– Александр – не враг. Он просто запутавшийся человек. Дайте ему шанс, поверьте, что всему виной его благородство. Или то, что он принимает за благородство, – сказал я.
– Гляжу на тебя и не верю своим ушам, – задумчиво произнёс чекист. – Ты не похож на наивного человека… и, значит, у тебя есть что-то ещё, кроме слов покойника, которые нечем подтвердить. Иначе, я подумаю, что совсем перестал разбираться в людях.
– Вы правы, товарищ Маркус: я здесь не только ради того, чтобы попросить вас помочь Александру. У меня к вам взаимовыгодное предложение. Если хотите – сделка.
– Я не ослышался? Сделка? – недоумённо сказал латыш.
– Да. Я помогу вам, вы поможете мне.
– Интересно, и чем это может помочь петроградскому ГПУ сотрудник уголовного розыска, да ещё и не местный? – Маркус глядел на меня как на сумасшедшего.
– Я вспомнил нашу первую встречу, когда вы ловили сбежавшего из-под стражи Капустина. В тот день я как-то не сообразил, почему вы, большой человек в петроградском ГПУ, лично занимаетесь поисками какого-то уголовника… Ваш профиль – раскрытие заговоров, борьба с контрреволюцией, бандит Капустин как-то мелок по сравнению с масштабами ваших дел…
– Так-так, – насупился чекист. – Пока я не понимаю, к чему вы клоните, Быстров…
– Сейчас поймёте. Я взвесил все за и против и пришёл к выводу, что Капустин нужен вам для чего-то другого. Тут я, правда, ступаю в плоскость гадания, тем более потому, что не обладаю всей полнотой информации, но… короче, либо Капустин замешан в крупном заговоре, что выглядит несколько странновато, либо в каком-то другом важном и политическом деле – например, в истории с исчезновением Ракитина: его я, так понимаю, ещё не отыскали.
– К сожалению, что произошло с товарищем Ракитиным и где он находится сейчас, неизвестно, – вздохнул Маркус.
– Значит, я на правильном пути, – кивнул я. – Так вот – я нахожу для вас Капустина, а вы за это просто восстанавливаете справедливость: не обвиняете Александра Быстрова в том, чего он не совершал. Как вам такое предложение, товарищ Маркус?
Глава 30
Высказавшись, я замолчал. Следующий ход за Маркусом.
Вид у чекиста был озадаченный. Казалось, он не верит своим ушам.
– Быстров, вы как – в трезвом уме и доброй памяти? Если хотите, позову доктора.
– Товарищ Маркус, я в полном порядке.
– Странно… А мне показалось, что у вас горячка, и вы бредите… С какой стати вы решили, что я пойду на сделку с вами? – изумился собеседник. – Да как вы вообще до такого додумались?
– Если позволите, я сейчас всё проясню.
– Сделайте милость.
– Как говорит Феликс Эдмундович: у чекиста должна быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки.
– Никогда не слышал этого выражения от товарища Дзержинского, но сказано сильно, – кивнул латыш. – Только я не понимаю, к чему вы клоните… Можете прояснить?
– Я не сомневаюсь в чистоте ваших рук и в вашем горячем сердце, но в данный момент апеллирую к холодной голове: моё предложение выгодно всем. Вам нужен Капустин – я найду его. Мой родственник виноват только в том, что не смог переступить через данное слово офицера – понимаю, это может показаться скорее глупым, чем благородным, и даже не собираюсь вступать в спор. Тем не менее Александр – не враг советской власти. Дайте ему шанс, помогите, пожалуйста. Товарищ Маркус, вы – последняя надежда, – взмолился я.
Чекист озадаченно хмыкнул.
– Я бы мог арестовать вас, и тогда вы рассказали бы нам всё, что вам известно о Капустине…
Я напрягся. Не приведи Господь… Больше всего я опасался такого хода событий.
Чекист продолжил:
– Но у меня нет большой уверенности, что это сильно поможет в его поимке. Тут нужен нюх как у ищейки. И это, как вы правильно заметили, не мой профиль: беглых уголовников должны ловить те, кто этому обучен. Я же занимаюсь иными вопросами… Теперь что касается вашего родственника: не надо воспринимать ГПУ исключительно как карающий меч. Мы несём не только закон, но и справедливость. Если Александр Быстров действительно непричастен к заговору, я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы его приговор смягчили. Но ему лучше заговорить, тогда есть шанс переквалифицировать его в свидетели.
– Я знаю, как его разговорить, – произнёс я. – Передайте ему, пожалуйста, что его жена ждёт ребёнка. Узнав об этом, Александр примет правильное решение.
– Хорошо. Надеюсь, это поможет. У вас ко мне всё, товарищ Быстров? – Латыш внимательно уставился на меня.
– Да, – подтвердил я.
– Тогда, прежде чем вы покинете палату, я тоже хочу сказать вам несколько слов. Помните, в нашу предыдущую встречу я обмолвился, что у меня есть на вас определённые виды?
– Помню.
– Так вот: сейчас я уже не столь в этом уверен. Вы разочаровали меня, Быстров. Я уже наслышан о ваших многочисленных «подвигах» и искренне считал, что вы подаёте большие надежды и сможете стать отличным сотрудником ГПУ. Однако этот разговор заставил меня колебаться.
– В чём моя проблема, товарищ Маркус? – нахмурился я.
