Острова эти очень малы и разбросаны на огромном пространстве, иногда на тысячи километров друг от друга. Вблизи них находятся величайшие в мире глубины.
Некоторые из этих островков только чуть-чуть приподнимаются над уровнем океана. Это коралловые острова. Другие, более высокие, прежде были вулканами. Среди них есть и такие, на которых и сейчас ещё продолжаются извержения.
В тех местах, где острова собираются группами, образуя как бы одно семейство, их называют архипелагами. В Тихом океане к югу от экватора архипелагов особенно много. Главнейшие из них: Фиджи, Самоа, Туамоту, острова Товарищества, Маркизские….
Нашли?
А теперь возьмите карандаш и обозначьте на вашей карте то, чего на ней нет. Прямо в океане, километров на 300 юго-западнее Маркизских островов, поставьте маленькую красную точку — наш Новорождённый вулкан. Чуть левее и выше сделайте чёрным карандашом ещё две точки. Почти рядышком, только одну — юго-восточнее, а другую — северо-западнее. Расстояние между ними не должно превышать 50-70 километров. Первая точка — это остров, на который опустились мы с Академиковым. Напишите название: остров Вывихнутого Крыла. Вторая точка — остров Трёх Товарищей. Над ним покинули самолёт Нкале и оба её спутника.
Весь расчёт Академикова строился на том, что нас принесёт к этому острову. И правда, с момента отплытия наш плот по воле течения и ветра двигался прямо туда — на северо-запад.
— Но какой же это расчёт? — скажете вы. — Разве течение и ветер не могли изменить направление и погнать плот совсем в другую сторону?
— Нет, не могли!
Академиков, когда я задал ему этот вопрос, объяснил мне, в чём тут секрет.
Вы уже знаете, что в тропическом поясе Земли круглый год стоит жаркое лето. Воздух здесь постоянно нагревается. Расширяясь от нагревания, он уносится вверх и растекается на юг и на север.
Поэтому в районе экватора у поверхности океанов атмосферное давление понижается. Зато оно повышается там, где охладившийся на высоте воздух опускается обратно вниз. Это происходит примерно в тех широтах, где на карте обозначены тропики Рака и Козерога.
Нетрудно догадаться, к чему это ведёт. Из областей повышенного атмосферного давления воздух устремляется туда, где оно понижено. То есть к экватору.
Так в тропических поясах Земли возникают два постоянных ветра, которые называются пассатами. Но дуют они не прямо на экватор, не в лоб ему, а вкось. Объясняется это тем, что вращение Земли отклоняет их от первоначального направления.
В северном полушарии пассат дует с северо-востока на юго-запад, а в южном — на северо-запад с юго-востока.
Пассаты дуют непрерывно — днём и ночью, в январе так же, как и в июле, всегда в одном направлении. Именно поэтому в старину их назвали торговыми ветрами — мореплаватели могли на них положиться.
Но это ещё не всё.
Два пассата, дуя вдоль поверхности океана, подталкивают и подгоняют воду. Они передают ей своё движение. Так в океанах возникают два могучих пассатных течения — Северное и Южное. Направление этих течений приблизительно совпадает с направлением породивших их пассатных ветров. Отклоняясь под влиянием вращения Земли, они несут свои воды вдоль экватора, почти параллельно ему.
Теперь вам должно быть понятно, почему Академиков решился доверить нашу судьбу течению и ветру. Ведь остров Трёх Товарищей находился точно на северо-западе от острова Вывихнутого Крыла всего в 50 или 70 километрах!
Юго-восточный пассат надувал наш парус. Тёплые волны Южного Экваториального течения ласково похлюпывали возле моих штанов, брюк Академикова и нейлонового парашюта, из которых был сооружён наш плот. Ослепительно яркое солнце озаряло своими раскалёнными лучами бескрайнюю синеву океана…
Усевшись на краю плота, я с удовольствием следил за всем, что происходило вокруг. Океан жил неугомонной удивительной жизнью.
Словно провожая наш плот, справа и слева от него парили чайки — такие небольшие, очень ловкие морские птицы с желтоватыми лапками. Казалось, что чайки вовсе и не наблюдают за водой, а просто носятся вокруг, покрикивая что-то вроде «ах-ах-ах» и «кьяу, кьяу»… хотя, конечно, это не очень точно… Время от времени они отлого пикировали к воде и в следующий момент, едва коснувшись её, взмывали вверх, на лету глотая только что пойманную рыбёшку… Они отлично плавали и ныряли. Между пальцами у них были плавательные перепонки.
Академиков сказал мне, что эти птицы никогда не залетают особенно далеко от земли потому, что гнёзда их находятся на берегу. Появление их в океане — верный признак, что где-то неподалёку должна быть суша…
Ещё интереснее чаек были большие длиннокрылые птицы, которых Академиков назвал фрегатами. Я мог их хорошо рассмотреть, когда они подлетали к нам. Цвет у них был буровато-чёрный, но голова, грудь и бока имели блестящий зеленоватый оттенок. Перья на нижней части шеи и на ногах были окрашены в оранжево-красный цвет, а вокруг глаз виднелась голая голубовато-лиловая кожа.
Их длинные прямые клювы светло-голубого цвета заканчивались тёмным крючком.
