Успел одну стопку подвязать под колено и опустить брючину — вышли погонщики. Пятеро. Переступили через разложенные деньги, пошли к пещере. Конечно, что им эти 20 тысяч. Они знают, что через некоторое время отберут их и вновь предложат тому, чей договорный срок на работу истекает завтра. Кто уходит отсюда завтра? Али? Как бы предупредить его?
— Пошли, — позвал охранник. Четки — капли крови — легко сквозили сквозь пальцы. Да, бежать! Только бежать.
Пачка под коленкой мешала идти, казалось, все видят, как задевает она шаровары. Сколько же он успел там спрятать? Хотя бы тысяч пять… А если начнут обыскивать?
Тропа круто уходила вверх. Погонщики вынуждены были даже придерживать навьюченных мешками ослов, чьи тонкие ножки дрожали от натуги и напряжения. И что такого ценного в этой урановой руде? Что может быть дороже золота? Следит ли кто за ним?
Нет, внимание всех вроде бы приковано к дороге. Или только делают вид, что не замечают его? Впрочем, пока отсюда деться некуда, надо идти до моста. А что там? Какая дорога там? Как же он не запомнил ее, когда шли сюда? Хотя нет, его вели в сумерках. А может, специально в сумерках, чтобы не запомнил обратного пути? Аллах, милосердный и милостивый, помоги!
Показался наконец мост — две доски от одного края дороги до другого. Справа — скала, слева — обрыв с желтыми уже шарами верблюжьей колючки внизу. Пока будут переводить ослов, он убежит. За мостом, слава Аллаху, поворот. Что за ним — неизвестно, но бежать надо сейчас, сейчас…
Караван остановился. Охранник проверил ногой доски, осторожно перешел на ту сторону. Погонщики стали толкать на мост первого осла. Тот упирался, мычал, изо рта текла слюна, глаза со страхом смотрели в пропасть, но его тянули и толкали с такой силой, что он по сантиметру, но уступал, продвигался вперед. А ступив передними ногами на доски, инстинктивно почувствовав, что спасти себя сможет только сам, перестал сопротивляться, медленно, осторожно пошел по доскам.
«Так и я, — решился окончательно Махмуд, выходя вперед. — Пока они будут возиться со вторым, я перейду — и в горы. Не спешить, чтобы ничего не заметили и не поняли».
Дождавшись, когда погонщики перейдут обратно, ступил на доски сам. На той стороне только охранник, к тому же он присел, начал зашнуровывать ботинки. Пистолета не видно, пока он его достанет… Быстрее! Уже середина.
— А-а-а!
Охранник, присевший якобы над ботинком, вдруг резко дернул в сторону край доски. Махмуд, хватая руками воздух, попытался еще устоять на одной ноге, но через мгновение и вторая доска рванулась, ушла из-под ног в сторону.
— А-а-а!
Понеслись навстречу песочные пятна колючки, острые выступы скалы. Единственным спасением от них было отвернуться, зацепиться хотя бы взглядом за дорогу…
Наверху охранник спокойно укладывал рядышком доски. Двое погонщиков спускались по еле заметной тропинке к распростертому на камнях телу, остальные подталкивали упрямившегося ослика.
«Запись беседы с Генеральным секретарем ЦК НДПА, председателем Революционного совета, премьер-министром ДРА Н. М. Тараки.
22 ноября 1978 года.
Вместе с министром геологии тов. Козловским Е. А. был принят Н. М. Тараки…
Н. М. Тараки спросил, представляют ли практический интерес проявления урана в районе Ханнешина.
Министр геологии СССР ответил, что для определения размеров урановых проявлений в Ханнешине необходимо провести специальные комплексные исследования.
— Я вспоминаю время, — сказал Тараки, — как в 1938 году, будучи молодым журналистом, я задумал написать серию статей о полезных ископаемых страны. Узнав об этом, товарищи отговорили меня от этой затеи: мол, нельзя писать о полезных ископаемых Афганистана, иначе англичане могут узнать о них, захватить их, не дадут народу воспользоваться богатствами своих недр.
Сейчас времена изменились, и мы с большим удовольствием принимаем в Афганистане министра геологии дружественного Советского Союза, помогающего нам разрабатывать недра страны на благо афганского народа…
Посол СССР в ДРА А. Пузанов».
В дверь постучали тихо и уважительно, но открыли сразу, не дождавшись разрешения.
— Николай Нестерович? — спросил вошедший, небольшого росточка, плотно сбитый мужчина с кавказскими чертами лица. За его спиной стоял еще один посетитель.
— Да, проходите, проходите, пожалуйста, — пригласил гостей Симоненко. Подал руку: — Михаил Александрович? — попытался узнать в крепыше представителя института, занимающегося зарубежной геологией.
— Да, — улыбнулся тот и сделал шаг в сторону, давая возможность Симоненко поздороваться со своим спутником.
— Виктор Константинович, — представился тот первым.
— Из… — начал было Симоненко, но тот, утвердительно кивнув головой, перебил:
— Да.
— Пожалуйста, рассаживайтесь. Чай, кофе?
