— Зачем же вы назначили его начальником партии?
— А кого же! — удивился Локтиков. — У нас такой острый недостаток в кадрах, что мы далеко не во всех партиях имеем на руководящих должностях дипломированных специалистов. Главная наша беда!
— Да, беда, — согласился Костенко. — И как Возняков объясняет исчезновение керна?
— Он в полной растерянности. Ведь пропали результаты его полуторагодичных тяжелых поисков. Подавлен: Ничего не понимает. А в его отношении к исчезновению Николашина вообще много странного. Мне кажется, что он чего-то недоговаривает.
— Так! — Костенко затушил папиросу и обратился к Новгородскому. — Юрий Александрович, вам, кажется, что-то известно об этой истории. У вас есть вопросы к товарищу Локтикову?
— Есть, — оживился Новгородский. — Скажите, керн пропал весь?
— Да. Весь. Вместе с ящиками. У Вознякова остался только маленький кусочек боксита, который он взял себе на память. — Локтиков достал из кармана бумажный сверток, развернул, подал комиссару небольшой тяжелый кусок породы темно-вишневого цвета.
Костенко долго с интересом ворочал его меж тонких пальцев, а потом передал Новгородскому. Тот тоже осмотрел кусочек руды.
— Значит, это и есть боксит? — Он возвратил образец Локтикову.
— Да. Стратегическое сырье. Наши будущие самолеты.
— Понятно… — Новгородский помедлил. — Вы не думаете, что кто-то хочет сбить геологов с правильного направления?
— Нет! — Мощный бас Локтикова повеселел. — Теперь уже никто не собьет! Контакт нащупан. Нас кто-то хочет задержать. Кому-то надо замедлить разведку месторождения и передачу его в эксплуатацию.
— Так. И кому же, вы полагаете, это нужно?
— Ну, дорогие товарищи, — Локтиков широко развел руками, — это вам…
Костенко с Новгородским переглянулись.
— Скажите, а в чем вы видите смысл такой, будем говорить прямо, вражеской акции? — спросил Новгородский.
— Я уже сказал: замедлить разведку месторождения. Дело в том, что оно приурочено к огромному массиву закарстованных известняков. В породе много пустот и вымоин, заполненных песком и глиной. Проходка скважин в таких условиях весьма трудна и сложна. Очень часты аварии. Враг, видимо, хочет заново заставить нас бурить опорную скважину. Это же месяц-два трудной работы. Он рассчитал верно.
— Почему?
— Понимаете, — Локтиков загорячился, — результаты анализов дали бы нам основание требовать дополнительные ресурсы для форсирования работ. Но никто не согласится бросать огромные средства и материальные ресурсы на необоснованное, беспочвенное мероприятие. А вещественных аргументов у нас нет. Понимаете?
— Понимаем, — хмуро сказал Костенко.
— Вот я и пришел за помощью. Вернее, меня послал секретарь обкома Исайкин. Когда я сообщил о нашей беде — он буквально за голову схватился. По решению Государственного Комитета Обороны уже наращиваются мощности алюминиевых заводов под наши будущие запасы.
— Вот как! — Лицо Костенко совсем потемнело, раздулись тонкие ноздри на горбатом носу.
— Так что глубочайшая просьба к вам, товарищи чекисты, избавить партию Вознякова от дальнейших неприятностей.
— Вы могли этого не говорить! — Комиссар резко встал, вышел из-за стола. О чем-то думая, прошелся по кабинету. — Вот что, товарищ Локтиков, — становясь самим собой, отрывисто заговорил он. — В порядке закрытой информации. Сообщаю. Для личного вашего сведения. Николашин убит. Образцы и документы исчезли. Знакомьтесь. — Он кивнул в сторону дивана. — Капитан Новгородский. Будет заниматься вашими вопросами. Прошу оказывать содействие, помощь.
— Любую помощь и в любое время, — с готовностью пробасил Локтиков, оглядываясь на Новгородского.
— Вот и все. У вас есть еще вопросы, капитан?
— Пока нет, — сказал Новгородский.
Локтиков сгреб в карман портсигар и стал прощаться.
— Что вы думаете предпринять? — спросил комиссар Новгородского, когда они остались вдвоем.
— Думаю начать со сбора информации, — подумав, откликнулся капитан. — Надо все же получше войти в курс.
— Правильно, — одобрил Костенко. — Завтра же посетите секретаря обкома Исайкина и академика Беломорцева. Я позвоню. Попрошу, чтобы они нашли время вас принять. Вечером доложите мне о своих планах уже в деталях.
— Слушаюсь! — Новгородский встал по стойке смирно.
СЕЙЧАС ВЕЗДЕ ВОЙНА
Назавтра день у капитана Новгородского был загружен до предела. С утра он рылся в технической библиотеке управления, выискивая сведения по алюминиевому сырью. Это занятие было капитану даже приятно. Когда-то он хотел стать физиком и питал большую склонность к технической литературе. После библиотеки последовали дела менее приятные. Второй секретарь Сосногорского обкома партии Исайкин встретил Новгородского довольно неприветливо. Среднего роста, худой, измотанный бессонницей, он нервно вышагивал по обширному кабинету и без всякого стеснения желчно ругал органы безопасности, милицию и всех ротозеев на свете.
