Угольно-черные тучи снова сомкнулись, и лицо человека скрылось в темноте. Лиз показалось, что он продолжает смотреть на дверь, за которой она пряталась. Прошло еще какое-то время, и он направился прямо к ней.
От страха у Лиз перехватило дыхание. Она снова включила сигнализацию, бесшумно пробежала мимо барьера для посетителей и забилась в самый дальний угол. И тут вспомнила, что, прикрыв входную дверь, не заперла ее. Какая оплошность! Теперь уже слишком поздно — она увидела, как ручка двери повернулась.
У Лиз не было выбора — она забралась под стол, лихорадочно нащупывая в карманах отмычку и фонарик, чтобы убедиться, что не оставила их где-нибудь на видном месте. Очки висели у нее на шее. Лиз осторожно подтянула к столу стул. К счастью, его колесики оказались хорошо смазанными и не издали ни звука. Она ждала, обливаясь потом от напряжения.
Дверь открылась, и Лиз услышала, как вошедший выругался. Она чуть приободрилась — по-видимому, начальник по делам личного состава решил, что просто забыл запереть дверь, когда уходил, нарушив тем самым правила безопасности.
Бормоча что-то, он резкими ударами пальцев ввел свой код, вошел, закрыл дверь и включил небольшую настольную лампу. Видя только его ноги, Лиз наблюдала, как он переходит от стола к столу, затем останавливается у того из них, под которым она притаилась. Она задержала дыхание, ожидание казалось бесконечным. Он развернулся, осматривая комнату, вероятно, проверяя, нет ли в ней чего-либо постороннего. По лбу Лиз стекал пот, она на всякий случай еще раз потрогала отмычку, потом фонарик, сделала неловкое движение рукой и выронила его. Сейчас он упадет на пол, и… Раньше, чем она успела что-либо сообразить, рука ее метнулась вперед, поймала фонарик и, крепко сжав его, замерла.
Наконец непрошеный визитер направился в компьютерную комнату, остановился в дверях и зажег свет, собираясь все проверить и там. Лиз, осторожно откатив стул, наблюдала за ним. Он сделал какое-то движение, ей показалось, что он оборачивается, и она снова затаилась под столом, прислушиваясь.
Теперь он уже явно удалялся от нее, и Лиз рискнула выглянуть еще раз. Да, он шел к самому дальнему компьютеру, не глядя больше ни назад, ни по сторонам. Она снова пригнулась и, двигаясь быстро и бесшумно, стала пробираться к выходу. Почти лежа на полу, она обернулась — его нигде не было, наверное, он сидел за одной из ЭВМ. Выбравшись наружу, Лиз вдохнула чистый горный воздух, беззвучно закрыла дверь и заставила себя успокоиться. Она была зла на себя, поскольку допустила две ошибки: оставила незапертой дверь и едва не уронила фонарик. Делать такие ошибки и надеяться только на удачу могли лишь зеленые новички и неумехи.
Возвращаясь тем же путем в домик, она неожиданно вспомнила имя — Гамильтон Уокер. Видимо, в ее памяти произошел какой-то странный сдвиг. Иначе как она могла вспомнить имя несуществующего человека? Как могло случиться, что этот несуществующий человек был настолько важен для нее, что она помнила о нем, хотя не помнила ни о ком и ни о чем другом?
Разумеется, при условии, что Гамильтон Уокер не был реальной фигурой, подумала Лиз.
Глава 8
В нескольких милях от охватывающей Вашингтон кольцевой дороги, на станции метро «Кристал-сити» в Арлингтоне[4] Лукас Мэйнард петлял по подземным магазинчикам, восстанавливая навыки ухода от наблюдения. Под одеждой у него был спрятан пистолет — легкий и компактный «вальтер».
Целый час, резко меняя направление, он то и дело «проверялся», глядя в зеркальные витрины магазинов, останавливался, якобы любуясь платанами и маргаритками. Наконец, сделав последний круг, Лукас убедился, что за ним никто не следит. На улице свирепствовал августовский зной. Мэйнард снял пиджак, свернул в переулок, быстро прошагал три квартала. Он вспотел, и это раздражало его — Лукас терпеть не мог приходить в таком виде. Открыв подъезд своим ключом, Мэйнард поднялся по лестнице на второй этаж и, воспользовавшись другим ключом, вошел в одну из квартир.
— Чем это так хорошо пахнет? — громко спросил он. В квартире, оборудованной кондиционером, стоял аппетитный запах тушеного мяса и подливки. Он вдруг снова стал мальчишкой, мысленно перенесясь в Индиану, где прошло его детство. Лесли как-то всегда удавалось сделать так, что он ощущал себя семнадцатилетним парнем, у которого все еще впереди, — это он-то, мужчина, которому перевалило за шестьдесят, с диабетом и лишним весом, давным-давно разведенный, имеющий троих взрослых детей, не испытывающих к нему ничего, кроме отчужденности.
Когда он закрыл за собой дверь, из кухни появилась Лесли Пушо, невысокая, крепенькая блондинка, она смотрела на него сияющими от радости голубыми глазами.
— Дорогой, ты сегодня пораньше!
Он обнял ее маленькое упругое тело, и сердце его дрогнуло. Расцеловав Лесли в разгоревшиеся щеки, Мэйнард в которой раз мысленно поблагодарил Бога за то, что встретил ее. Она обхватила ладонями его лицо и стала целовать в губы голодными, дразнящими поцелуями. Мэйнард хотел поднять ее и унести в спальню, но Лесли оттолкнула его.
