– Ничего страшного, – улыбнулся я.
– Ну, а того урода, который стрелял в наших товарищей, знаете?
Сначала я хотел покривить душой, сказать, что не знаю – но потом подумал, что чекисты смогут выяснить, кто меня провёл в военшколу, и тогда доверие к моим словам будет разрушено.
– Да. Это преподаватель той же военшколы, в которой работал муж моей сестры, Птахин Вадим Борисович. Я его встретил случайно у сестры. Он показался мне подозрительным.
– Почему?
– Вынюхивал, как обстоят дела с мужем сестры. Я решил, что он мог быть замешан в убийстве.
– Ещё что-то удалось о нём выяснить?
– К сожалению, нет. Не хватило времени, товарищ Шмаков.
– А перед смертью он ничего вам не рассказал? – внимательно посмотрел на меня чекист. Я с выражением полной искренности на лице пожал плечами:
– Увы, товарищ Шмаков. Рана была слишком серьёзной. Ему было не до разговоров.
– Жаль, – вздохнул Шмаков и потушил окурок в пепельнице. – Его слова могли бы нам помочь. Мне нужно отлучиться ненадолго – побудьте здесь, пожалуйста. О том, что ничего трогать нельзя, надеюсь, предупреждать не надо.
– Не надо, – подтвердил я.
Шмаков отсутствовал минут десять.
– Звонил в госпиталь, – сказал он. – Товарищу Маркусу сделали операцию. Врачи буквально выдернули его с того света. Говорят – будет жить!
– Спасибо за хорошие новости, – обрадованно произнёс я.
– Это вам спасибо, товарищ Быстров!
– Извините, а можно задать один вопрос? – спросил я.
– Попробуйте, – сухо произнёс Шмаков.
И опера, и чекисты предпочитают спрашивать, а не отвечать на чужие вопросы. Тут я его полностью понимал.
– Удалось схватить Капустина?
Шмаков помрачнел.
– Ушёл гадёныш. Есть сведения, что его видели в Петрограде, но где он залёг – неизвестно.
Общение с чекистами затянулось почти до полуночи, мне пришлось ещё несколько раз повторить показания, подписать необходимые бумаги, а потом Шмаков приказал доставить меня домой на служебном автомобиле.
Когда Катя открыла двери, я увидел, что её глаза полны слёз.
– Жора, ты где пропадал столько времени?
– запричитала она. – Я так испугалась за тебя! Думала, что сгинул и больше не вернёшься.
– Извини, сестрёнка! Дела.
– Пожалуйста, не пропадай так надолго. Я себе места не нахожу.
– Не буду, – засмеялся я.
– Ты голоден? Пойдём, я накормлю тебя ужином.
За едой я рассказал ей обстоятельства встречи с Александром.
– То есть он вынужден молчать, чтобы его не обвинили в заговоре? – ойкнула Катя.
– Да.
– Но он же может сказать, что наотрез отказался принимать в нём участие и только слово чести не позволило ему обо всём рассказать. Я понимаю, что за это полагается наказание… но ведь оно гораздо меньше, чем за убийство, – вскинулась сестра.
– За недоносительство по уголовному кодексу ему могут дать год тюрьмы, – подтвердил я. – Вот видишь! – обрадовалась сестра.
– Погоди, – попросил я. – А кто может гарантировать, что его всё равно не пристегнут к заговору? Для всех твой муж – «бывший», социально чуждый элемент. Другими словами – скрытая контра. И тогда Александру светит расстрел… Он правильно делает, что молчит. Выбора у него не осталось.
– Но ведь что-то можно сделать? – с мольбой посмотрела на меня сестра.
– Я пытаюсь.
– Как ещё можно помочь мужу?
– Только один вариант: найти настоящего убийцу и чтобы доказательная база была «железной». Тогда следствие не будет копаться в прошлом Александра и устанавливать его алиби.
– Как всё сложно, – произнесла Катя.
При этом она как-то странно посмотрела на меня. Я ошибся, решив, что это был укоризненный взгляд.
– Катя, я делаю всё, что могу! Из кожи вон лезу.
– Я ни в чём не обвиняю тебя, брат, – с печалью произнесла Катя.
– Давай ляжем спать. А утром я обязательно что-нибудь придумаю. У меня есть мысли на этот счёт, – с наигранной бодростью сказал я.
У меня действительно были планы прямо с утра заняться таинственной поэтессой и её лживыми показаниями. Вот только удастся ли через неё узнать истину и спасти Александра? Но делиться сомнениями на сей счёт я не стал.
Кате и без того хватает тревоги и волнений.
Сестра кивнула.
Я снова поймал этот её отстранённо-задумчивый взгляд. Казалось, что она стоит на пороге какого-то трудного решения. Из деликатности я не стал дёргать сестру и приставать с расспросами, отложив это на завтра – вернее, уже на сегодня.
Мы пожелали друг дружке спокойной ночи и легли спать.
Мне долго не спалось, Кате – тоже. Я слышал, как она ворочается на постели.
Потом усталость взяла своё, веки налились свинцом, я забылся сном праведника.
Проснувшись, я сразу почувствовал – что=то не так. Сама атмосфера в квартире изменилась – стала какой-то чужой и неуютной.
Тревога охватила меня с головы до ног.
Что хуже всего – Кати не было видно.