Геолог и кагэбэшник переглянулись, одновременно пожали плечами: все равно. Хозяин кабинета наклонился к селектору:
— Вера Васильевна, кто у нас сегодня дежурит? Лена? Пусть занесет в мой кабинет чай. На три человека. Спасибо. Ну а мы, чтобы не терять времени, начнем. — Заведующий сектором удобнее уселся в кресле. — Собственно, вы знаете, о чем речь, — полезные ископаемые Афганистана. Эта страна — мой сектор, мое направление, и мне просто нужно уточнить некоторые детали в этом вопросе. Михаил Александрович, я просил вас захватить карту…
— Да, конечно, принес. — Геолог достал из папки небольшой квадратик, развернул его, уместив на столике, у которого они сидели. Симоненко встал, прошел к ним, наклонился, вглядываясь в условные обозначения. — Только сразу хочу предупредить, что эта карта — скорее состояние геологической изученности территории Афганистана, а не ее потенциальных возможностей. Несмотря на все изыскательские работы, которые до сегодняшнего времени удалось провести, Афганистан продолжает оставаться терра инкогнито — неизвестной землей, неоткрытой кладовой. Кто будет владеть ключом от этой кладовой, тот может быть спокоен за свое будущее.
— Когда начинали работать в Афганистане наши геологи, когда западные? — спросил, изучая карту, Симоненко.
— Так, сейчас вспомню точно. — Михаил Александрович вскинул голову, прищурил глаза, и ему на помощь пришел представитель КГБ.
— В 1958 году СССР, Чехословакия и Румыния приступили к поиску нефти и газа на севере страны, в 1963-м проведены первые работы на твердые полезные ископаемые, — отчеканил он.
— Да, это так. — Михаил Александрович вначале согласно улыбнулся, а потом с долей ревности посмотрел на сидящего напротив худощавого высокого мужчину, с которым он встретился у дверей Симоненко: кто это лучше его знает Афганистан? — Да, Афганистан был по-джентльменски поделен на две части: север изучали мы, юг — западники. Граница проходила вот здесь, чуть ниже Кабула.
— До тридцать пятого градуса широты, — вновь уточнил Виктор Константинович, и на этот раз геолог замолчал: хотите — докладывайте сами.
Симоненко уловил настроение, кивнул Михаилу Александровичу:
— Рассказывайте, рассказывайте, Виктору Константиновичу по долгу службы следует знать некоторые частности, а нам нужна и общая картина.
Принесли чай, горячий, с танцующим по поверхности паром. Каждый сделал несколько осторожных глотков, и все дружно отставили стаканы — пусть остынет.
— К моменту начала работ мы уже знали, что в Афганистане имеются каменная соль, уголь, лазурит, железо, мелкие россыпи золота, рубиновые копи, изумруды, медь, ну и нефть и газ соответственно, — продолжал геолог. — Работали мы чуть меньше западников, ведь у нас были преимущественно горы, рано ложился снег. Но накануне семидесятых годов афганский департамент геологоразведочных работ стал приглашать нас на некоторые оценочные работы на юг.
— Разрешите, — на этот раз деликатно вступил в разговор Виктор Константинович. — К этому времени к афганцам просочились сведения, что американцы и немцы обнаружили и скрыли от афганского правительства залежи радиоактивных минералов. Это вот здесь, севернее Кандагара. Японцы и французы нашли урановую руду под Лашкаргахом, десятки точек. И тоже была попытка утаить это от правительства.
— Каково содержание урановых руд в Афганистане? — посмотрел Симоненко вновь на Михаила Александровича.
— В Афганистане она самая обогащенная в том регионе — до пяти — десяти процентов. А так обычно десятые доли процента.
— Как вы думаете, могли там производиться разработки?
— Думаю, вряд ли. Хотя опробование точек конечно же могло быть, — уловив наконец, что больше интересует ЦК в геологии и Афганистане, стал более конкретен и Михаил Александрович. — Могу добавить, что на экспорт Афганистан отправляет асбест, лазурит — по пяти шести тонн в год, не больше…
— Куда?
— В Америку и ФРГ. Затем берилл…
— Это для чего?
— Для ракетостроения, самолетостроения. Мы раньше не имели технологии работы с ним, поэтому все эти годы берилл поставлялся только в США.
— Еще добавление, — попросил представитель КГБ. — Со времен второй мировой войны Америка на 90–99 процентов пополняет свои запасы хрома, берилла, слюды и марганца за счет импорта, и в большой степени афганского. Основное внимание в последние годы американцы уделяли в стране поиску нефти и урана.
— Ясно. А чем расплачивается Афганистан с нами?
— Газом, — виновато развел руками Михаил Александрович: газ, конечно, совсем не звучал рядом с хромом, ураном, бериллом. — Просто газ окупается в течение года, и наши южные республики существенно улучшили свое снабжение газом именно за счет Афганистана.
— Ну, допустим, не за счет, — поправил впервые Симоненко. — Наши изыскные работы, как я понял, дали Афганистану многое.
— Конечно. Не говоря уже о месторождениях, которые мы полностью отдаем им, мы, собственно, подготовили для страны и первых специалистов. Например, если раньше с нашими геологами ходило два-три афганца-стажера, то теперь все наоборот: в афганской партии находится всего два-три наших специалиста. В этом году появились первые кандидаты наук по нашему профилю среди афганцев. Это ли не достижение? Конечно, кто-то искал себе в Афганистане выгоду, — вернулся Михаил Александрович к соотношению афганского экспорта в Америку и СССР, — но зато мы просто честно выполняли то, о чем просило нас афганское правительство. Честно и добросовестно, и никто никогда не упрекнет советских геологов за это.