— А что мне юлить. Я, брат, прямой наводкой.
Капитан был начисто лишен дипломатических способностей, с ним лучше было не связываться. Испытывая неловкость от затянувшегося молчания, Володя заговорил о другом:
— Ты как же в милицию-то попал, капитан? По ранению списан?
— По ранению. Провались оно пропадом! — сипло буркнул. Стародубцев. — А ты уж не в уголовный ли розыск собираешься?
— Да нет. Я геолог. В партию Вознякова хочу устраиваться. Что мне в милиции делать… А ты до армии юристом что ли был или как сейчас — в милиции?
— Я? Хм… — Стародубцев замолчал, насупился.
— Интересная работа?
— Да чего ты меня допрашиваешь! — вдруг взорвался Стародубцев и снова схватил вожжи. — Больно любопытный!
Володя недоуменно уставился на рассвирепевшего капитана. Задорина чуть улыбнулась и отвернулась.
Всю оставшуюся дорогу путники ехали молча.
В военкомате Володю встретили довольно любезно. Облысевший, большелобый лейтенант, принявший его документы, только коротко поинтересовался:
— Фото с собой есть?
— Есть. — Володя подал заранее заготовленные фотокарточки.
— Погуляйте немного. Через час все будет готово.
Немало удивленный такой оперативностью, Володя вышел из военкомата и стал раздумывать над тем, куда убить час свободного времени. В конце концов решил просто побродить по Медведёвке.
Над селом быстро тускнел недолгий декабрьский день. Сумерки окутали фиолетовыми тенями дома, деревья, большие сугробы. Все было обыкновенно, буднично, как пять и десять лет назад. Безбоязненно засветившиеся электрическими огнями дома выглядели мирно, беззаботно — будто не было ни войны, ни всеобщей тревоги.
Озираясь по сторонам, Володя пошел по узкому, расчищенному от снега деревянному тротуару. Он отошел уже довольно далеко, когда его неожиданно окликнула Задорина. Володя отчего-то заволновался, заспешил обратно. Девушка пошла ему навстречу.
— Ну, как ваши дела? — озабоченно спросила Задорина.
— Лучше, чем ожидал, — улыбнулся Володя. — Через час все будет готово.
— Тогда вам совсем повезло, Володя. Часа через два наша машина пойдет на станцию. Имейте это в виду.
— Спасибо, Надежда Сергеевна! — Что-то такое прозвучало в голосе девушки, от чего Володя снова заволновался. Каким-то шестым чувством он угадал, что выбежала она на мороз не только для того, чтобы сообщить о машине…
— Не зовите меня так официально, — сказала Задорина. — Просто Надя. Мы ведь сверстники.
— Слушаюсь! — весело козырнул Володя. — Когда снова к нам приедете?
— Видимо, завтра, — неуверенно сказала Задорина.
— Почему «видимо»?
— Надо проанализировать документы и показания. Работы много.
— Что, подозреваете кого-нибудь?
— О, вы и вправду очень любопытный! — улыбнулась девушка. — Уж не собираетесь ли вы ко мне в помощники?
— А что! И пошел бы, — рассмеялся Володя. — Не боги горшки обжигают.
— Ладно уж, обжигайте ваши геологические горшки, — продолжала улыбаться Задорина.
От ее откровенной приветливости Володе стало совсем весело:
— А вы, правда, приезжайте завтра. С ночевой. У нас в Заречье клуб что надо. Я, правда, хромой, но потанцуем. Надеюсь, на это-то я гожусь?
Задорина не успела ответить. К ним быстро подошел высокий, массивный человек в белом полушубке и весело захохотал:
— Ай да фронтовик! Это я понимаю. Уже свидание. А я, старый дуралей, по всей Медведёвке его ищу! — Сажин потрепал Володю по плечу и отступил на шаг, рассматривая. — Хорош! Экой мужчина образовался. Как, Надежда Сергеевна, хорош?
Та покраснела, сказала строгим голосом:
— Я просто информировала Владимира Тихоновича, что наша машина идет вечером на станцию. Возняков просил меня отправить его.
— Ага, значит, не свидание, — с шутливым сожалением сказал Сажин.
— Не свидание, — сердито сказала девушка и ушла.
— А я, брат, тебя ищу. Не забыл меня, старика?
— Не забыл.
— Ну и на том спасибо. Пойдем ко мне. Поужинаем.
— Да мне через час надо быть в военкомате.
— Знаю. Все, брат, знаю. Успеем. Пошли! — Сажин по-приятельски подтолкнул Володю в спину и весело прикрикнул: — Слушай, когда старшие приказывают!
Сажин еще с дореволюционных времен дружил с отцом Володи. В предвоенные годы он часто приезжал в гости к приятелю, а в страдные дни весеннего сплава целыми неделями, бывало, жил в Заречье. Володя любил Сажина. Большой, добродушный, он всегда вносил в устоявшуюся жизнь родительского дома праздничную суету и шум. В такие дни суровый Тихон Пантелеевич добрел, становился мягче. Вспомнив об этом, Володя улыбнулся.
Сажин понял эту улыбку по-своему.
— Улыбаешься… Ничего не поделаешь. Пришлось снова в милицию идти. Не берут меня на фронт. Стар стал Порфирий Сажин.
— Здесь дел тоже много, — серьезно сказал Володя. — Не залежишься.
— Это точно… — вздохнул Сажин.
