— Машиной. Наша полуторка как раз шла на нефтебазу.
— Его довезли до вокзала?
— Нет. Шофер сказал, что он сошел на повороте. Машина пошла на нефтебазу, а Николашин через железнодорожные пути — к станции.
— На вокзале его кто-нибудь видел? В буфете хотя бы…
— Откуда я знаю… Собственно, что вы меня допрашиваете? Я приехал спрашивать у вас!
— Ну-ну… — постарался притушить его вспыльчивость Сажин, а Задорина с прежней невозмутимостью спросила:
— Каков из себя Николашин?
— Каков? — Возняков надел очки и растерянно посмотрел на девушку. — Обыкновенный…
— Беспредметно. Рост, телосложение, возраст?
— Возраст… Не помню точно. Но, очевидно, как мне. Пятьдесят с хвостиком. Странно, но мы почему-то никогда о возрасте не говорили. Скажите, а зачем я это должен знать? — Возняков начал сердиться, резко повернулся к Сажину. — И вообще, что это за игра в прятки?
— Вы хорошо знаете Николашина. Вместе жили-Скажите, какие у него есть приметы на теле? — Задорина не замечала предостерегающих жестов Сажина. — «Татуировка, шрамы, какие-нибудь другие особенности?
— Ничего не замечал. Простите… Вы говорите: на теле! — Возняков побледнел, повернулся к девушке всем корпусом. — Вы говорите: на теле! Это что…
— Не торопитесь с выводами! — поспешил вмешаться Сажин, сердито покосившись на Задорину. — Нам просто нужна ваша помощь.
— Какая?
— Вы должны помочь нам опознать труп одного человека.
— Какого?
— Мы его сами не знаем.
В маленьком морге районной больницы Возняков долго с брезгливым страхом смотрел на мертвое тело и молчал.
— Он? — спросил Сажин.
— Н-не знаю… — неуверенно, боясь сглотнуть слюну, тихо ответил геолог. — Как же без лица? — Он беспомощно пожал плечами. — И вообще…
— Значит, не он?
— Право, не знаю… — Взгляд Вознякова упал на голые ноги покойника, и геолог даже пошатнулся.
— Что с вами? Вам плохо? — обеспокоился Сажин.
— Ноготь… ноготь… — Возняков судорожно тыкал пальцем в сторону покойника, голос его срывался. — Мы мылись в бане как-то… Я столкнул ему на ногу чугунок с холодной водой…
Сажин увидел. На правой ноге мертвеца два ногтя резко отличались от других. Они были черно-синими.
Вознякову стало плохо. Он схватился за сердце, и Сажин поспешил вывести его на улицу. Там их встретила Задорина. Сажин утвердительно кивнул, и ее миловидное лицо сразу стало хмурым, озабоченным.
По тропинке, петляющей между сугробами, они медленно пошли назад в милицию. Возняков забыл надеть шапку и, видимо, не чувствовал ледяного ветра, который теребил его седеющие волосы. Когда Задорина выхватила из его руки ушанку и нахлобучила ему на голову, Возняков, как большой ребенок, слабо улыбнулся и неожиданно сказал:
— Спасибо, девочка…
Задорина чуть порозовела, покосилась на Сажина, Тот сделал вид, что ничего не слышал. «Правильно, — подумал он. — Маленькая, добрая и неопытная девочка. Нелегкая у тебя будет профессия… Надолго ли хватит твоей выдержки и твоей доброты?»
Возняков стал приходить в себя.
— Скажите, — со страдальческой гримасой обратился он к Сажину. — Как же это так? А? Как это могло случиться?
Сажин промолчал.
— Скажите, как же так? Ведь человек… — повернулся Возняков к Задориной. — Хороший, полноценный человек!
В кабинете Возняков выпил стакан воды и удрученно опустился на стул. Задорина заняла свое место у печки. Они недолго помолчали.
— Что у Николашина было с собой? — спросил Сажин.
— Что… Я ведь уже говорил: пробы и документы.
— А деньги?
— Какие?
— Личные деньги.
— А-а… — Возняков вяло качнул кистью. — Я ему не позволил много с книжки снять. Пятьсот рублей дал. По нынешним временам — какие это деньги…
— Но может быть, были продукты, вещи или еще что-либо другое, что сейчас ценится?
— Да нет… какие у геолога вещи… В рабочем поехал. Правда, взял с собой масла топленого килограмма два, дочерям гостинец — вот и все. Булка хлеба да килограмм пайковой селедки…
— Не богато.
— Да. В последнее время нам плохо отоваривают карточки.
— А кто знал об отъезде Николашина?
— Как кто?.. Все знали.
Опять установилось молчание. Возняков беспокойно повозился на стуле, ссутулился.
Сажин размышлял, тиская в толстых пальцах клочок газеты.
— Что же мне делать теперь? — потерянно спросил Возняков. — Можно обратно ехать? Я вам больше не нужен?
— Да. Пожалуй… — рассеянно откликнулся Сажин и спросил с сочувствием — А как же вы теперь будете отчитываться перед управлением? Ведь сто девять тысяч на вас числится…
— Не знаю…
— Николашин не дал вам никакой расписки?
— Я же не знал, что такое может случиться… Подождите! — Возняков чуть оживился, что-то вспомнив. — Трофим Степанович вообще-то всегда был аккуратистом. Возможно, что он и написал расписку, если… если я ее куда-нибудь не вышвырнул по рассеянности…
— Как же можно так относиться к денежным документам? — упрекнул Сажин.
