— Вы её отец? — перебив её, обратилась к Кофману Ирина.
— Да, — подтвердил он.
— Я уже совершеннолетняя! — горячо воскликнула Элла. — И мне для того, чтобы решить, где спать и в каком виде ходить, разрешение родителей не требуется!
— Так, можно на ваш паспорт посмотреть? — Ира протянула руку и Кофман, неохотно вынув из внутреннего кармана паспорт, отдал его ей.
— Так… Кофман Яков Михайлович… — она пролистнула несколько страниц в поисках прописки. — Москва… Вы в Москве проживаете?
— Да, — угрюмо ответил он. — А вообще, что здесь происходит? Вы свой-то документ покажите! По какому праву вы вообще здесь находитесь?
— По римскому! — отрезала Ирина. — Что вы делали двадцать девятого апреля, Яков Михайлович, с семи до девяти вечера?
— Дома был, — зло ответил он.
— А вот этого молодого человека вы видели в тот вечер?
— Я же сказала, он был в гостях у нас! — опередила отца Элла.
Он бросил на неё тяжёлый взгляд, перевёл на меня, потом на Ирину.
— Да. Моя дочь никогда не врёт… Обычно…
— Для протокола сможете подтвердить?
Он молча кивнул и так на меня глянул, что чуть не испепелил.
— Ладно, Жаров, — пожала плечами Закирова. — Раз так, я могу уходить. Вижу, дела у вас тут сугубо семейные, посторонние уши не нужны. Так что оставляю вас со спокойным сердцем. Придёшь ко мне в понедельник. Желательно с… родственниками. Впрочем, их могут и в Москве опросить. С праздником, товарищи. С днём международной солидарности трудящихся. А, забыла совсем. Жаров, тебя ещё и с днём рождения, ты уже не мальчик, так что давай, не вляпывайся больше никуда.
Она, протиснувшись мимо Кофмана и Радько вышла за дверь.
— Я с вашего разрешения накину на себя что-нибудь, — кивнул я. — Вы, товарищи, в кухню проходите. Там кофе, пирог. Угощайтесь пока.
— Я, пожалуй, тоже пойду, — заискивающе глянул на Кофмана Радько. — Звоните, когда освободитесь. В баньку съездим и… Ирина Артуровна, погодите, я вас подвезу…
— Позвоню, — кивнул Кофман. — Спасибо, Вадим Андреевич. Александр, пойдём, поговорим. А ты, оденься и сиди здесь, на кухню не заходи.
Это он дочери приказал.
— Я всё-таки брюки надену, — усмехнулся я. — А то вдруг вы действительно угрозы решите свои исполнить. Хоть какая-то защита.
— Ты дохохмишься у меня, — рыкнул он, скинул кожаную куртку, бросил на стул и двинул на кухню.
Не разуваясь, между прочим.
Я зашёл в спальню. Элла была как бы полна решимости, но и… дрожала, как осиновый лист. Боялась родителя.
— Не сознавайся, что мы… — прошептала она. — Ну… короче…
— Ладно, — улыбнулся я и легко поцеловал её.
Так, чтобы просто подбодрить. Она благодарно кивнула. Кажется, поддержка была сейчас не лишней.
Я вошёл на кухню. Налил кофе Кофману и подлил себе. Он сидел за столом и смотрел волком.
— Угощайтесь, — кивнул я.
— Я смотрю, ты так с ментами и крутишься? — хмуро бросил он и глянул исподлобья.
— Моя хорошая знакомая, помогала мне с тем делом. Подруга вашего Радько. Это же он нас свёл. Помните, я к вам обращался какое-то время назад?
Он мотнул головой, давая понять, что говорить хочет не об этом.
— И что ты наделал двадцать девятого апреля?
— Я? — пожал я плечами. — Ничего. Один негодяй оговорить пытается. Зубатый, тот самый. Это всё та же история тянется. Не уймётся никак. Хочет в камеру засадить, чтобы можно было выбить из меня ваш портфель с деньгами. Там ведь ему никто не помешает.
— Вот козёл, — покачал головой Кофман. — Уверен, что он с Ананьиным связан?
— Боюсь, другого разумного объяснения у меня нет.
— А то дело? С ограблением. Помнишь, ты спрашивал?
— Забудьте, — великодушно махнул я рукой. — Всё обошлось, уже ничего не надо.
— Кручёный ты мальчонка, — сощурился он. — Но дочь мою трогать нельзя было, ясно? Я тебе сказал исчезни, значит надо было исчезнуть.
Ну, вообще-то я и исчез. Мне они оба даром не были нужны… До сегодняшней ночи. Теперь уже просто так не отмахнуться, конечно…
— Она же девчонка совсем, ты что не видишь? — продолжил он. — Влюбилась дура в рыцаря на белом коне. Прилетел, спас, улетел. Да ещё смазливый. Ясно, у девки мозги набекрень съехали сразу. В глазах любовь одна. А на самом-то деле, ты ведь не подарок.
— Так я же вам сам говорил, что не подарок…
— Не перебивай! И баб у тебя, как грязи, я уверен. Не удивлюсь, если ты и эту Ирину дрючишь, иначе чего это она сюда проскакала?
— Восхищаюсь я вашей прозорливости, Яков Михайлович, — усмехнулся я.
— Не огрызайся, — хлопнул он ладонью по столу, давая понять, что гроза ещё не прошла. — Взять невинную девочку и уложить в койку — это знаешь ли, херовый подвиг. Не красит это тебя!
Ну, допустим, не такую уж и невинную, чай в Москве живёт, да ещё и в меде обучается. Да и в койку её не я затянул. Но говорить это я, разумеется, не стал.
