Почувствовав, что его ответ меня не удовлетворил, Академиков продолжал:
— Между всеми звёздами и планетами, как тебе известно, действуют силы взаимного притяжения. Хотя Луна гораздо меньше Солнца, но зато она во много раз ближе к Земле. Поэтому лунное притяжение ощущается на нашей планете довольно сильно. Луна притягивает к себе воду морей и океанов, воздух и сушу. Однако влияние лунного притяжения на атмосферу и материки можно обнаружить лишь с помощью специальных приборов. А изменения, которые происходят в морях и океанах, заметны и так, простым глазом. С той стороны, где находится Луна, вода приподнимается, тянется к ней. Она образует волну, которая следует за Луной вокруг всего земного шара. Встречая на своём пути берега, эта волна затопляет их. Так возникает прилив.
Понятно, что когда вода поднимается в одном месте, уровень её должен понижаться в другом. Так и бывает: на смену приливу приходит отлив. Обычно они сменяют друг друга два раза в сутки.
— Почему же два, — перебил я учёного, — если Луна за сутки обходит Землю только один раз?
— А потому, что приливная волна зависит не только от Луны, но и от сил, которые возникают при вращении Земли, и от притяжения Солнца.
Тут уж началась такая наука, что сколько Академиков ни пытался растолковать подробности, я так и не понял: выходило чересчур сложно.
Поэтому я только кивал головой и говорил:
— Ах, вот оно что!.. Ясно… Понятно…
Наконец ему это надоело, и, так как отлив ещё не наступил, а делать нам было нечего, он принялся рассказывать мне, какие удивительные вещи, связанные с приливами, ему доводилось видеть во время своих путешествий.
Например, однажды у берегов Скандинавского полуострова он видел большую моторную лодку, которая качалась на верхушке высокой скалы, как коромысло весов. А в лодке сидел человек и боялся пошевелиться, чтобы не нарушить равновесие и не полететь вместе с лодкой вниз.
Как это случилось? Оказалось, что во время прилива у лодки испортился мотор. Пока человек занимался починкой, наступил отлив. Скала, находившаяся под водой, обнажилась, и лодка повисла на её верхушке.
Так этот человек и просидел в своей лодке, пока новый прилив через 6 часов не снял её со скалы.
В другой раз — это было в заливе Фанди на побережье Северной Америки — Академиков наблюдал очень странную ловлю рыбы. Там рыбаки даже не выходят в море. Во время отлива они подвешивают свои сети на высоких шестах, врытых в песок вдоль пляжа. Прилив затопляет сети, и рыба попадает в них. А когда опять наступает отлив, рыбаки подъезжают на грузовиках и вытряхивают добычу прямо в кузов машины!
Сила прилива бывает так велика, что может заставить могучие реки течь вспять. В устье реки поднимается высокая волна и движется вверх против течения, иногда на десятки километров… Такая волна называется бор.
Я сидел на скале рядом с учёным, радовался тому, как много интересного мне уже довелось узнать, и старался всё получше запомнить, чтобы при первой возможности записать… Ведь мы первыми достигли этой Земли и должны будем подробно рассказать про все её чудеса на своей планете. Только одного я боялся — нам не поверят! Сочтут нас фантазёрами или ещё хуже — обманщиками…
Учёный же говорил в это время уже о том, как люди собираются использовать силу приливов — заставить их вращать специальные турбины и давать электрический ток задаром и постоянно!
Была уже, наверно, середина ночи, когда под нами снова раздался плеск. Вода зашумела.
Я посмотрел в темноту — океан уходил вспять.
Отлив обнажил основание нашей скалы.
— Слезаем, — сказал я вставая, — берите парашют, а я возьму жерди.
— Дождёмся лучше рассвета, — не трогаясь с места, ответил учёный.
Я не сразу догадался, почему он не хочет идти — на скале было тесно и неудобно. И вдруг понял — бедный землянин боялся спускаться в темноте. Даже багровое зарево извержения, освещавшее небо над горизонтом, не могло помочь человеку Земли… Ведь его глаза не могли видеть в темноте и тумане, как наши!
А мне уже снова хотелось есть и пить.
Брать Академикова с собой и вести его, как слепого, не имело никакого смысла.
— Тогда устраивайтесь поудобнее, — предложил я. — Подстелите парашют и досыпайте. А я пройдусь… Эти жерди вам не мешают?
— Нет… Кстати, зачем ты с ними таскаешься?
Я объяснил.
Академиков даже захохотал от восторга.
— Здорово придумано, Тькави! Это будет настоящий сигнал бедствия!.. Вот только не знаю, когда прояснится небо.
Я этого тоже не знал, но мне было приятно, что он оценил мою идею.
Пожелав ему спокойного сна, я спустился со скалы и пошёл к берегу.
Повсюду виднелись лужи, валялись водоросли, ракушки и какие-то камни, оставленные отливом. Ещё не дойдя до берега, я нашёл несколько варёных рыб. Выбрав самую лучшую, я съел её на ходу. Потом сделал несколько глотков из лужицы, которую ещё не замутил падавший сверху пепел. Брр… Солёная вода по-прежнему мне не нравилась.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,в которой объясняется, что такое пемза, и находится новое применение для мужских брюк.
