– Я не могу так поступить!
– Почему?
– Меня просто убьют…
– Ну, уверяю вас, теперь сделать это будет затруднительно. Необходимую защиту мы вам обеспечим, вы останетесь на свободе и продолжите любимое занятие – торговлю антиквариатом. Ну как?
– Я согласен, – тихо обронил швед после минутного колебания.
– Ну и славно! Идемте… – И Голицын ободряюще похлопал его по плечу.
Но радость от успешной поимки старого врага оказалась преждевременной. Едва Голицын переступил порог своего кабинета на Шестой линии, раздался телефонный звонок.
– Говорит адъютант генерала Соболева. Его высокопревосходительство ждет вас немедленно, господин капитан.
Начальник СОВА – сухощавый, стремительный в движениях и резкий в суждениях сорокапятилетний мужчина с заметной проседью в густых, темно-русых волосах – стал генералом в неполные тридцать семь лет. Именно он в 1904 году, будучи заместителем начальника штаба сводного экспедиционного корпуса под командованием генерала Сухомлинова, настоял на скрытном передислоцировании гаубичной артиллерии из-под Люйшуня на Квантунский перешеек, что, в конечном счете, и предопределило разгром японского десанта месяц спустя.
А когда вышел приказ о назначении молодого генерала на должность руководителя нового секретного подразделения Министерства внутренних дел, все «совята», что называется «от мала до велика», радостно вздохнули: ну, теперь у нас дела не пойдут – полетят!
Соболев встретил его мрачнее тучи. Пожал руку и протянул кожаную папку для депеш и распоряжений.
– Полюбуйтесь, Андрей Николаевич, какую свинью нам его сиятельство граф Витте подложил.
Голицын раскрыл папку. Поверх остальных бумаг красовался гербовый лист из Министерства внутренних дел, подписанный самим действительным статским советником Маклаковым.
– «Распоряжение о полной проверке финансовой деятельности Службы охраны высшей администрации…» – прочитал Андрей. – «…с подачи Комитета по финансам Государственной думы… начиная с сентября месяца 1912 года… неоднократно допускались… выявленные злоупотребления в финансировании служебных и иных поездок… а также в личных целях, покрываемых служебной необходимостью…» Что за чушь?! Простите, ваше высокопревосходительство, но это полный бред!
– Я тоже так думаю… Надеюсь, что это так. – Соболев поиграл желваками, пристально посмотрел на Голицына. – В противном случае, сами понимаете, Андрей Николаевич…
– Но ведь ясно же, как божий день, откуда ветер дует!
– Это вам ясно, мне ясно… А членам комитета ведь не объяснишь того, что им и знать-то не положено. Так что готовьтесь, капитан… Ну, назначьте там кого-нибудь из штабных, чтоб приглядывали за этими… крючкотворами, когда появятся. А пока идите и работайте. Желаю скорейшего успеха!
Но неприятности на этом не закончились. Как только Голицын вернулся к себе, в дверь без стука буквально ворвался запыхавшийся Верещагин.
– В чем дело, Олег? – недовольно нахмурился Андрей.
– Лапикова схватили…
– Кто?! Почему?! По какому праву? – Радуга хорошего настроения погасла, уступив место хмурой, черно-белой действительности.
– Так он ведь вел наблюдение за графом Витте. По вашему приказанию…
– Хочешь сказать, что Петю засекла личная охрана графа и задержала?!
– Выходит, так… – Верещагин еще ниже опустил голову.
– Ты же понимаешь, Олег, что это полная ерунда! Во-первых, никто, кроме наших сотрудников, не знал, что за Витте будет вестись наружное наблюдение. Во-вторых, даже если Лапикова засекли, то сразу после проверки документов его обязаны были отпустить, а нам предъявить претензию в письменной форме…
– Так не было никакой проверки, – развел руками Верещагин. – Напарник Пети, подпоручик Баландин из группы капитана Власкина, видел, как…
– Погоди! А где Баландин сейчас?
– В дежурке был, у Перетыкина…
– Идем! – Голицын стремительно направился к лестнице. – Перетыкин когда сменился?
– Сегодня в полдень заступил… – Верещагину невольно передалось возбужденное настроение командира, в глазах появился охотничий блеск, на скулах проступил румянец.
– А когда схватили Лапикова?
– В два часа пополудни…
– Ага. Времени у него было достаточно!..
Они вошли в дежурную часть спокойно, стараясь сдерживать дыхание. Баландина в помещении не было. Перетыкин сидел на рабочем месте и делал какие-то записи в журнал регистрации. При виде старших офицеров он вскочил и встал по стойке «смирно».
– Вольно, подпоручик, – махнул ему Голицын, подходя вплотную. – Покажите мне журнал телефонных звонков.
Перетыкин протянул Андрею толстый гроссбух в коленкоровом переплете. Голицын присел на край стола дежурного и раскрыл журнал. Верещагин, все еще не уразумев хода мыслей начальства, переводил взгляд с одного на другого. Андрей пролистал гроссбух до сегодняшних записей, провел пальцем по строчкам, краем глаза наблюдая за Перетыкиным.