— Посмотри, что я купила, — сказала она, шагнула назад и одним движением распахнула халатик. Под ним было черно-розовое кружевное белье, не скрывавшее почти ничего. Крохотные сатиновые вставочки не столько прикрывали, сколько подчеркивали соски и темный треугольник в паху. Выглядело это великолепие весьма вызывающе. Она начала кружиться в каком-то томном ритме, и ее коротковатые ножки, обтянутые чулочками, обутые в туфли на высоченных каблуках, выглядели длинными и изящными. Лесли весело рассмеялась — все это было так не похоже на нее.
— Господи, Лес… — Голос Мэйнарда звучал хрипло. Ему уже было наплевать на все. Он потянулся к Лесли, а она увернулась и побежала в спальню. Лукас бросился за ней.
…Потом они лежали, овеваемые струями кондиционированной прохлады. Он наслаждался видом ее упругого, молодого тела. Ей было тридцать два, ему — шестьдесят два, и он весь состоял из мешочков, морщин и складок, особенно сейчас, когда худел. Тем не менее Лесли считала его красивым.
— Наверное, у тебя из-за меня сгорел обед? — спросил он.
— Мясо в соусе из бургундского вина должно тушиться подольше. Не очень-то подходящая еда для такой жары, но мне почему-то захотелось. Как ты насчет тушеного мяса?
— Я всегда хочу того же, что и ты, — ответил он с улыбкой.
— Жаль, что я раньше не знала, что ты такой сговорчивый, — хихикнула она.
Лесли работала одним из редакторов «Вашингтон индепендент», оппозиционной газеты, которая умудрилась просуществовать вот уже двадцать пять лет, несмотря на бесконечную нехватку денег, нападки консервативных сил, полицейские запросы и вызванную низкой платой невероятную текучесть кадров.
Эта женщина изменила жизнь Мэйнарда, научив его думать не столько об ошибках прошлого, сколько о возможностях будущего.
Да, Мэйнард вынужден был признать: то, что делали в прошлом он и его коллеги, было преступной ошибкой. Афера «Иран-контрас», затеянная во времена Билла Кейси, директора ЦРУ в 80-е годы, также была ошибкой. Вдвойне ошибались Рейган и Буш. Сейчас ему становилось невыносимо тяжело при мысли о том, что и он сам фальсифицировал информацию, присваивал деньги и содействовал убийцам.
Лукас устало закрыл глаза и стал думать о Лесли. Ему казалось, что в тишине комнаты он слышит ее голос, хотя чувствовал, что она засыпает в его объятиях. Именно маленькая максималистка Лесли Пушо с ее острым аналитическим умом заставила его по-новому взглянуть на многие вещи. Ему очень хотелось рассказать ей все, поэтому он решил пойти ва-банк, чтобы добиться гарантированного освобождения от ответственности. Когда это произойдет, он все ей откроет и сделает предложение.
— Господи, — пробормотала она, — как же наше мясо?
— Отдыхай, я все сделаю.
Мэйнард встал и ухватился за спинку кровати, почувствовав головокружение. Черт бы побрал этот диабет, подумал он. Почему она не встретилась ему раньше, когда он еще не был так утомлен жизнью, а болезней для него не существовало совсем?
— С тобой все в порядке? — спросила Лесли, садясь в кровати. Лукас снова удивился ее ладному, миниатюрному тельцу. Белье и чулки Лесли лежали на полу вперемешку с одеждой Лукаса. Он никак не мог вспомнить, где оставил туфли.
— Все нормально, — откликнулся Мэйнард, надевая халат. — А что нам делать с мясом?
— Видимо, нам придется его съесть, оно как раз готово. — Женщина выгнулась, потягиваясь.
Они ужинали, как обычно, за кухонным столом, накрытым клеенкой в красную клетку.
— Я сейчас работаю над статьей про твою контору, — сообщила Лесли. — Может, скажешь что-нибудь интересненькое?
— Скорее всего нет. Впрочем, давай попробуем.
Сначала они поспорили по поводу полномочий разведки, ее места в демократическом государстве и о том, не противоречит ли демократическим принципам само ее существование. Потом поговорили о перегибах во времена Рейгана и Буша и закончили обсуждением роли ЦРУ после окончания «холодной войны».
— Один новый сенатор от штата Юта внес законопроект, который, если его примут, позволит агентству официально заниматься экономическим шпионажем, — сообщила Лесли.
— А что, тебя это удивляет?
— На этот раз законопроект может пройти.
— Да, я слышал об этом.
Мэйнард жевал и наблюдал за выражением ее лица. Она начинала злиться, потому что он ей фактически ничего не ответил.
— Послушай, я все прекрасно понимаю, — заговорил он. — Мы, американцы, боимся. Мы угодили в дерьмо из-за нашей собственной жадности. Америка стала крупнейшей в мире промышленной и финансовой державой, а теперь ей нужны гарантии, что так будет всегда. Но, похоже, все работает против нас. Иностранные разведки устанавливают «жучки» в наших компаниях. Они фотографируют секретную техническую документацию и крадут высокотехнологичные образцы у наших бизнесменов, когда те выезжают за границу. Французы рассовали свои подслушивающие устройства даже в салонах бизнес-класса самолетов авиакомпании «Эр-Франс». Ты только посмотри на всех этих наших консультантов, которые трутся в Вашингтоне, а зарплату получают у японцев, англичан, русских, немцев, китайцев. Ничего удивительного, что наши бизнесмены хотят, чтобы мы вербовали агентуру в министерствах финансов других стран. Почему бы и нет, если мы боимся отстать?