Фрегаты никогда не садились на воду, как это нередко делали чайки, а стремительно проносились взад и вперёд, взмывали высоко в небо и так же стремительно бросались вниз, словно играя и выжидая чего-то.
Я долго не мог понять, чего они ждут и что высматривают, как вдруг из воды выскочила целая стая каких-то странных рыб. Трепеща длинными, похожими на растопыренные крылья, плавниками, они понеслись по воздуху над поверхностью океана.
— Это летучие рыбы, — крикнул мне Академиков.
Один из летавших неподалёку фрегатов резко изменил направление, врезался в середину стаи и схватил приглянувшуюся ему рыбу.
Стая, пролетев немного, снова скрылась в воде, а проворный охотник затеял игру со своей добычей. Он то выпускал её из клюва, то снова подхватывал на лету, не давая коснуться воды. Наконец он поймал рыбу так, как ему было нужно, и проглотил её.
Тут только я пришёл в себя.
— Продолжаешь удивляться, Тькави? — услышал я голос Академикова.
Разинув рот, я повернулся к нему.
— Передняя пара грудных плавников этих рыб превратилась почти в настоящие крылья. Поэтому они могут выскакивать из воды и лететь дальше — прямо вперёд, метров сто или полтораста, пока не кончится запас скорости…
— А… а зачем им летать? — спросил я первое, что пришло в голову.
— Смотри! — Академиков указывал океан с противоположной стороны плота.
Там проносилась новая стая летучих рыб.
— Не на рыб смотри, — крикнул он. — Смотри в воду!
И тут я заметил, что следом за летучими рыбами по океану мчатся другие, похожие на ракету, метра в полтора-два длинною. Они были зеленовато-коричневого цвета. Их круглые головы заканчивались удлинённым рылом с клювообразной пастью, вооружённой множеством редких острых зубов.
— Дельфины! — пояснил Академиков. — Эти хищные морские звери рождают живых детёнышей и в отличие от рыб вскармливают их собственным молоком…
Стая стремительно миновала плот. Дельфины мчались как бы рывками — то погружаясь в волны, то почти полностью выскакивая из них.
— Теперь ты понимаешь, зачем летучим рыбам нужно покидать воду и нестись по воздуху? — спросил учёный.
— Они спасаются от преследователей?
— В том-то и дело… Дельфины, тунцы, дорады и многие другие крупные хищники океана не дают им покоя. И знаешь, что я думаю, Тькави? А вдруг когда-нибудь, скажем через несколько миллионов лет, потомкам этих летучих рыб суждено постепенно превратиться в птиц. Их плавники уже похожи на крылья. Кто может доказать, что их плавательные пузыри никогда не заменятся лёгкими?..
Если кто и мог это доказать, то уж, наверно, не я.
А увлечённый своей идеей учёный пустился в рассуждения о том, как пингвины разучились летать, но зато сделались великолепными пловцами и ныряльщиками, как моржи и тюлени, некогда жившие на суше, превратились в морских животных, а их ноги совсем изменились и стали ластами, как…
Не знаю, о чём ещё собирался поведать мне Академиков, как вдруг почувствовал, что он схватил меня сзади поперёк туловища и одним рывком перебросил на середину плота. А здоровенная рыбища, метра в три длиною, отвратительная на вид, но как будто очень весёлого нрава, с которой я забавлялся, дразня её кончиком своего хвоста, отчаянно щёлкнула челюстями и, выпрыгнув из воды, чуть было не плюхнулась на наш плот, но, к счастью, не рассчитала и бултыхнулась обратно в воду.
Мне показалось, что Академиков сейчас снова начнёт ругаться. Но он сдержался. Только сказал:
— На твоём месте я поберёг бы хвост… А заодно и голову!
— Но что случилось? — не понял я.
— Ничего особенного, — насмешливо ответил он. — Только имей в виду: тот, кто хочет завести близкое знакомство с акулой, рискует окончить свою жизнь у неё в желудке. Акулы — страшные хищники. Их называют тиграми океанов, разбойниками, людоедами… Между прочим, все эти прозвища они добросовестно оправдывают…
А я-то думал, что это просто очень большой дельфин! С новым интересом и, признаться, даже со страхом, я посмотрел на акулу, которая вертелась вокруг плота. Действительно, это было жуткое чудовище с огромной, отодвинутой далеко назад омерзительной пастью, словно животное полоснули поперёк шеи громадным ножом. Внутри пасти виднелись ряды дугообразно расположенных, загнутых немного назад зубов. С обоих боков позади пасти зияли глубокие, незакрывающиеся щели. Я догадался, что это жабры. Посреди спины возвышался острый треугольный плавник…
— Любуешься? — язвительно произнёс Александр Петрович. — Кстати, могу добавить — эта гнусная порода рыб почти не изменилась с древнейших времён. Даже скелет у них не окостенел, а остаётся хрящевым, таким же, какой был у их предков миллионы лет назад…
Акуле между тем надоело вертеться вокруг плота, и она начала тыкаться носом в брюки Академикова. Раз… Другой… На третий раз она вцепилась в них своими зубами. Наверно, она почувствовала человеческий запах и решила, что если есть брюки, то в них должны быть и ноги.