Я быстро вскочил и оделся. На столе был накрыт завтрак: несколько картофелин, краюха хлеба, варёное яйцо и постное масло.
Но где же сестра? Может, на кухне?
Кати там не было.
Хоть желудок и зверски бурчал, но есть почему-то не хотелось. Тревога гнала прочь все мысли о еде.
Я не знал детали, но был уверен: случилось нечто из ряда вон. И только появление сестры могло бы избавить меня от волнений.
Я сел за стол. Взгляд зацепился на свёрнутый пополам листок бумаги. Я развернул его. Это оказалась записка от Кати.
Снова ёкнуло сердце. Неужели это то, о чём я думаю?
Закусив от волнения губу, я принялся читать.
«Георгий, прости за то, что я солгала тебе в прошлый раз. Это я убила мерзавца Хвылина. Тогда у меня не хватило сил, чтобы признаться. А сейчас из-за меня страдает самый дорогой человек на свете – мой муж, который взял на себя мою вину. Я проклинаю себя за слабость! А сейчас всё стало на свои места. Я должна пойти к следователю и рассказать, как всё было. Пожалуйста, возвращайся домой и не вмешивайся. Ты сделаешь только хуже. Если можешь, извини меня за всё. Я не могу поступить иначе. Твоя любящая сестра, Катя».
– Эх, сестрёнка, сестрёнка! – вслух произнёс я. – Что же ты натворила? Как мне теперь прикажешь расхлёбывать ту кашу, что ты заварила?
Глава 23
Я заставил себя проглотить завтрак – хрен его знает, когда ещё удастся перекусить, и помчался к Самбуру, молясь, чтобы Катя не поспела туда вовремя и не наделала глупостей.
Иван с задумчивым видом изучал какие-то бумаги, когда я влетел в его кабинет.
– А, Быстров! – оторвался он от чтения и взглянул на меня без особого удовольствия. – Сказал бы, что рад тебя видеть, но не хочу врать. Мне твои родственники уже вот где сидят! – Он провёл ребром ладони по горлу.
У меня сразу опустились руки.
– Значит, сестра уже приходила?
– Приходила. Накатала явку с повинной, дала показания и всё такое, – подтвердил мои худшие опасения следователь.
– Хреново, – вздохнул я. – Где она сейчас?
– Да где ей ещё быть… Пока у нас сидит, – сказал Самбур. – Не в одиночке, само собой, но ты не бойся – в камере, куда её подселили, народ всё больше из «бывших», сплошная интеллигенция.
Сказав это, он фыркнул.
– Вань, я могу её увидеть? – попросил я.
– Быстров, ты совсем охренел?! Один твой родственник молчит как рыба, вторую несёт как понос… Третий ни свет ни заря прискакал и требует свиданки с задержанной по обвинению в убийстве! По-хорошему, на тебя тоже пора арест накладывать! – возмутился Самбур.
– Всё-всё! Я понял тебя, Ваня! – закивал я.
Не то чтобы боялся, что Самбур выполнит обещание, но лишний раз его провоцировать точно не стоило.
– Не Ваня, а товарищ народный следователь! – насупился собеседник. – Не извольте забывать, товарищ Быстров, что вы сейчас находитесь в народном суде. Странно, что мне приходится делать вам, сотруднику уголовного розыска, подобное замечание.
Внимательно следившая за нашим разговором Раиса покачала головой.
– Как скажете, товарищ народный следователь, – перешёл я на официальный язык. – Если дозволите, выскажу пару соображений.
– Слушай вас, товарищ Быстров. Вы собираетесь дать показания под протокол? – Самбур положил перед собой пустой бланк, обмакнул перо в чернильнице и взял на изготовку.
– Пока нет. Но мне кажется, вам, товарищ народный следователь, будет полезно услышать мои доводы.
– Я вас слушаю.
– Моя сестра никого не убивала. Её показания – самооговор, жест отчаяния. Они считает, что взяв вину на себя, спасёт мужа.
– Даже так? – усмехнулся следователь. – На чём же основаны ваши доводы, товарищ Быстров?
– На знании человеческой психологии, – твёрдо объявил я.
– Ого, – ухмыльнулся Самбур. – И, простите за нескромность, у вас, наверное, имеется какой-нибудь документ, который может подтвердить ваши познания, а быть может, учёную степень? Вы случаем не профессор психологии? – Товарищ народный следователь, я не профессор психологии – тут вы попали в точку, но моя работа обязывает знать некоторые азы этой науки. Невозможно быть хорошим сотрудником уголовного розыска, если ты не умеешь разбираться в людях.
– Вот оно как… – с насмешкой протянул Самбур. – И вы, конечно, сейчас способны продемонстрировать нам эти знания и умения… Может, владеете каким-нибудь магнетизмом, внушаете людям свои мысли?
– Так далеко мои способности не зашли, – спокойно ответил я, но кое-что показать умею.
– Рая, – обратился к напарнице следователь, – сейчас нам будут показывать цирковые фокусы. У тебя как – найдётся свободная минутка?
Раиса улыбнулась.
– Давненько я не бывала в цирке. Погляжу с удовольствием.
Самбур переключился на меня.
– Билеты нужно приобретать или для сотрудников народного суда представление бесплатно?
– Для вас, а особенно для Раисы – всё абсолютно бесплатно, – с крайней степенью любезности ответил я. – Мне понадобится лист бумаги и ручка. Одолжите, товарищ народный следователь?