Почти год пробыл Сажин на пенсии, а потом вернулся в лесосплавную контору.
И вот грянула война. Сажин был одним из тех немногих, которые уже в первые угарные дни всеобщего подъема и ожидания скорой победы сказали вслух, что родной народ стоит перед невиданными, тяжкими испытаниями: Как-то в райкоме Сажина даже обозвали за это капитулянтом и трусом. Но события вскоре доказали свое… Когда те же райкомовцы предложили Сажину вновь вернуться на работу в милицию, он не упрекнул их за поспешные обвинения и безоговорочно надел старую милицейскую шинель.
В нем не было прежней неуверенности и внутреннего неудовлетворения. Теперь он знал, что так надо, что иначе быть не может, что его место здесь. Сажина не расстраивало даже то, что один за другим уходили в действующую армию работники отделения и он остался почти без помощников.
Сейчас Сажин глядел на унылый зимний день и мучался одним вопросом: где искать?
В дверь тихо постучали. Вернулась Задорина. Она опять стала к печке и выжидательно посмотрела на начальника.
— Ну, что мыслите предпринять? — помолчав, спросил Сажин.
Задорина пожала покатыми плечами. Она была немногословна, эта вчерашняя студентка.
— Будем продолжать в намеченном плане. Надо завершить объезд.
Иного ответа Сажин и не ожидал. Он сам ничего другого придумать не мог, и собственная беспомощность сердила его.
— Хорошо^ Езжайте. — Сажин старался говорить спокойно, но это ему не удалось — не умел притворяться. — И думайте. Думайте. Вас, кажется, учили думать?
— Учили.
— Хм…
Вошел Скориков. Он был бледен и чем-то озабочен.
— Сегодня звонили из Заречья. Спрашивали: не задерживала ли милиция какого-нибудь пьяницу или дебошира на станции.
— Ну? — Сажин напрягся.
— Дежурный сказал, что не задерживали.
— А кто звонил?
— Кажется, начальник тамошней геологоразведочной партии.
— Что, у них человек пропал?
— Не сказал.
— Что же вы не спросили? — взорвался Сажин. — Или это пустяк?
— Разговаривал дежурный. Я об этом случайно узнал.
Скориков был мал ростом и неширок в плечах. У него были больны почки и потому его крупное, постоянно опухшее лицо казалось непомерно большим.
— Вы попробовали связаться с геологоразведкой?
— Нет.
— Так что же вы?!
— Я не могу сейчас ничего… Я и пришел это сказать… — Скориков тяжело опустился на стул. — Не могу.
Сажин тут только обратил внимание на бледность оперуполномоченного и понял, что у того очередное обострение болезни. Скориков не считался талантливым работником, но был трудолюбив и исполнителен — это Сажин знал еще по совместной работе в довоенное время. Ему стало жаль оперуполномоченного, кусавшего от боли губы.
— Чего же ты тогда… Давай в больницу. Я дам команду, чтобы отвезли, — виноватым голосом сказал Сажин.
Придется. — Скориков с трудом поднялся со стула. — Жизни не рад…
— Ну-ну… Не раскисай! — прикрикнул Сажин и поспешно позвонил дежурному по отделению.
— Вот дела! — озадаченно сказал он, когда больного увели на машину. — Никого не остается. Надо что-то делать. Надо кадры пополнять.
— А вы поезжайте в Сосногорск. Может быть, в госпиталях найдут подходящих людей, — неожиданно посоветовала Задорина.
— Пожалуй, — подумав, согласился Сажин. — Очень даже дельно. — И обернулся к следователю. — Ну, а теперь давайте думать о своих делах, Надежда Сергеевна. Вы теперь весь наш уголовный розыск. Что вы думаете предпринять?
— Надо связаться с геологоразведкой.
— Правильно. Вызовите начальника сюда.
ГДЕ НИКОЛАШИН?
Начальник геологоразведочной партии Возняков приехал в Медведёвку на следующий день. Худой, высокий, он стремительно вывалился из кошовки и, забыв отряхнуть валенки, быстро вошел в здание райотдела милиции. В кабинете начальника, где его поджидали Сажин и Задорина, Возняков с ходу швырнул на первый попавшийся стул свою полевую сумку и сердито потребовал:
— Вот. Притащился. Двадцать верст по морозу. Где он? Давайте сюда Николашина!
— Вы бы разделись, — вежливо улыбнулся Сажин, — присели… Простите, не знаю, как вас…
— Олег Александрович. Хорошо. Я разденусь. — Возняков стал нервно стаскивать с себя засаленный черный полушубок. Швырнул его на стул, хотя в кабинете была вешалка, сел напротив Сажина. — Слушаю вас. Что опять натворил Николашин?
Сажин не торопился с ответом. Оглядел гостя, отметил про себя особенности его внешности. Нет одной пуговицы на дорогом затасканном пиджаке, ворот шелковой рубашки измят. Из нагрудного кармашка торчат авторучка и карандаш. Интеллигентный человек. Живет, видимо, без семьи. Бесхозяйственно выглядит. Сделав такое определение, Сажин собрался наконец заговорить, но Возняков опередил его.
— Что же вы молчите? — нервничая, спросил он резким голосом. — Я приехал за документами. Управление с меня требует…
— Какими документами?