– Вы ставите личные интересы выше государственных. Теперь я не смогу вам доверять, товарищ Быстров.
– Но вы хотя бы верите в то, что я поймаю Капустина?
– Поскольку для вас это личное дело, то даже не сомневаюсь, – усмехнулся Маркус. – Чисто по-человечески, вы мне симпатичны, Быстров, но я вынужден думать как государственный служащий. И больше никогда… Я подчёркиваю это слово! Никогда не обращайтесь ко мне с подобными предложениями, если не хотите оказаться под арестом. Мы друг друга поняли?
– Поняли, – кивнул я.
– Тогда до свидания, товарищ Быстров. И хорошенько запомните то, что я вам сказал.
Чекист опустил голову на подушку и закрыл глаза.
– До свидания, – произнёс я и вышел из палаты.
Дальше я намеревался навестить дом Слыщёвых, но до вечера оставалась ещё уйма времени, других планов у меня не имелось, так что я просто побродил по улицам города, перенёсшего подряд две революции, мировую, а затем и гражданскую войну, Петрограда. Заглянул на Центральный рынок, где меня ещё у входа с Кронверкской атаковали пацаны, торговавшие всякой мелочёвкой: махоркой, папиросами, зажигалками и кремнями для них.
Внутри шла бойкая торговля. Вещи покупались и тут же перепродавались, порой раза в два-три дороже. Часы, самовары, швейные машины, иглы, платки, фанерные, обтянутые кожей чемоданы, домашняя утварь от одиночных чашек до изысканных фарфоровых сервизов… Всё уходило влёт.
Народу на рынке было – не протолкнуться. То и дело кто-то сталкивался со мной, прижимался, толкал локтями. Наверняка в толпе сновали карманники, так что стоило поберечь содержимое карманов.
Меня привлёк запах свежей выпечки, желудок сразу напомнил о собственном существовании.
Ладно, гулять так гулять…
Я подошёл к деревянному навесу, где гроздьями свисали сладкие калачи и баранки, кипел самовар. За прилавком стоял смуглый улыбчивый татарин.
– Не стесняйся, дорогой! Всё свежее, с пылу – с жару! – увидев на моём лице интерес, стал он рекламировать товар. – На улице холодно – чайку откушай, согреешься.
– Уломал! – усмехнулся я. – Стакан чая и калач. Сколько с меня.
– Э… совсем дёшево, дорогой! Не пожалеешь…
Татарин назвал цену, мы немного поторговались, но всё равно расстались довольные друг другом.
Своеобразное удовольствие: пить посреди толпы горячий чай с тёплой, источавшей аромат корицы булкой. Можно на пару минут порефлексировать, забыть о миллионе проблем.
Я с сожалением сделал последний глоток. Всё хорошее слишком быстро заканчивается. Я снова вернулся в реальный мир, к своим «баранам».
Итак, визит к чекисту можно считать вполне удавшимся. Теперь всё зависело от того, поймаю ли я Капустина.
Опора, конечно, шаткая – только описание человека, увиденного дворником во дворе дома Хвылиных. Даже если это действительно был Капустин, всё равно непонятна его связь с убийством.
Тем не менее это уже кое-что. И за это «кое-что» я смогу подержаться.
Из существенных минусов – действовать приходится в одиночку, а времени просто в обрез.
Я вернул опустевший стакан татарину.
– Как тебе чай, дорогой? – улыбнулся он.
– Потрясающе вкусно, – честно ответил я.
– Ай! Я же говорил – не пожалеешь! – вроде бы вполне искренне обрадовался торговец.
Я прикинул дальнейший маршрут – если пойду не спеша, успею оказаться часам к шести вечера возле дома Слыщёвых. Значит, пора.
– Молодой человек…
Я обернулся и увидел пожилую женщину со следами увядшей красоты на обрюзгшем лице.
– Простите, это вы мне?
– Да, вам, – закивала женщина. – Не хотите приобрести для вашей девушки эту прелестную вещицу?
В её руках появилась роскошная шаль.
– Возьмите, недорого отдам. Когда-то эту шаль не гнушалась носить сама княгиня Шидловская. Вещь просто изумительная. Вот, посмотрите…
Я сначала хотел пройти мимо, но потом задумался. Девушки у меня нет, зато есть сестра, которая скоро сделает меня дядей. Надо же как-то поприветствовать это событие.
Плевать, что эта вещица из гардероба неведомой мне княгини Шидловской. Главное, что Кате она точно будет к лицу.
– Сколько вы хотите?
– Я бы охотно обменяла на муку или масло, деньгами будет дороже, – предупредила женщина.
– У меня только деньги. Сколько в рублях?
– Пятьдесят, – решилась она.
– Тридцать, – покачал головой я.
– Могу уступить только за сорок пять. Крайний случай – сорок.
– Хорошо, сорок меня устраивает.
– Тогда берите.
Я потянулся к внутреннему карману пиджака и в этот же момент наткнулся в нём на чужую руку, которая принадлежала щуплому, похожему на подростка мужичку.
Надо же, чуть не проморгал. Вот была бы веселуха, если бы у меня, мента с большим стажем, тиснул бы кошелёк ушлый карманник. Вроде бы не ротозейничал, но всё равно…
Поняв, что спалился, воришка попытался отдёрнуть руку, но не на таковского попал. Я медвежьим хватом вцепился в его руку, резко выкрутил её так, чтобы с гарантированным переломом, а потом от души зарядил кулаком в «табло».