Операция «Цунами» (СИ) — страница 7 из 50

— Ждем, ваше высокоблагородие. До окончания расчетного времени еще сорок минут. — Черноволосый, черноглазый, с узкими черными же усами на круглом лице, поручик от адмиралтейства подчеркнуто четко козырнул начальству. Любит немного фрондировать, выставляя себя сиротой казанским, но у каждого свои слабости. — На радарах никого, «ноль третий — красный» и «ноль четвертый — красный» так же никого не наблюдают. С нефтяной платформы сообщают об обычных рыбаках, береговые посты так же не заметили ничего необычного.

— Все-таки крайне удобная эта ваша новомодная радиосвязь, Ван Дунгович. — Довольно кивнул командир дивизиона морских охотников, переходя имя-отчество со штурманом, ибо кроме как легкой усмешки фрондирование поручика у него ничего не вызывало. — Как думаете, барон выведет караван как обычно, за пятнадцать-двадцать минут до окончания расчетного времени?

— Скорее всего — да, Борис Евгениевич. Посеешь поступок — пожнешь привычку. А товарищ Жменев уже более двадцати раз выводил караваны именно в таком временном промежутке. — Кивнул головой офицер-кореец, и извинившись, взбежал по трапу наверх, на мостик.

А капитан второго ранга с некоторой завистью проводил его взглядом, и оперся руками на леер. Ровный и сильный дождь гулко бил по новомодной прорезиненой ткани плаща-накидки, брызгал в лицо, стекал на крашеную в красный цвет стальную палубу, и сбегал в шпигаты. На носовой артиллерийской восьмидесяти пяти миллиметровой установке расчет прятался от ливня под натянутый от броневого щита полубашни навес.

— Идут! — С мостика свесился командир охотника. — Есть всполох, Борис Евгениевич!

— Слава тебе, Господи! — Одноногий моряк широко перекрестился, глядя на появившуюся в кабельтовых восьми от него радужную арку, вспыхивающую всполохами, как северное сияние. Прямо из под которой, из ниоткуда, прямиком на выкрашенные белым створные камни выкатился еще один большой морской охотник. Четко заложив крутую дугу, он остановился рядышком с «ноль двенадцатым». Который раз он уже видит это зрелище, и каждый раз сердце замирает перед чудом господним, врученным в руки людские.

— Доброго вечера, Борис Евгениевич. — С корабельного мостика крикнул высокий молодой мужчина в дождевике и коричневой широкополой шляпе. — Принимайте по счету.

— Есть принимать, господин барон. — Усмехнулся в роскошные усы комдив, глядя на выползающие из-под арки сухогрузы «река-море». Ему их вести до Николаевска, можно и пересчитать.

— Семь. — За этим сухогрузом арка погасла. Одноногий комдив поглядел на отошедший на десяток кабельтовых «морской охотник» барона, и зашел в тамбур, где неторопливо поднялся по наклонному трапу на ходовой. Кивнул, принимая рапорт командира «охотника», и потребовал связь с фон Жменевым. Взял протянутый штурманом рыжий микрофон, и выслушав ответ дежурного офицера «ноль одиннадцатого — синего», наконец услышал барона.

— Слушаю, Борис Евгениевич.

— Принимаю командование конвоем, Евгений Эдуардович. Вы на своем «ноль одиннадцатом — синем» идете замыкающим, до Николаевска. Следите за водой, сильные дожди, в Амур смывает всяческую гадость, можно на топляк налететь.

— Есть следить за водой, Борис Евгениевич. Встаем в хвост обеспечиваем охранение.

— Добро. Конец связи. — И капитан второго ранга вернул микрофон корейцу. — Господин лейтенант, ваш корабль возглавляет конвой, господин поручик, принимайте голову ордера, ведем караван в Николаевск.

— Есть! — На мгновение браво вытянувшись, молодой офицер повернулся к рулевому, и коротко отдал команду на корейском. Так же коротко продублировал команду голосом в машинное отделение, и «морской охотник» на пятнадцати узлах пробежал широкой дугой, возглавляя караван грузовых судов. «Охотник» же, приведший корабли сюда, отошел назад и чуть левее, взмористее, прикрывая конвой от маловероятных, но возможных опасностей.

Четвертое августа тысяча девятьсот второго года, около Шантарских островов. На борту «большого морского охотника» «Ноль одиннадцать — синий».

— Все, товарищ Ким, сдаю полномочия. Дальше командует командир «красного» дивизиона. — Я повернулся в невозмутимому плотному корейцу. За эти неполные три года, что мы знакомы, ни разу не заметил за ним проявление хоть каких-либо сильных эмоций. И конвои со мной через миры водил, и японских, да и американских браконьеров расстреливал лейтенант Ким с совершенно спокойным выражением лица. — Я в каюту. Немного отдохну.

— Слушаюсь, товарищ Жменев. — Лейтенант Ким, он же командир этого кораблика, вежливо кивнул. — Я распоряжусь оповестить вас обо всем, что не входит в задачи проводки конвоя.

— Хорошо. — Кивнул я, и, пожав плотную, словно доска, руку корейца, спустился на шкафут, и вошел в надстройку. Пройдя по короткому коридору, приложил ладонь на считыватель, и шагнул в открывшуюся дверь.