— Только не надо мне заливать, что ничего у вас не было! Не нужно меня за идиота принимать, я жизнь-то получше твоего знаю.
— Рано нам жениться ещё, — спокойно сказал я.
— Что⁈ — взревел Кофман. — Это уж не ты решать будешь!
— Посудите сами, — пожал я плечами. — Первая влюблённость слетит, и увидит дочь ваша чужого человека, которого не очень хорошо знает. И, может быть, он ей не очень-то понравится. И что тогда? А если он к тому времени уже и в бизнес семейный интегрирован, а у неё под сердцем ребёночек шевелится? Что делать? Вдруг разочаруется?
Он сжал челюсти и снова стукнул по столу, на этот раз кулаком. Кофе из чашки выплеснулся и я поднялся, чтобы взять тряпку и протереть стол. Дверь в этот момент резко распахнулась, стукнулась о стену и кухню наполнило дребезжание стекла.
— Не разочаруется! — настырно и твёрдо воскликнула Элла. — Не разочаруется!
Она была в джинсах и футболке. Отец обернулся и внимательно посмотрел на неё. Она взгляд его выдержала и глаз своих не прятала.
— Папа, я за него замуж хочу!
Я чуть не рассмеялся. Нет, момент был, в каком-то смысле, трогательными из-за этой практически детской непосредственности, но и забавным тоже.
— Значит так, — повернулся ко мне Кофман. — Испортил девку — женись. Правило простое.
Элла взглянула на меня с испугом, опасаясь, что я начну раскрывать родителю глаза на современные столичные нравы, но я не начал. Дух джентльменства ещё никто не отменял.
— Умей ответ держать. Люби её и заботься о ней, ясно? Ну и, разумеется, в этой дыре тебе оставаться нельзя. Я помогу перебраться обратно в Москву. Сколько ты уже отработал?
— Меньше года.
— Ну… Ничего, решим. Ты кто по диплому, инженер?
— Инженер, — улыбнулся я.
— Инженер… — задумчиво повторил он. — Думаю, смогу тебя в Моспродторг пристроить.
Да-да, как раз туда, где головы скоро полетят. Относительно скоро, конечно…
— Жить будете на «Белорусской», там где ты меня искал, помнишь? Что ещё? Машину сделаем… Ну, а всё остальное в твоих собственных руках. Работай, не будь дураком, и всё у тебя будет хорошо. Главное, чтобы дочь моя счастлива была и радостна. Вопросы?
— Есть, — кивнул я.
— Ну, вот и молодец.
— Нет, в смысле, есть вопросы.
— Ну?
— Сразу жениться не будем. Во-первых, это неосмотрительно, если развод — придётся делить совместно нажитое, а зачем вам со мной делиться?
— А во-вторых?
— А, во-вторых, пусть посмотрит на меня, понаблюдает. Притереться надо. Сейчас многие так делают. Прежде, чем к алтарю идти, живут вместе привыкают друг к другу, чувства проверяют и всё такое. Это практический подход.
— Сразу и не получится. Сначала нужно будет тебя перевести обратно, а на это с месячишко уйдёт, не меньше. Будете письма писать друг дружке, чувства проверять. А потом уже распишетесь. Ясно?
— Я православный, мне венчаться надо.
— Какой ты православный? Ты же комсомолец!
— Одно другому не мешает.
— Так, всё! По существу вопросы есть? Нет! Если что, я тебя лично кастрирую и сдам мусорам. Ещё и статью придумаю поинтереснее.
Вопросы, конечно, были, как не быть? Но сейчас я решил воздержаться. Вся эта история выглядела довольно потешно, казалась неправдоподобной, словно была вытянута со страниц старинных романов про папеньку самодура.
Кончилось всё тем, что Кофман позвонил Радько, а потом загрёб дочь и поехал обедать, а потом и в аэропорт. Правда, самолёт был вечерним, и Элла хотела побольше времени провести со мной, но отец и слушать ничего не захотел.
— Намилуетесь ещё, — заявил он. — Вся жизнь впереди. Ветры перемен уже задули. Просто подумайте и приготовьтесь их принять. Перемены…
Ещё он сказал, чтобы я был готов конкретно к тому, что в ближайшее время меня будут переводить из Верхотомска в столицу.
Должно быть, чувствовал, что я мог переубедить невесту переменить решение. Мне вся эта затея казалась довольно смешной, поскольку жениться, на самом деле, я не собирался. Но если девочке так хотелось поиграть во взрослую и раскрепощённую жизнь — почему бы и нет. Я был уверен, что долго она не выдержит и когда дойдёт дело до ведения хозяйства, взвоет и попросит меня свалить из своей жизни.
Мне же, разумеется, для достижения своих планов было удобнее перемещаться из Москвы. Но работа была нужна, связанная с бесконечными командировками. Впрочем, если честно, я полагал, что затея застопорится раньше, на этапе перевода в Москву, например. А Элле переводиться из Москвы в Верхотомск никто не даст.
— С детьми не торопись, дай ей диплом получить, — на прощанье бросил Кофман и вышел из квартиры.
А я отправился в постель досыпать, поскольку ночь выдалась довольно беспокойной. Впрочем, поспать мне не удалось. Только вытянулся и закрыл глаза, зазвонил телефон.
— Алло, — сказал я, подойдя к аппарату и сняв трубку.
— Саня, привет.
— Привет, — ответил я, соображая, кто это.
— Это Саня.
Точно, это был Храпов-младший.
— Привет. С праздником.
— Слушай, мне бы поговорить надо с тобой.