— Нет. Не встречал.
— Ну, присаживайся, сынок, повечеряем, — скомандовал отец, когда поток гостей схлынул.
Коренастый, большеглазый, с такими же, как у Володи, рыжеватыми волосами, медлительный и невозмутимый, отец говорил тем непререкаемым тоном, каким всегда командовал в семье. Будто домой вернулся не солдат-фронтовик, а прежний пацан Володька. Старик уже успел куда-то сбегать. Торжественно водрузив на середину стола замысловатую посудину — не то графин, не то кувшин, — он с достоинством занял свое хозяйское место.
Обрадованная, заплаканная мать суетливо расставила тарелки с соленьями, дымящейся картошкой, яйцами и, несколько раз всхлипнув: «мяса-то нету!», скрестила руки, ожидая, когда сядет сын. Такой чести Володе раньше не бывало, и он сконфузился. Чтобы скрыть неловкость— фронтовик все же! — взял свой вещевой мешок и выложил на стол привезенные продукты.
Отец неторопливо оглядел консервные банки и довольно крякнул:
— Паек, значит?
— Паек.
— Убирай покедова, — скомандовал отец матери. — Не все сразу. Пусть нашего тылового хлебушка пожует.
Володя сел и тут только заметил незнакомого человека, стоявшего в дверях горницы. Он с любопытством разглядывал Володю темными с рыжинкой глазами и дружелюбно улыбался.
— Э-э… Вы ведь не знакомы, — спохватился отец. — Знакомься. Наш квартирант. Василий Гаврилович Мок-шин. Тоже геолог…
— Геолог? — переспросил Володя.
— Да. Коллега. — Мокшин подошел и крепко пожал Володе руку. — Вот, уплотнил ваших родителей.
— А! — вспомнил Володя. — Папаша говорил, когда в госпиталь ко мне звонил. Здесь в партии работаете значит?
— Работаем.
— А что ищете?
— Поживете — узнаете! — Мокшин добродушно, вполголоса засмеялся, отчего на розовых щеках образовались симпатичные ямочки, и тоже сел. — Если по чистой списали, то еще вместе поработаем. Как?
— Да не знаю, — Володя замялся, — всего на шесть месяцев комиссовали.
— Что, серьезное что-нибудь?
— Не особенно. Контузия, ну и тазовую кость малость задело…
— Что ж, придется мне теперь другую квартиру подыскать, — озабоченно сказал Мокшин. — Мигом освобожу вашу светелку, Владимир Тихонович.
— Что, нравится? — спросил Володя.
— Хорошая комнатка, — с легким сожалением признался Мокшин. — Теплая. А вид! Вся река как на ладони. Девушки гулянье устроят — смотреть чистая прелесть! — Он заразительно засмеялся, обнажая ровные белые зубы. — Такой красоты и в театре не увидишь.
— Точно. Залюбуешься! — тоже заулыбался Володя, вспомнив недавнее прошлое. — А зачем вам переезжать? Живите. Мне места хватит.
— Да неудобно как-то…
— И вправду, Василий Гаврилович, — оживился отец. — Чего вам мотаться. Шесть месяцев — срок невеликий. Оставайтесь. Он у нас парень не балованный. — Отец строго посмотрел на Володю. — Чать, привыкли?
— Да. Привык, — вздохнул Мокшин.
— Так как?
— Ну, добро, — решился Мокшин. — Остаюсь. Думаю, не передеремся.
— Не передеремся! — Володю обрадовало, что симпатичный геолог останется. — Веселей будет.
Пришли братья Тихона Пантелеевича: старший — Моисей и младший Савелий. Они успели раздобыть где-то бутылку настойки. Увидев на столе отцову посудину, обрадовались, утащили бутылку на кухню. Туда же их жены принесли миски с чем-то съестным. В доме стало людно.
Когда все уселись, отец бережно налил в стопки мутноватого, пахнущего резиной спирта-сырца.
После нескольких стопок вонючего зелья Володя охмелел. Голову кружило, а во рту противно отдавало каучуком, будто он только что изжевал целую автомобильную покрышку.
— Что, отвыкли? — весело спросил Мокшин.
— Да нет… не привыкал. На фронте, бывало, пил. Законную. Только не такую…
Мокшин рассмеялся.
— Это, дорогой Володя, не фронт. Такого дерьма и то днем с огнем не найдешь. Дефицит. Тыловой ликер. Спасибо еще Вознякову. Удружил Тихону Пантелеевичу. По случаю семейной радости.
— Возняков? Кто это? — пьяно удивился Володя, туго вспоминая инструкции Новгородского.
— Наш начальник. Если придет, обязательно будет сватать тебя, — по-приятельски улыбнулся Мокшин. — Люди нам нужны. А специалистам вообще цены нет.
— Какой я специалист… — пренебрежительно фыркнул Володя.
Возняков пришел поздно, когда дородные Володины тетки пустились в пляс под разухабистый перепев гармошки, которую с пьяной беспощадностью терзал дядя Савелий. Мокшин как в воду глядел. Гость выпил «штрафную» и, узнав что к чему, обрадовался.
— На шесть месяцев? Батенька ты мой! Да я тебя на руках таскать буду, только поступай работать. Участковым геологом. Паек, зарплату — все дадим! Съезжу в управление — оформлю как надо.
— Не велик чин. Сам съездит, — вмешался отец.
— Так как, договорились? — придвинулся к Володе Возняков. — По рукам?