— Деньги… Причем тут деньги! — вдруг рассердился Возняков. — Человека нет!
— М-да… — Этот выкрик бережливому Сажину не понравился. Помолчав, он спросил: — Вы что-то говорили о пробах. Что это за пробы?
— Николашин повез образцы пород на опробование.
— Они представляют какую-то ценность?
— А как же! — До сознания Вознякова только сейчас дошла какая-то мысль. — Подождите! — Он побледнел и стремительно вскочил. — Подождите! Вы говорите, что из вещей ничего не обнаружено! Это ж, выходит, и чемодан с пробами пропал?!
— Очевидно…
Возняков снова рухнул на стул.
— Боже мой! — с отчаянием пробормотал он. — Что он наделал!
— Вы успокойтесь, Олег Александрович, — сказала Задорина, подошла к столу и налила стакан воды. — Выпейте.
— Успокойтесь? — Возняков оттолкнул стакан и снова вскочил. — Вы понимаете, что вы говорите? Успокойтесь… Ведь в этих образцах итог нашей длительной работы! Многолетней работы целого коллектива. Вы можете понять это?
— Могу, — спокойно сказала Задорина.
— Что же это за образцы? Какой руды? — поинтересовался Сажин.
— Боксит… — Возняков замахал длинными нескладными руками. — Мы наконец-то нащупали мощную рудную залежь… С таким трудом!
— Вы говорите — боксит? — оживился Сажин.
— Да… — Возняков смешался. — Простите, я, кажется, болтаю лишнее…
— Да нет, ничего лишнего, — постарался успокоить его Сажин.
— У нас, понимаете, поступили недавно такие строгие инструкции… — сконфуженно признался Возняков.
— А-а… — Сажин понял геолога. — Ну, коль так… вопросов больше не имею. Есть только просьба. Прошу вас, Олег Александрович, сказать в коллективе, что найденный нами труп вы не опознали, что это труп не знакомого вам человека.
— Как так?
— Скажите, что это не Николашин.
— Что за фантасмагория;.. Но сумею ли я?
— Должны суметь! — жестко сказал Сажин. — Так нужно.
— Хорошо, — подчинился Возняков. — Тяжело, но я постараюсь.
Геолог стал прощаться. Когда он пожимал руку Задориной, Сажин чуть улыбнулся:
— Ас Надеждой Сергеевной вам надо подружиться. Она будет вести следствие.
— Ну и времена! — только и нашелся сказать Возняков.
— Порфирий Николаевич, зачем вы запретили рассказать о судьбе Николашина? — спросила Задорина, когда Возняков уехал.
Сажин долго думал, морща бугристый лоб, потом сказал:
— Об этом мы всегда успеем сообщить. Разве не так?
— Так, — согласилась Задорина, ее карие глаза оживленно блеснули. — Вы полагаете, что мы можем вспугнуть преступников?
— Да.
— Значит, я должна опять искать исчезнувшего Николашина?
Сажин испытывающе посмотрел на девушку.
— Вы должны всем ходом следствия показать, что ищете живого, исчезнувшего человека, а не его убийц.
— Почему?
— Вам ничего не говорит исчезновение проб и отсутствие у Николашина каких-либо ценностей? В чем первопричина преступления?
— Для меня это пока не ясно.
— Для меня тоже. — Сажин начал сердиться. — Поэтому я вас обязываю быть осторожной. Неизвестно, что за всем этим кроется…
ТРЕВОЖНЫЕ ВЕСТИ
Перед самым обеденным перерывом капитана Новгородского вызвал к себе комиссар Костенко. По тону, каким начальник отдела сказал в телефонную трубку: «Зайдите», Новгородский сразу догадался, что предстоит получить новое задание.
Через несколько минут он входил в кабинет.
Костенко был не в духе.
— Вот что, капитан… — медленно начал он, ткнув папиросу в пепельницу. — Хотел дать вам отдохнуть, но… сами понимаете.
— Понимаю, — сказал Новгородский.
— Тогда к делу. — Костенко постукал костяшками длинных тонких пальцев по столу и заговорил в своей обычной энергичной манере. — Сегодня у меня был человек из района. Точнее: начальник Медведёвского райотдела милиции. Сажин Порфирий Николаевич. У них чэпэ. В деле есть обстоятельства, внушающие некоторые подозрения. Сажина я направил к вам. Он будет у вас в семнадцать ноль-ноль. Вникните в существо дела. Разберитесь. Выводы и предложения доложите вечером. Я вас вызову. Ясно?
— Ясно! — щелкнул каблуками Новгородский.
Сажин оказался пунктуальным человеком. Ровно в пять вечера в кабинет, где занимался Новгородский, постучали. Вошел массивный пожилой мужчина в мешковатом штатском костюме. Поздоровался.
— Присаживайтесь, — пригласил Новгородский.
— Благодарю. — Сажин неторопливо сел, огляделся и, очевидно убедившись, что пришел куда надо, сказал — Товарищ Костенко просил меня встретиться с вами.
— Да-да. Я давно жду вас… У вас в Медведёвке тоже морозы с ветрами? Достается?
— Да. Зима сердитая нынче. Достается.
— Сочувствую.
— Спасибо. Вам в городе греться, небось, тоже не много приходится.
— Пожалуй. Другой раз матушка-зима до цыганского пота проберет! — Новгородский рассмеялся.
Сажин тоже улыбнулся.
— Ну, давайте, Порфирий Николаевич, хвалитесь своими новостями, — простецки сказал Новгородский, почувствовав, что контакт с собеседником установлен.