– Та-ак, подпоручик. А кому это вы звонили в двенадцать тридцать по номеру Л-21—21? Здесь не отмечен адресат!
– Не могу знать, господин капитан…
– Как это – не можете?!
– Я в это время… отлучился. По надобности.
Голицын посмотрел на Верещагина. Тот медленно налился краской, желваки на скулах вздулись.
– Вы что, Перетыкин, первый день на службе? Не знаете, что при отлучке должны запирать кабинет?
– Никак нет, не первый. И… я запер!
Офицеры вновь переглянулись.
– То есть вы утверждаете, подпоручик, что во время вашего отсутствия дежурная часть была заперта?
– Так точно.
– А запись откуда? Это же ваша рука?
– Никак нет. Но похожа. Сильно похожа… Я ее только при вас и заметил.
– Так что это за номер?
– Минуточку… – Перетыкин схватил с этажерки рядом со столом новенький справочник «Столица» и зашуршал страницами. Голицын, наблюдая за ним, сказал тихо Верещагину:
– Надеюсь, ты понял, Олег, что все это значит.
– Так точно, Андрей Николаевич. В управлении завелся «крот»…
– …а времени на его отлов совсем нет. Придется действовать на опережение и одновременно создавать специальную группу по ведению следствия. Это сузит возможности «крота». А если он окажется внутри группы, так мы его быстро вычислим…
– Нашел, господин капитан! – Перетыкин с испуганно-радостной улыбкой ткнул в страницу справочника. – Это номер комитета финансов при Государственной думе.
– То есть самого графа?.. Слишком просто!
– Явная подставка, – согласился Верещагин.
– А впрочем, почему нет? – Голицын теперь рассуждал вслух. – Если здесь окопался агент графа, с чего бы ему звонить кому-то еще? Мы же не знаем содержания разговора, только подозреваем. А подозрение не есть доказательство. История с Лапиковым больше похожа на провокацию… Вот что, Олег. Оповещай управление: в семнадцать часов – оперативное совещание у меня… в кабинете Вяземского.
Андрей провел совещание, как и задумал: быстро, четко, результативно. В общем-то, само совещание ему не было нужно – так, для проформы, да чтобы продемонстрировать обнаруженному «кроту», что его провокация не сработала. Была сформирована особая группа из восьми человек, куда вошли сотрудники трех управлений – информационно-аналитического, контртеррористического и внутренней безопасности. Главной задачей группы стала координация всех оперативных мероприятий по расследованию покушения на князя Вяземского, хотя официальной версией оставалось покушение на графа Витте.
Распустив совещание, Голицын оставил только особую группу и изложил ей свой план действий. Помимо прочего, он включал в себя непрерывное наблюдение за рядом важных лиц в империи.
– Штабс-капитан Тепляков раздаст вам копии списка этих фигур. Информация секретная. Далее, мне нужны два офицера из «четверки» для еще одной… щекотливой операции. Что скажете, капитан Скирюк?
Поднялся поджарый, рыжеватый офицер из контртеррористического управления, помедлил несколько секунд и доложил:
– Есть такие. Поручики Казаков и Минаков. Молодые, решительные, исполнительные.
– А как у них насчет фантазии?
– Хоть отбавляй!
– Хорошо. Отправьте их ко мне завтра с утра. А с Николаем Ивановичем я формальности утрясу.
– Будет сделано.
– На сегодня все, господа. – Голицын поднялся. – Держим связь, как договорились.
Глава 9
Давыдов уже второй день изнывал от безделья. Вернее, занимался рутинной бумажной работой: написал рапорт о своей поездке на границу и приложил к нему документы курьера с подробной описью каждого, потом отдельно вынужден был составить докладную записку о «вооруженном инциденте, имевшем место на заставе Младечная и повлекшем человеческие жертвы». К докладной полагалось начертить и схему инцидента, то есть подробно разрисовать на оперативной карте местности кто, где и когда находился, куда двигался. Причем отметить и своих, и противника!
– Я не могу нарисовать эту чертову схему, – пожаловался он Тучкову.
– А в чем дело? Первый раз, что ли? – искренне удивился тот.
– Щекотливая ситуация там была, Паша… Дело в том, что в самой стычке ни я, ни Велембовский не участвовали.
– И где же вы были?
– В гости ходили, в городок Томашев. У Велембовского там зазноба живет. Ну, вот мы и… повечеряли слегка. – И Давыдов честно рассказал другу, как было дело.
– М-да, положеньице! – Тучков в замешательстве подергал себя за мочку уха. – Такого в отчет не запишешь…
– Мы как раз на заставу возвращались, когда стрельба началась, – вздохнул Денис. – Пока добежали, пока с караульным разобрались – уже все и закончилось.
– Так ты так и напиши! – загорелся Павел. – Дескать, ходили с поручиком Велембовским на рекогносцировку, поскольку из надежного источника пришло сообщение о возможной в ближайшее время провокации с австрийской стороны! Но противник начал действия раньше, потому в момент нападения капитан Денисов и поручик Велембовский на заставе отсутствовали…