– Не наговаривай на себя, – в тон ей ответил я. – Если не против, вернёмся к тому, с чего начали – расскажи мне про Зинаиду Хвылину.
– Наши семьи не дружили, и Зину я знаю постольку поскольку… Виделись совершенно случайно на торжественных вечерах, которые устраивались на работе у Александра. Начальник военшколы Слыщёв хотел сдружить преподавательский коллектив и потому просил, чтобы все приходили с супругами. Сначала была торжественная часть – официальные речи, выступления докладчиков и всё такое, потом всех приглашали к накрытым столам, играла музыка, были танцы… – Катя мечтательно зажмурилась.
– Продолжай, – попросил я.
– Слыщёв узнал, что Зинаида – поэтесса, попросил прочитать стихи. Зина выступила, разразился страшный конфуз – вечер был в честь годовщины Октября, а стихи были о кладбище, надгробных памятниках и прочей жути. Комиссар военшколы аж позеленел. Ей из вежливости похлопали, но больше Зину выступать не просили, – усмехнулась сестра.
Я понимающе кивнул.
– А как к ней вообще относились?
– За всех не могу сказать, но Саша полагал, что у неё не всё в порядке с психикой. Мужчины её опасались и старались держаться в сторонке. – Она что – такая страшная?
– Что ты! – усмехнулась Катя. – Наоборот, она внешне весьма привлекательна, но эта странная манера всегда одеваться во всё чёрное, словно вдова… быть может, она как будто предчувствовала, что совсем скоро потеряет мужа. Просто её наряды и поведение отталкивали от себя.
– Хвылин любил жену?
– Он не любил никого, кроме себя. Поговаривают, что он взял её в жены только потому, что Зина была наследницей богатого состояния. Правда, почти всё они растеряли ещё до октябрьского переворота…
– Революции, – машинально поправил я.
Меня всегда раздражало, когда октябрьскую революцию 1917-го года называли переворотом, пусть я и был в курсе, что сначала и большевики называли её так.
– Революции, – легко согласилась она. – Хвылин был ужасным мотом, спустил практически всё ещё до того, как большевики взяли Зимний.
– Я знаю, что они, в отличие от вас, не ютились в коммуналке, а снимали жильё – то есть что-то от прежних богатств в семье осталось?
– Если осталось, то самую малость. Не знаю, смутит ли тебя, но поговаривали, что в последний год Хвылин стал кем-то вроде альфонса – надеюсь, тебе не надо растолковывать значение этого слова?
– Не надо. Альфонс – мужчина, который находится на содержании у женщины, паразит, который тянет из неё все соки.
– Так и есть. Но при этом он всё равно любил просто поволочиться за женщинами.
– И что – действительно был такой неотразимый? – с мужской ревностью спросил я.
– Красавцем его точно не назовёшь. Но он умел говорить, умел ухаживать и знал, как расположить к себе даму. Как тебе известно, он пытался приударить за мной, но я сразу поставила наглеца на место.
– Ты молодчина, Катя! – похвалил я. – Александру с тобой повезло.
– А мне повезло с мужем, – гордо сказала сестра.
– Как Зинаида относилась к его изменам? Извини за такой вопрос, но я сомневаюсь, что она находилась в неведении.
– Она знала о его неверности. Мы, женщины, чувствуем это душой. Но мне кажется, она с этим смирилась: Хвылин не собирался её бросать, не удивлюсь, что он по-своему продолжал её любить. Просто ему было мало одной женщины.
– Да, такие мужчины существуют, – подтвердил я.
– Ты так много меня спрашиваешь – позволь и мне задать тебе вопрос? – лукаво усмехнулась сестра.
– Конечно.
– Я видела комнату, в которой ты живёшь… Ты ведь до сих пор один. Почему, Жора?
– Всё очень просто, Катя, я не нашёл ту, что мне нужна и которой я тоже буду нужен, – сказал я.
И найду ли ещё?
После смерти любимой я вдруг осознал, что никто не сможет заменить мне её. Были несколько случайных романов, которые не закончились ничем. Должно быть и те женщины, которые попались мне на пути, быстро понимали это и потому исчезали из моей жизни без скандалов и битья посуды. Хотя я знал, что Даша прекрасно поняла меня, если бы я стал жить с другой. Скажу больше: дочь даже несколько раз пыталась меня познакомить, но… мне никого не было надо, кроме так рано оставившей меня любимой с простым и красивым именем Настя.
– Дурачок! – ласково усмехнулась Катя.
– По-моему, ты просто никого не ищешь. Рассчитываешь, что любовь свалится на тебя сама собой?
– Я ни на что не рассчитываю, я просто живу. Надеюсь, что сполна ответил на твой вопрос. Дозволь мне снова вернуться к роли следователя.
– Дозволяю.
– Ты сказала, что Хвылин жил за счёт других женщин. Для него было важно – замужем они или нет?
– Думаю, что всё равно.
– Кхм… Ну, а ты знаешь кого-нибудь конкретно?
– Нет, настолько далеко мой интерес к личности Хвылина не заходил. Я игнорировала сплетни.
– Жаль, – вздохнул я и, заметив, что Катя зевает, отвернувшись и деликатно прикрыв рот ладошкой, добавил:
– Ладно, последний вопрос и идём на боковую.
– Что ты! Я готова отвечать столько, сколько нужно! – возмутилась Катя.