Первым, кого увидел Володя в доме Порфирия Николаевича, был Новгородский. Одетый в штатское, капитан сидел за парадным хозяйским столом и что-то записывал в блокнот. Взглянув на вошедших, он как ни в чем не бывало улыбнулся:
— Добро пожаловать!
Жена Сажина, наскоро поцеловав Володю, быстро накрыла на стол и куда-то ушла. Сажин запер за ней дверь на засов. Новгородский позавидовал его добротному полушубку.
— Красота-то какая! И где вы такой отхватили?
— В управлении. Выторговал десять полушубков, двадцать пар валенок и четырех инвалидов.
Новгородский рассмеялся.
— Ну, и как эти инвалиды?
— Да ничего ребята. Поартачились немного, да куда денутся. Края их оккупированы. Все четверо до войны на оперативной работе были.
— Вам повезло.
— Да. Повезло, — совершенно серьезно сказал Сажин.
За ужином, с аппетитом похрустывая квашеной капустой, Новгородский будничным голосом попросил:
— Ну, рассказывайте, лейтенант, как встретили вас в родных пенатах?
— Да ничего встретили… — Володя покосился на Сажина.
— Рассказывайте, — подбодрил его Новгородский, — тут посторонних нет.
Володя еще раз, уже с удивлением, посмотрел на хозяина дома и стал рассказывать.
— Так-с… — задумчиво проговорил капитан, когда он кончил. — Очень хорошо. Значит, опьянели.
— Да. Как-то нехорошо получилось, — сконфузился Володя.
— Наоборот. Очень хорошо, — оживился Новгородский. — Очень. А что за человек Мокшин?
— Не знаю. Участковый геолог в партии Вознякова. С виду парень хороший. Простой. Без хитрости.
— Т-так-с… Он о чем-нибудь вас расспрашивал?
— Нет. Спросил только о ранении.
— Ага. — Новгородский что-то решил. — Все равно. Обратите внимание — с кем он дружит, понаблюдайте за ним, что он любит надевать.
— Хорошо, — сказал Володя, хотя приказание капитана ему не понравилось.
— Наведите о нем справки у Вознякова. Только осторожно, — продолжал Новгородский.
— У Вознякова?
— Да. Вы в своей работе должны исходить из того, что начальник партии абсолютно наш человек, — пояснил Новгородский. — Если его будет нужно проверить — проверят другие.
— Понятно. — Володя повеселел.
— Теперь вот что… — Новгородский переглянулся с Сажиным. — Вам надо кого-то привлечь к себе в помощь. Самое главное — выяснить, кто брал лошадь вечером второго декабря. Это весьма важное обстоятельство.
— Да, — согласился Володя.
— Самому выяснением этого обстоятельства заниматься не следует.
— Конечно, — опять согласился Володя.
— Следователям милиции выяснить этой детали пока не удалось. Тут нужен местный житель. Не знаете, кто бы мог помочь?
— Не знаю, — подумав, честно признался Володя.
— А ваш отец? Ему ведь можно доверять?
— Отец? Хм… Конечно. Он же…
— Решено, — твердо сказал Новгородский. — Всего ему говорить не обязательно, а задание дайте.
— Задание? — изумился Володя. Сама мысль, что он должен командовать своим властным отцом, была неожиданной.
— Да. Задание. Он ведь бывший чапаевец, военный человек?
— Да.
— Вот и командуйте.
— Попробую, — с откровенным сомнением произнес Володя.
Сажин с Новгородским переглянулись и рассмеялись.
Новгородский приехал в Медведёвку не только для того, чтобы повидаться с молодым геологом. Он привез лейтенанта Клюева, который должен был собрать необходимые сведения о геологах партии. Устроить Клюева удалось быстро, и капитан воспользовался возможностью ознакомиться с результатами следствия.
Результаты были малоутешительны. Выяснить главное— кто из работников партии отсутствовал вечером второго декабря, еще не удалось. Новгородский понимал, что Задорина стеснена в своих действиях инструкциями Сажина, но решил пока ничего не менять. Сама по себе работа следователя давала плоды. У счетовода сохранилась копия авансового отчета и расписка Николашина, что подтверждало полную невиновность Вознякова. Хотя Новгородский ни на минуту не сомневался в честности начальника партии, ему было приятно окончательно убедиться в этом. Задорина очень тщательно проверила документы и, опросив работников, подтвердила подлинность имевшейся копии. Ни один из сотрудников партии не отказался подписаться в дубликатах платежных ведомостей.
А Стародубцев капитана огорчил. Лихой рубака действовал чересчур открыто. Правда, он добросовестно обследовал кернохранилище и точно установил, что никакого взлома не было. В сарай проникли через дверь, открыв замок ключом. Стародубцев проявил такую старательность, что превзошел все ожидания. Он явно спешил, чтобы поскорее вернуться на фронт.
Новгородский не мог без улыбки вспоминать, как изумился бравый артиллерист, когда впервые оказался в его кабинете. Даже рот приоткрыл, узнав в Новгородском своего госпитального гостя. Но быстро пришел в себя и, отругав по привычке все на свете, спросил, что в конце концов от него хотят. Новгородский пояснил: бывшему геологу поручалось под видом следователя уголовного розыска прибыть в поисковую партию и выявить преступника. Капитан дал понять, что причастность начальника партии к преступлению очевидна и потребовал добыть доказательства этой причастно