё, что заблагорассудится. Я приехал, чтобы найти убийцу и помочь сестре, и я сделаю это, чего бы мне это ни стоило.
– Один вопрос, Александр, всего один вопрос: может, в день смерти Хвылина ты находился у любовницы и теперь боишься сказать об этом, чтобы не убить Катю?
Глава 18
Александр едва не испепелил меня взором.
– Что ты сказал? А ну повтори, – от волнения он схватился за душивший его ворот.
– Повторю, не проблема. Скажи – есть ли у тебя любовница и не мог ли ты находиться в тот день у неё? – спокойно произнёс я, наблюдая за реакцией родственника.
– Раньше за такие вещи я бы отхлестал тебя перчатками по щекам и вызвал на дуэль. Но всё изменилось… Как теперь вы, большевики, отвечаете на оскорбления? Пишете доносы и сдаёте в ГПУ? – Он с ненавистью посмотрел на меня.
– Заткнись! – попросил я. – Заткнись и хорошенько подумай. Забудь про свои прежние офицерские замашки – они остались где-то там, в прошлом. А в настоящем у тебя есть любящая жена, которую могут выкинуть из квартиры, если тебя посадят.
– Что? – вскинулся он.
– Что слышал! Катю собираются выселить из квартиры.
– Сволочи! – покачал головой он.
– Сволочи, – не стал спорить я. – Но и ты не лучше!
Он хотел что-то ответить, но промолчал.
– Даю тебе слово, Александр: если ты был у любовницы и она может подтвердить твоё алиби – я договорюсь со следователем: Катя ничего не узнает. На моё молчание ты тоже можешь рассчитывать.
– Ты порешь чушь, Георгий! У меня не было, нет и никогда не будет любовницы, – твёрдо объявил он.
– Тогда где ты был?! Скажи мне – твой секрет останется между нами!
Он отрицательно замотал головой.
– Не могу. Не имею права. И рад бы сказать, но не могу. Особенно тебе.
Я молча проглотил это оскорбление. С другое стороны, сейчас мне многое становилось понятным и без его слов.
– Ладно. Дело твоё. Не хочешь говорить – как хочешь.
– Передай, пожалуйста, Кате, что если меня посадят, то пусть подаёт на развод. Иметь в мужьях уголовника и убийцу – не самое большое удовольствие. Я пойму, – проговорил он.
– Да ни хрена ты не понял и не поймёшь! На, – протянул я узелок. – Тут передача, Катя что успела – собрала. Там будет записка – прочитай её и снова хорошенько подумай.
– Береги Катю! – попросил он.
Я вызвал Самбура.
– Ну как? – спросил следователь, когда Александра увели.
– Впустую, – признался я. – Даже мне ничего не сказал.
– Ну я же тебе говорил, – хмыкнул Иван.
– Ты извини меня, Жора, но твой родственник был и остался «золотопогонником». Это контра, наш с тобой классовый враг, а врага надо бить любыми способами и уничтожать, пока не изведём под корень.
– Врага надо уничтожать, – согласился я.
– Но тут понимаешь, какая закавыка, Иван: Александр не убивал Хвылина – я это знаю, но доказать не могу. И если мы его посадим, то настоящий убийца останется на свободе. А это в нашем деле самое хреновое.
– Брось, Жора, – устало вздохнул Иван.
– Сейчас в тебе говорят родственные чувства. Любой, окажись на твоём месте, думал то же самое. Я – не исключение.
– Можешь объяснить, на чём строятся твои обвинения? – спросил я.
– Смотри сам: мотив – ревность. Хвылин был тем ещё ходоком, он приставал к твоей сестре – ну, думаю, ты в курсе. Быстров узнал об этом – и это тоже подтверждённый факт. На этой почве у них возник конфликт.
– Допустим, – кивнул я. – Мотив хороший, но его одного недостаточно.
– Кто тебе сказал, что я на мотиве зациклился? У меня и с уликами полный порядок: отсутствие алиби – раз! Свидетельские показания – два! Для любого суда хватит и ещё останется, – немного хвастливо заявил Самбур. – Обидно, что револьвер, из которого стреляли, не найден, ну да и без него есть чем припереть убийцу к стенке.
– А что за свидетельские показания? Кто-то видел, как Александр стрелял в Хвылина?
– Нет, – ответил следователь.
– Вот видишь! – обрадовался я, но Самбур тут же меня огорошил:
– Жена Хвылина показала, что незадолго до убийства к её мужу пришёл Быстров – очень взвинченный, раздражённый и злой. Они заперлись в кабинете, стали о чём-то спорить – разговор вёлся на повышенных тонах. Чтобы не мешать, жена ушла в свою комнату. Потом раздался выстрел. Она испугалась, заперлась в комнате и не выходила из неё, пока Быстров не ушёл. А потом вызвала милицию.