Моя каюта по левому борту, крохотная, но двухместная. На верхней полке сейчас неподвижно лежит Гунар, мой киборг. Врач, массажист, повар, охранник. Слуга, короче. Положен мне по здешнему статусу слуга, хоть тресни. А эксплуатировать человека — ну не по душе мне. С этим надо вырасти, чтобы спокойно принимать помощь от подчиненного тебе человека как должное.

— Вы себя совершенно не бережете, Евгений. Вторая проводка конвоя за неделю сюда, плюс вы гоняли проводку из мира Путина в свой мир, у вас сильное утомление. — Сверху негромко, но очень четко произнес киборг, совершенно при этом не пошевелившись. Он вообще может лежать неподвижно очень долго, сутками. Вводит свой организм в состояние анабиоза, оставляя действующими минимум датчиков, и гоняет в уме какие-то игры.

— На неделю все. Перерыв меж проводок. Только доведу «Настеньку» до Порт-Артура, и отдыхать. — Я плюхнулся на нижнюю койну, и потянулся, откинувшись на кожанную спинку. Стянул с себя сбрую с пистолетами, и повесил ее на крючок в изголовьях. Скинул тапочки, которые надел при входе в каюту, от души зевнул, и завалился на плотное покрывало, поудобнее устроив подушку. — Разбудишь на входе в порт Николаевска.

— Есть. — Гунар мягко, как большой кот, спрыгнул сверху, и нагнувшись, поставил мои тапочки идеально параллельно. Все, будет бдить, охраняя мой сон. И читать при этом, на этот раз «Чудеса техники», толстенную и шикарно иллюстрированную книгу, которую я купил в Порт-Артуре. Нравится моему киборгу-одержимому читать именно бумажные книги, особенно здешние, с ятями и ерами.

Еще ему очень нравится рыбалка, ну просто тащится от спининговой ловли Гунар, как удав по стекловате. И я ему здорово задолжал, когда киборг успел оттолкнуть ВК Сандро с пути марлина, влетающего на «Настеньку». Навздела бы рыбина нашего князя на свой меч, нанизав словно энтомолог мотылька на булавку. Вот бы здорово это было для нашего проекта, ну просто шикарно. И ведь не предусмотришь такие моменты, просто невозможно спрогнозировать чужое поведение. Как говорится, неизбежные на море случайности. А бросать все наработанное просто жаль. И вмешиваться, устраивая революцию или дворцовый переворот, уже поздно. Слишком сработались с людьми, настолько, что они стали нашими. А военные моряки своих не предают. Не всегда можем помочь, да, но не предаем.

Глава первая

Третье июня тысяча девятьсот девяносто третьего года. СССР. Москва. Кремль.

— Нет, ну каков наглец! Вы смотрите, товарищ маршал, каков ссопляк. — При этих словах высокий и плотный молодой человек в одежде стиля «милитари», очень модного в последнее время в Союзе, еле заметно дернулся, но сумел себя удержать. Маршал, сидящий лицом к нему за рабочим Т-образным столом, это заметил. А вот распекающий молодого человека партийный чиновник нет. — Вы смотрите, что он предлагает — помочь императорской власти в России победить в русско-японской войне. Да именно поражение в этой войне наиболее явно высветило недостатки царизма, обнажило его гнилую сущность! И позволило, в конце концов, совершить социалистическую революцию! Напротив, необходимо изо всех сил помочь товарищам Ленину и Сталину, в деле свержения царской власти!

— Извините, вы троцкист? — Неожиданно спросил распекаемый.

— Что?!! — чуть не подпрыгнул чиновник. — Да как ты смеешь, щенок?!!

— Еще раз меня оскорбите, и я сверну вам шею. И обеспечу беспокойное посмертие. — Стоя навытяжку, совершенно спокойно пообещал парень, который явно пришел в бешенство, но пока еще не проявил это физически.

— Да я… — Неизвестно, что хотел сказать партфункионер, но тяжелая ладонь маршала прихлопнула по столу.

— Цыц! Тихо оба! — Язов неторопливо встал. Поглядел на пламенеющего искрометной яростью чиновника, на спокойно стоящего парня, и скомандовал. — Старший матрос фон Жменев, подождите в приемной. Кругом, шагом марш!

После чего неторопливо вернулся на свое место, и медленно набулькал в высокие стаканы ташкентской газированной минералки. Бросил в каждый по нескольку кубиков льда.

— Пейте. И успокойтесь. Вы один из лучших наших аналитиков, что именно в вас поднимает такую волну протеста? И кстати. Вы зря так резко с нашим старшим матросом пытаетесь обойтись, он убивец еще тот, в наш мир дорогу кровью своей и чужой проложил. — Маршал подвинул стакан с холодной минералкой чиновнику из МИДа. Сколько у него их таких перебывало за эти четыре года, когда он пинком в могилу сместил Горбачева с поста Первого Председателя и Президента. Скольких расстреляли за дела не слишком хорошие, а скольких отправили колхозы поднимать на Дальнем Востоке. И если этот слюной заходится и хрипит в правдном гневе, значит чует за собой правду.

— Товарищ Маршал Советского Союза! Именно поражение в войне тысяча девятьсот четвертого — девятьсот пятого годов показали гнилую сущность Российской Империи. Именно эти события спровоцировали Кровавое Воскресенье, крестьянские волнения и восстания рабочих, вылившиеся в революцию 1905 года. Столыпинские суды над крестьянами, расстрельные тройки-трибуналы из офицеров — именно это сподвигло очень инертных крестьян в сторону социал-революционеров, а потом и в сторону РСДП(б).