– Ну, пока я узнал практически всё, кроме одного: были ли у Зинаиды Хвылиной подруги?
Катя задумалась.
– Ну… из наших она более-менее общалась с женой начальника военшколы Елизаветой. Не уверена, что их отношения можно было назвать дружбой, но я видела несколько раз, как они о чём-то шептались между собой.
– Значит, Елизавета Слыщёва может знать о ней больше других, – задумался я.
– Тебе обязательно стоит с ней переговорить. Кстати, она тоже работает в военшколе, как и её муж.
Я кивнул. Теперь ясно, почему Елизавета довольно быстро оказалась в кабинете Слыщёва в день моего появления в военшколе. Должно быть, Тарас специально сбегал за ней, чтобы она привела пьяного мужа в порядок.
– Ты знаешь адрес Слыщёвых? – спросил я.
– На память нет, но у меня где-то был записан.
Покопавшись в шкатулках, Катя извлекла на свет божий тетрадку и, полистав, нашла нужную запись.
– Вот. Но к ним раньше шести вечера нет смысла соваться, они весь день на работе, как и Саша, – не выдержав, сестра всхлипнула.
– Ну вот, опять глаза на мокром месте! – шутливо сказал я. – Не переживай, всё разрешится.
Я не мог заснуть всю ночь, ворочался в постели до утра, прокручивая варианты возможных действий. Вариантов не оставалось. Кроме одного…
После завтрака я попрощался с Катей и поехал в больницу, в которую увезли раненого чекиста Маркуса. Теперь многое зависело от того, допустят ли меня к нему и в правильном ли направлении шёл ход моих мыслей.
Как выяснилось, из места пребывания Маркуса секрета не делалось. Стоило мне лишь показать удостоверение, как постовая медсестра сообщила отделение и палату, в которой его лечили.
– Как вообще самочувствие товарища Маркуса? Можно ли его увидеть?
– Доктор разрешил навещать больного и передавать передачи, – сказала медсестра.
Поблагодарив её и накинув на плечи застиранный белый халат, я отправился искать палату.
В коридоре столкнулся с идущим навстречу чекистом Шмаковым.
– Что, тоже кого-то навещаете? – спросил он после короткого рукопожатия.
– Да вот, к товарищу Маркусу собрался. Должен же я узнать, как у него обстоят дела, – не стал юлить я.
– И правильно, а то совсем заскучал без работы наш товарищ Маркус. Хоть настроение ему поднимите – устал он без свежих лиц.
– Знакомая история, – усмехнулся я. – Ну, а как с ранением?
– Тьфу-тьфу-тьфу! К счастью, всё хорошо, пошёл на поправку. Я как раз от него. Обещают через недельку выписать, – сообщил Шмаков.
Мы ещё раз пожали друг другу руки и разошлись.
Чекист лежал на кровати и читал газету. Когда я зашёл, он отложил её в сторону.
– Быстров… Какими судьбами?
– Доброго вам здоровья, товарищ Маркус. Да вот, проведать пришёл.
Латыш покачал головой.
– Ну-ну… Ты это кому другому заливай, не мне. По делу ведь, да?
Я покосился на двух соседей Маркуса, занятых игрой в шахматы. Он понял мой намёк и тихо попросил:
– Мужики, сходите воздухом подыщите, ладно.
Когда в палате остались лишь мы двое, латыш сказал:
– Выкладывай, с чем пришёл.
Я присел на табурет возле его кровати.
– Товарищ Маркус, вы ведь в курсе, что муж моей сестры – Александр Быстров, работал в той самой военшколе, в которой выявили контрреволюционный заговор.
– Быстро же новости распространяются, – хмыкнул чекист. – Можно подумать, что это не Петроград, а большая деревня. Само собой, о твоём родственнике я в курсе. Если ты переживаешь за себя и твою сестру, можешь успокоиться – к вам у меня вопросов нет.
– Приятно слышать, товарищ Маркус, но я к вам по поводу Александра.
– У меня был Шмаков – вы с ним должны были столкнуться в коридоре: так он сказал, что ваш родственник подозревается в совершении убийства. Но у нас появилась информация, что Александр Быстров также замешан в контрреволюционном заговоре.
– Товарищ Маркус, готов вас заверить – Александр отказался в нём участвовать.
Глаза чекиста удивлённо округлились.
– Вы так безапелляционно заявляете об этом… Откуда вам это известно? Быстров продолжает молчать, даже у нас, на Гороховой, его не разговорили. Конечно, пока, но придётся попотеть – так сказал Шмаков, а я склонен ему верить.
– Мне об этом сказал Птахин.
– Ныне покойный, – улыбнулся собеседник. – Интересно, когда же это произошло?
– Перед самой смертью. Птахин признался, что пытался привлечь Александра на свою сторону, но тот отказался.
– Допустим, – мрачно произнёс чекист.
– Но почему ваш родственник молчит по сию пору?
– Он дал слово офицера, что никому не расскажет.
– Идиот, – фыркнул Маркус. – Он что – не понимает, чем ему грозит эта игра в молчанку?
– Понимает, конечно, но сейчас он находится в такой ситуации, что всё против него. И даже если Александр нарушит обещание, это ведь его не спасёт.
– Враги советской власти будут наказаны. Это аксиома! – не терпящим возражения тоном изрёк Маркус.