— Как какими? Которые повез Николашин!
— Когда и куда он их повез?
— Я отправил его еще второго декабря. В Сосногорск. В геологическое управление.
— Он туда еще не приехал?
— Странный вопрос. Конечно, не приехал. Мне вчера опять позвонили из управления и устроили выволочку из-за этого пьянчуги. Сколько раз я зарекался не поручать ему серьезных дел!
— Где же он сейчас?
— Как где? У вас!
— У нас его нет.
— Зачем же вы тогда меня вызвали? — Возняков растерялся, снял очки, беспомощно заморгал. — Я полагал…
— Николашин ненадежный человек? — осторожно поинтересовался Сажин. — Зачем же вы ему доверяете?
— Почему ненадежный? — удивился Возняков, уже забыв только что самим сказанные слова. — Вполне надежный. Опытный, знающий геолог. Правда, немного того… — Возняков сделал выразительный щелчок по горлу. — Но это у него временами…
— И часто у него это бывало? — Сажин повторил жест Вознякова.
— Я же говорю: временами. Я знаю Николашина много лет. Раньше он не пил. — Возняков замялся, потом потеплевшим голосом добавил: — Вообще-то Трофим Степанович только внешне сердит да груб, а внутри — вата. Добряк. Ему тяжело одному. Его можно понять…
Сажин переглянулся с Задориной и решил присту* пить к делу.
— Олег Александрович, возможно с Николашиным случилось несчастье. Расскажите нам, пожалуйста, о нем все.
— Какое несчастье?! — всполошился Возняков. — Он обещал мне не пить в дороге. С ним же документы, пробы…
— Мы объясним потом. Все пока что в области предположений. Я это повторяю. — Сажин приподнял указательный палец. — Мы вас слушаем.
Возняков еще долго растерянно вертел головой, часто оглядываясь на Задорину, пока начал свой рассказ. Складно говорить о простых житейских вещах он явно не умел, его то и дело приходилось подбодрять наводящими вопросами. Разговор затянулся.
Инженер-геолог Николашин, как и Возняков, специализировался на поисках руд цветных металлов. В Сосногорском геологическом управлении он работал давно и был на хорошем счету. Только в последнее время репутация его пошатнулась. Внезапно скончалась жена, которую он очень любил и ценил. Николашин, не получив должного внимания со стороны замужних дочерей, запил. После нескольких случаев многодневного пьянства Николашина сняли с должности главного геолога одной из северных; экспедиций и перевели на рядовую работу. Это так потрясло старого геолога, что он запил еще сильнее. Об этом узнал Возняков и упросил руководство управления, чтобы Николашина перевели в его поисковую партию.
Вознякову не пришлось жалеть о своем выборе. Николашин был отличным специалистом и стал правой рукой начальника партии — фактически старшим геологом. Жили они вместе, на одной квартире, и Возняков на правах старого товарища не давал Николашину пить, всячески ограничивал его в деньгах, загружал делами, когда тот начинал тосковать. Правда, Николашин иногда все же срывался. Это случалось, когда Возняков уезжал в Сосногорск или отправлял туда самого Николашина. Но в последнее время Николашин перестал пить. Это произошло, видимо, оттого, что стало много по-настоящему интересной работы. Николашин иногда целыми сутками находился на участках, так увлекли его новые заботы. Возняков же углубился в чисто геологические проблемы и потому запустил хозяйственные и административные дела.
— Понимаете… — сбивчиво рассказывал он. — Ни кассира, ни бухгалтера в штате нет, только счетовод с завхозом. Все сам. Материально ответственен за все. Один во всех лицах. Конец месяца, надо отправлять в управление ведомости на зарплату, авансовый отчет и всякую документацию, а тут интереснейшие геологические результаты. Зарылся, понимаете… Увлекает. Когда в управлении начали метать громы и молнии, тогда только и спохватился. Ну, к тому времени и пробы подоспели. Авралом соорудил отчет и стал искать нарочного. Самому ехать было нельзя. Всяких организационных дел накопилось. А посылать надо было компетентного человека, ибо необходимо было выяснить целый ряд специальных, принципиальных вопросов. Решил послать Николашина. Больше некого. — Возняков постучал очками по краю стола. — Взял с него, сукина сына, честное слово, что капли в рот не возьмет. Обещал. Даже, кажется, обиделся. Вот и все. Нагрузил его пробами, передал документы, вручил авансовый отчет на сто девять тысяч рублей — и отправил второго декабря в Сосногорск.
— И что потом?
— Пятого мне снова позвонили из управления. Николашин там не появлялся. Начальник управления сделал мне разнос. Он уверен, что Николашин опять запил. Обвинил меня в либерализме и легкомыслии… Обещал строго наказать.
— Скажите, — неожиданно нарушила молчание Задорина. — Ваша партия базируется в Заречье?
— Да. База на окраине села.
— Какой у вас имеется транспорт?
— A-а… Какой там транспорт! Бедствуем, — безнадежно махнул рукой Возняков. — Шесть лошадей да полуразбитая полуторка.
— Николашин должен был ехать в Сосногорск со станции Хребет?
— Ну да.
— Как он добирался до станции?