Я шёл к берегу и наподдавал ногой небольшие серые камешки, появившиеся на острове после отлива.
Они были очень лёгкие, неправильной формы, похожие на клочья окаменевшей пены. Ни на что путное они, видимо, не годились, но летели далеко и падали на землю, слегка позванивая.
Думал я всё о том же.
Ну хорошо, Каген на «ГОЛУБОЙ КОМЕТЕ» мог улететь далеко… А Нкале? Ведь она-то покинула самолёт за несколько минут до нас… Остров, где она и двое учёных должны были приземлиться, находится всего в нескольких десятках километров.
Больное крыло не позволяло мне самому вылететь на поиски.
Значит, думал я, если не летит Нкале, с ней тоже что-то случилось.
Нужно было что-то придумать. Но что?
«А вдруг я всё-таки умею плавать, — подумал я. — Ведь, не попробовав, не узнаешь! Нужно попробовать!.. Тем более, что уже наступал рассвет и пришла пора умываться».
И я попробовал…
Вытащил меня Академиков.
Он вынес меня на берег, быстро перевернул вверх ногами и вылил воду, которой я нахлебался.
Когда я пришёл в себя, Академиков начал ругаться.
Это было здорово. Стоило послушать! Он начал с таких общеизвестных слов, как «безумец» и «сумасшедший», а закончил очень красочными выражениями, вроде: «олух царя небесного» и «горе моё», смысл которых был мне не вполне доступен.
Я не оправдывался. Только когда он смолк, я сказал:
— И всё же я должен научиться плавать. Другого выхода нет. Нам необходимо добраться до острова, на который спрыгнули Нкале, Сеггридж и Рам Чаран. Я чувствую, что им нужна помощь…
— А как же костёр? — он указал на жерди, лежавшие около парашюта. И то и другое он принёс с собой.
— Костёр? — я посмотрел на небо. — Пока что, тут и так достаточно дыма. Когда, по-вашему, это кончится?
— Если бы я знал…
— А может быть, вы знаете, почему Нкале не летит к нам?
Академиков печально вздохнул.
— Или, когда нас снимут с этого острова?
Он ничего не ответил.
— Вот видите! Всё складывается против нас. Так что же? Будем сидеть здесь сложа руки и ждать у моря погоды?.. Между прочим, это наша народная пословица. Она означает, что надо действовать!
— У нас эта пословица тоже есть. Но к ней я хотел бы добавить ещё одну: не зная броду — не суйся в воду.
— Вы всё ещё сердитесь?
— Нет…
Может быть, гнев его и вправду уже прошёл, а может быть, он просто устал сердиться.
Его бледное, осунувшееся лицо было очень печальным.
Я поднял валявшийся на берегу камень и бросил в воду. Он булькнул, исчез под водой и вдруг опять появился на поверхности.
Он плавал!
— Странная планета, — сказал я. — Что это за камни, которые не тонут в воде?
— Ничего странного, — возразил учёный. — Это пемза — один из продуктов извержения. В глубине вулкана она жидкая. Вулканические газы вспенивают её, а извержение выбрасывает наружу. Она застывает в виде каменистой пены. Ячейки, наполненные газом, не дают ей тонуть.
— Её принесло оттуда? — спросил я, указывая в сторону вулкана.
— Да.
— Если бы найти большой кусок, — сказал я, — такой, чтобы мог выдержать нас двоих! Мы бы сели на него и поплыли к Нкале…
Но сколько я ни оглядывался вокруг, сколько ни всматривался в океан, самые большие куски пемзы, которые попадались мне на глаза, были величиною с кулак.
— И ты бы поплыл, Тькави?
В голосе Академикова мне послышалось что-то странное. Глаза учёного вдруг заблестели, на лице появилась улыбка.
— А вы думаете?
— Ну так снимай штаны, — внезапно приказал он. — Только сначала дай мне перочинный ножик.
Свой ножик он потерял, когда опускался на парашюте вниз головой. У него всё так и сыпалось из карманов.
А у меня был ножик! Мне его подарил один московский пионер, Витя Бубликов, с которым мы подружились.
Не понимая ещё, зачем Академикову понадобился перочинный нож, я выполнил его просьбу и начал снимать штаны.
Я думал — он хочет немедленно научить меня плавать…
Представьте же себе моё удивление, когда Академиков принялся разрезать стропы от парашюта на куски, а затем взял мои штаны и завязал их снизу — каждую штанину отдельно так, что получился двойной мешок…
От обиды у меня сжалось сердце. Погибали единственные в мире замечательные модельные штаны, над созданием которых целую неделю трудились самые лучшие портные гостеприимной столицы. Разве я мог это вытерпеть?
— Отдайте мои штаны! — с негодованием закричал я. — Что вы делаете?
— Сейчас увидишь, — невозмутимо ответил учёный, ещё туже затягивая узлы. — Так… Прекрасно!.. Теперь, Тькави, давай набьём их кусками пемзы…
Ну, чтобы долго не тянуть, посмотрите на эту картинку, и вам сразу всё станет ясно!
Мы наполнили пемзой мои штаны, брюки Александра Петровича и большую часть парашюта. Связали это вместе и подняли на жердях оставшийся кусок материи — получился отличный парус.