— Среди бела дня у нас, как у слепых котят, не только стащили из-под носа ценнейшие образцы, но и убили нарочного. Позор! Сборище близоруких ротозеев! Фронтовики заплюют нас, узнай они о таком позорище.
Новгородский молча слушал секретаря и не обижался. Он понимал — это нервы, заботы, темперамент и переутомление. В Сосногорск потоком прибывали беженцы, составы с демонтированным оборудованием, дефицитными материалами. Все это нужно было устраивать, размещать, быстро включать в производство. Исайкину доставалось. Новгородский это понимал и потому сочувственно пережидал, когда секретарь выговорится.
Наконец Исайкин немного успокоился. Он сел за широкий стол, подпер выпирающие из-под желтой кожи скулы худыми кулаками:
— Ну, говорите теперь вы.
Новгородский постарался быть кратким.
— Нас интересует общая оценка положения, чтобы предвидеть, какое противодействие может оказать нам вражеская агентура и в каком направлении.
— Понятно. Еще что?
— Какие последствия повлекли или повлекут уже происшедшие события и как можно эти последствия нейтрализовать.
— Последствия? — Исайкин печально посмотрел на Новгородского большими серыми глазами, на которые упрямо наползали отяжелевшие от бессонницы веки. — Последствия скверные. Даже при самом благоприятном стечении обстоятельств наша промышленность получит алюминий уже на месяц позже.
— Плохо.
— Да, плохо. Больше мы не можем допускать беспечности. Месторождения бокситов должны быть вовлечены в сферу производства как можно скорее. Это архиважно. Москва каждодневно интересуется ходом поисковых работ. Несмотря на огромное количество оборонных заказов, мы загрузили некоторые предприятия выпуском геологоразведочного оборудования. Это в такое время… Уяснили?
— Да.
Исайкин потер переносицу и уже почти совсем спокойно продолжал:
— Вопросы обеспечения оборонной промышленности сырьем встают на первый план. Мы под предполагаемые запасы боксита увеличиваем мощности алюминиевых заводов. Уже сейчас строим несколько мощных глиноземных и электролизных цехов. Это под будущие, я это подчеркиваю, еще не выявленные, не подсчитанные запасы. Потребители алюминия — предприятия авиационной промышленности — тоже наращивают мощности. Под будущий алюминий. Завоевание господства в воздухе — одно из решающих условий победы. Теперь вы понимаете, какие проблемы кроются за результатами работ этого растяпы Вознякова?
— Понимаю, — сказал Новгородский и не сдержался. — Надо было все же предупредить нас.
— Милый капитан, — слабо улыбнулся Исайкин. — У нас тысячи таких объектов. И каждый имеет громадное оборонное значение. Сейчас везде война. Везде!
— Конечно. Но все же…
— Это уже ваше дело: предвидеть, где враг может в первую очередь ужалить.
Новгородский насупился, покраснел. Это почему-то немного развеселило Исайкина. Он примирительно сказал:
— Не сердитесь, капитан. Общее наше упущение.
— Пожалуй.
— И еще. Надо смотреть вперед. Враг может нанести в будущем удар по руднику, который будет строиться, по транспортным путям, соединяющим его с основными железнодорожными магистралями. Имейте это в виду.
— Да. Мы учтем.
— Очень хорошо. — Исайкин встал, подошел к Новгородскому и уже совсем запросто простился с ним. — Будем надеяться на вас. А на меня не сердитесь. Знаете, со всеми бывает. Обстановка сложная. Заботы горб ломят.
— Понимаю, — широко улыбнулся Новгородский.
Академик Беломорцев встретил капитана тоже неприветливо. Он, видимо, куда-то спешил, то и дело поглядывал на часы, мял в руках голубоватый пуховый шарф.
— Товарищ Беломорцев, — сразу приступил к делу Новгородский, — начальник геологического управления Локтиков информировал вас об исчезновении проб, высланных Возняковым?
— Да. — Академик откинулся на спинку стула и стал скептически оглядывать посетителя.
— Вы не могли бы высказать свою точку зрения на последствия этого происшествия?
— Это что, для следствия?
— Нет. Для правильной ориентации в создавшейся обстановке.
— Последствия налицо. — Невысокий, седой, с добрым бабьим лицом, академик говорил громко и сердито. — Нам нужны основания для широкого разворота работ в Заречье. Этих оснований нет. Их похитили. Будь у нас первые анализы — были бы приняты соответствующие решения.
— Но ведь боксит найден. Кондиционный боксит. Нет проб — есть люди, которые его нашли, — заметил Новгородский.
— В государственном банке, в министерстве финансов— сидят серьезные люди. Они журавлей в небе не признают.
— Значит, форсирование разведочных работ пока отменяется?
— Совершенно точно. Будут пробы — будут решения. Мы готовы в любой момент направить в Заречье технику и буровые бригады. Даже из других районов страны. Одна скважина — еще не месторождение. Может оказаться только маленькая линза. Карман. Но мы пойдем на риск. Боксит там должен быть. В это мы верим.
— Так… А немецкие ученые могут предполагать, что в данном районе нашей страны есть месторождения бокситов?