– Так, может, это она и стреляла в мужа? Сам говоришь – он ходок. – начал строить версии я. – Тётке надоело, что ей изменяют направо и налево, она где-то раздобыла шпалер, ну и всадила пулю в неверного супруга. Как тебе вариант?
– Да ты просто гений! – восхищённо произнёс Самбур, но по его тону было понятно, что он издевается надо мной. – Никто не додумался, а он – бац! И всё раскрыл! Так вот, товарищ сыщик, это была самая первая версия, которую я отработал в тот же день.
– И что?
– Пустышка, – вздохнул следователь. – На её руках и одежде не нашли следов пороха, а самый тщательный обыск в квартире и вокруг дома оказался безрезультатным – оружие не было найдено. И можешь мне поверить, никто не халтурил – мы исследовали каждый вершок, но всё без толку.
– Понятно, – протянул я. – А что она вообще за человек?
– Человек она, скажу я тебе, странный. Двинутая на всю голову.
– Это как? – заинтересовался я.
– Не, ты не подумай, что она совсем того, – покрутил у виска Самбур. – Баба – как раз соображающая. Но соображалка у неё только в одну сторону повёрнута.
– В которую?
– В литературную. Она поэтесса, печатается под псевдонимом Зина Ангина.
– Чего? – не выдержав, улыбнулся я.
– Зина Ангина – и я не шучу, – без тени улыбки произнёс следователь. – Представляет поэтическое направление не то символистов-декадентов, не то конструктивистов-авангардистов – она мне долго трещала на этот счёт, но я ни хрена не понял. Для интереса полистал пару её стишков: какая-то мистическая чушь на кладбищенскую тематику – гробы, скелеты, ожившие мертвецы и прочая дребедень. А в конце обязательно – давай самоубьёмся. Дескать, нечего делать в этом проклятом всеми мире. Ну, а про измены мужа она давно всё знала и чуть ли не поощряла. Так что тут ты мимо, Георгий. Не при делах поэтесса.
– То есть вы ей поверили?
– А почему мы не должны ей верить? – пожал плечами Самбур. – Она, хоть и поэтесса, но ведь не круглая дура.
– Хорошо, – сдался я. – А соседи что говорят? Они что-то видели или слышали?
– Да ничего не говорят, – печально произнёс следователь. – Выстрел, конечно, все слышали – это не кот на кухне чихнул. Вот только все по квартирам попрятались и носа не высунули. Время такое – могло и кому-то из них от твоего родственника прилететь.
– Однако свидетельницу он почему-то трогать не стал, – заметил я.
– Так женщина же. Не каждый руку поднимет, а Быстров – он хоть и офицер, но вшивой интеллигенции в нём тоже с избытком – как у дурака махорки, – пояснил свою версию Самбур.
– Может быть, – согласился я. – Но ты не будешь возражать, если я тоже в этом деле пороюсь?
– Ройся на здоровье! – устало сказал Самбур. – Только попомни моё слово: ничего такого, до чего я не докопался, ты не найдёшь. Я хоть контру и не люблю, но работу знаю. Не будь у меня веских оснований для задержания твоего родственника, я бы его трогать не стал.
Он посмотрел на ручные часы и засобирался. – Извини, брат, мне пора.
– Мне тоже, – сказал я и попрощался.
Мой следующий визит был в военшколу, в которой трудился Александр. Путь лежал на улицу Садовую.
У центрального входа в трёхэтажное каменное здание с красивым портиком в древнегреческом стиле стоял часовой – парнишка лет восемнадцати в будёновке и шинели на вырост. Он преградил мне путь винтовкой с примкнутым штыком:
– Куда идём, товарищ? А ну – пропуск покажь.
– Мне пропуск не нужен. Уголовной розыск, – показал я удостоверение, которое не произвело на парня ни малейшего впечатления. – Погодь. Дежурного позову.
Вызванный дежурный тоже не особо впечатлился моими «корочками». Всё-таки армия есть армия, там свои порядки.
– Вам кто нужен, товарищ Быстров? – равнодушно спросил он.
– Начальник училища, – сходу пошёл я в «дамки».
– Вы по личному али по служебному вопросу?
– По служебному, – решил проявить наглость я.
– Вы ведь не из петроградского угро, – заметил дежурный.
– И что это меняет?
– Всё. Приходите с кем-то из губернского уголовного розыска. Посторонних на территорию воинского учреждения велено не пущать.
Я понял, что нашла коса на камень. Переспорить упрямых вояк у меня вряд ли получится, а действенных рычагов воздействия в моём распоряжении нет. Хоть снова беги за помощью к Кондратьеву.
– Георгий Олегович? – Птахин подошёл незаметно со спины, и его голос прозвучал для меня неожиданно.
Стареем, стареем…
– Вадим Борисович, – кивнул я.
– Что, не пускают? – усмехнулся он. – Товарищи, прошу пропустить. Это сотрудник уголовного розыска, и он здесь со мной.
– Слушаюсь, товарищ преподаватель, – вытянулся в струнку дежурный. – Проходите.