— По рукам, — благодушно согласился Володя. Шумный, простецкий начальник ему понравился. «Точь-в-точь как наш комбат», — с пьяным умилением подумал он.
— Вот и хорошо! — Начальник пригладил свои редкие седеющие волосы и шумно вздохнул. — По крайней мере легче будет. А то у нас… — он помрачнел и устало махнул рукой.
Мокшин тоже стал серьезным и чуть печальным.
Отец уловил перемену в настроении геологов и поспешил наполнить стопки.
ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ
утром Володя проснулся позже всех. Вечером, сильно захмелевшего, отец с Мокшиным увели его спать. И сейчас Володя долго морщил лоб, обдумывая свое поведение. Родившаяся было тревога стала ослабевать. Кажется, он не сболтнул ничего лишнего, не наделал глупостей. Знакомство с Возняковым получилось совсем непреднамеренным. С работой устроилось еще лучше.
Едва мать успела подать завтрак, как в дверь постучали. Ввалился Возняков.
— Ну, проснулся наш герой? — зашумел он еще с порога. — Не забыл за ночь о нашем разговоре?
— Не забыл, — улыбнулся Володя, и пригласил гостя завтракать.
Возняков не стал церемониться, вымыл руки и запросто сел за стол.
— Давай оформляйся. Геологи нам вот так нужны! — зычно гудел он, проводя возле горла вилкой с насаженной на нее картофелиной.
— Сначала надо в районе на учет встать.
— Так в чем дело! — обрадовался Возняков. — Езжай сегодня же. Как раз и оказия есть… — И вдруг помрачнел.
— Что это вы? — простодушно удивился Володя.
— Да так, — поскучневшим голосом произнес Возняков. — Не обращай внимания. Дело тут у нас одно неприятное вышло…
Володя тактично помолчал, а потом сказал неуверенно:
— Только вот как освоюсь — не знаю. Бокситы. Темой моей дипломной работы были залежи массивных медистых колчеданов в метаморфизованных породах.
— А, ерунда! — отмахнулся Возняков. — У нас разрез простенький. Я сам когда-то диплом о касситеритах писал.
Попутчики у Володи оказались молчаливыми. Хмурый, широкоплечий мужчина и розовощекая тоненькая девушка с большими карими глазами — следователи уголовного розыска. Это Володя узнал еще в конторе. Возняков упросил следователей подвезти его до района и отправить, по возможности, назад.
Завалившись в сани, Володя укутался в старый отцовский тулуп и стал разглядывать попутчиков. Девушка, втянув голову в поднятый воротник нового дубленого полушубка, призакрыв красивые глаза, о чем-то размышляла. Володе почему-то было смешно видеть на этом розовом юном лице выражение многозначительной серьезности, и он невольно улыбнулся. Заметив эту улыбку, девушка сердито сдвинула черные густые брови, отвернулась.
Мужчина неумело дергал вожжи, погоняя без того резво идущую лошадь. Вид у него был мрачный, решительный. В каждом жесте чувствовалась сила, резкость, военная выправка. Полушубок был подогнан по фигуре, перетянут широким командирским ремнем. «Кадровый, — решил Володя. — Какой леший занес его в милицию?» На повороте сани резко накренились, и девушка чуть не выпала в снег. Володя успел схватить ее за руку.
— Давайте вожжи, — обратился он к мужчине. — У меня, может, лучше получится.
Тот только зло мотнул головой и еще сильней дернул вожжами. Девушка чуть улыбнулась.
— Характерец однако… — вслух проворчал Володя, смущаясь от этой улыбки.
— Сиди! — простуженным басом огрызнулся возница. — А то прямой наводкой на дорогу вышибу. Пойдешь пехотой.
— Н-да… — ухмыльнулся Володя. — Зла артиллерия. Только лошадь — не пушка. Видать, из корпусной, на механической тяге?
— А ты откуда знаешь?
— Так как же… С лошадкой на вы обращаешься — сразу видно, что не из полковой.
— Фронтовик? Где ранило?
— На Брянском.
— А-а… — голос следователя подобрел. — На тогда эти собачьи лямки. — Он протянул Володе вожжи. — Тебе, видать, привычней. Пехота?
— Нет. Сначала инженерные, потом артиллерийская разведка.
— Ха! — Следователь подал сильную руку. — Тогда давай знакомиться. Стародубцев. Капитан Стародубцев.
Володя ослабил вожжи, подвинулся ближе.
— Нечего ее понукать. Лошадь дорогу лучше нас с тобой знает.
Завязался разговор о фронтовых делах, отступлении, немецких танках, госпиталях и всяких прочих солдатских разностях. Девушка молча слушала их неторопливую беседу и изредка с любопытством косилась на Володю карим лучистым глазом. Под этими взглядами тот — конфузился. Стародубцев это заметил.
— Э-э… лейтенант… Ты что-то того!
— Чего того?
— Да так. Окрутят тебя в твоей деревне в два счета. Шесть месяцев — срок вполне достаточный. Оженят, как пить дать.
— Ну, скажешь… — промямлил Володя и поглядел на девушку.
— А здесь у тебя ничего не выгорит. Ты тут всякие пристрелки брось, — заметил и этот взгляд Стародубцев. — Надежда Сергеевна девушка серьезная. Шуруй в своей деревне, а здесь брось! — Капитан пригрозил Володе увесистым кулаком. — Ишь раскраснелся!
Володя совсем растерялся: не то сердиться на капитана, не то смеяться… Ему стало немного легче только тогда, когда заметил, что Задорина тоже смущена.
— Ты не очень-то, капитан…