Когда заключали договор, редактор спросил, будет ли вынесена на оборот титульного листа сообщение: «Литературная запись Николая Шахмагонова». Я посчитал, что это как-то может принизить значение автора, тем более, Михаил Филиппович давал мне такие свои рукописи – именно рукописи, а немашинописные тексты, что я диву давался.
Рукопись была не велика, и решено было её издать под «одной крышей» с другой работой, которую я редактировал в то время. Так и вышел том, в котором были две работы – М.Ф. Гулякин. «Будет жить!» и А.И. Фомин «На семи фронтах».
Когда исцелят имя! Великая школа Гулякина
Сколько мы беседовали с Михаилом Филипповичем Гулякиным! Сколько он мне рассказывал доброго и хорошего о тех, с кем работал, о молодых и талантливых хирургах, о капитане Шапошникове – он называл его большой теплотой в голосе: Юлька Шапошников, – о Николае Ефименко, о совсем ещё молодом тогда Андрее Коржикове! Но я как-то не думал, что когда-то либо я могу оказаться в их руках. Или может оказаться в их руках кто-то из моих близких.
Всё началось с дочери… В январе 1985 года родилась дочка Сашенька. Всё было нормально, ничто не предвещало неприятностей. Но в последних числах января, когда уже вроде и срок подходил, жену положили в роддом в районе Сокола, в тот день, когда там дежурила подруга её подруги – всё же кто-то, хоть и не напрямую, но знакомый человек. Но видно со сроками что-то напутали, и то, что жена приняла за сигнал к родам, прошло. А знакомая дама, закончив дежурство, ушла. Новая бригада оказалась не в меру деятельно. Почему это напрасно кто-то койку занимает. А ну давай стимулировать. И простимулировали так, что дочь вытащили на свет белый с двухсторонними вывихами ног. Конфуз!… Ну что ж, в низовых звеньях гражданской медицине конфузы встречались. Над медициной усиленно работали будущие развальщики Советского Союза и уничтожители советской власти…
Ну что ж, надо как-то ошибки прикрывать. Ну и то ли действительно инфекцию занесли, то ли выдумали специально, чтобы ребёнка не отдавать домой, но как теперь звучит на «изящном» языке дебилократии, наехали на жену «по полной программе», а она, хоть и закончила уже лечебный факультет Московского медицинского стоматологического факультета, слишком молода была, чтоб с корифеями спорить. Они стали пугать, что если не согласится немедленно отдать в Институт педиатрии, то ребёнок будет медленно умирать дома на глазах нашего шестилетнего сынишки. А это какая травма…
Как же переживала, как ругала потом жену участковый детский врач Лукашёва, которая сразу разгадала манёвр «специалистов» из роддома, и заявила, что с инфекцией, на которую они сослались, она справлялась не раз, а вот в Институт педиатрии отдавать ребёнка не следовала. Поняла она, что нечисто что-то. Прикрывали свои фокусы нерадивые костоломы из роддома.
Ну дело сделано. Поздно что-то решать. А в Институте педиатрии всё молчком. Чуточку пугали, но главное очень прямо сильно требовали, чтобы жена ежедневно сцеживала молоко и дочке возила, поскольку оно её уж так необходимо. Эти басни продолжались в течение февраля, марта, и первой половины апреля. Каждый день к 7 утра из Строгино да в Черёмушки. Что ж, ну ведь дочке молоко нужно…
А к апрелю и там что-то не заладили специалисты столь достойного заведения. Ещё одну инфекцию занесли, да не простую, а разрушающие сустав. И вот тогда расписались в беспомощности. Спасала детская больницу № 9. Не всё ещё было разрушено в канун перестройки.
Но особый изуверский цинизма обнаружился ещё и в молочных делах. Вынуждены были в весьма достойном заведении дать рекомендации Девятой больнице не кормить молоком, ибо к молоку организм оказался невосприимчив, видимо в силу каких-то ещё медицинских деяний чудо-специалистов.
Можно было догадаться, для чего они так требовали ежедневную доставку молока – видимо, реализовывали его по вполне уже опережающим время нормам и правилам. Уж это же молоко могло пригодиться кому-то поближе, чем в Черёмушках, да и без всяких там материальных ухищрений, что безусловно накладывались на него в институте. Но когда там разбираться? Не до того. Главное, что в девятой больнице врачи оказались людьми! А что касается роддомовских костоломов, да прикрывающих их спецов из Института педиатрии, то они, безусловно, своё получили, ибо мерзость никогда не остаётся безнаказанной – на всё воля Всевышнего. Ну а заниматься поиском виновных в советское время было практически невозможно, поскольку определение виновных ставило под сомнение твёрдое и многократно повторяемое положение: «Советская медицина – лучшая в мире». На каких-то направлениях, например, в участковой службе, она действительно была лучшей, действительно возвышалась над западными человеконенавистническими правилами. Но об этом мы тоже поговорим на последующих страницах.
Лишь через три месяца дочка оказалась дома… И тут же её заковали в гипс. Вывихи! Долго продолжалась эта гипсовая эпопея, пока я случайно не рассказал о том Михаилу Филипповичу Гулякину. Это был человек особенный. Он слишком много знал о состоянии медицины, о том, что и где происходит, знал о накатывающейся на страны серости и безответственности, которая, слава Богу, не касалась армии и особенно военном медицины. Не касалась благодаря именно таким людям как сам Михаил Филиппович.
Выслушал, нахмурился. Задал несколько вопросов. И сказал:
– Немедленно вези дочку к Юльке Шапошникову.
Помните? Упоминал я капитана Шапошникова, который ассистировал Михаилу Филипповичу во время сложнейшей операции.
Оказалось, что Юлька, уже далеко не Юлька, а доктор медицинских наук, профессор генерал-майор медицинской службу Юлий Георгиевич Шапошников, с сохранение воинского звания возглавил Центральный институт травматологии и ортопедии (знаменитый ЦИТО). Это важнейшее лечебное учреждение надо было спасать от новых веяний уже нагрянувшей перестройки, потому и поставили во главе выдающегося организатора военной медицины, деятельного руководителя, учёного, и, между прочим, ученика Михаила Филипповича Гулякина. Когда-то ещё молодого офицера медслужбы Шапошникова привёл к Гулякину его хороший знакомый и попросил взять в ученики. Взял… И получился настоящий руководитель, уже в ту пору Лауреат Государственной премии СССР, член Главной Межведомственной медицинской комиссии по отбору кандидатов в космонавты СССР, а впоследствии член-корреспондент Российской академии наук и академик Российской академии медицинских наук.
И вот я вошёл в кабинет Юлия Георгиевича. Пописал книгу о Михаиле Филипповиче, поговорили о нём. Принял генерал очень приветливо. Расспросил о работе над мемуарами, о своём учителе отзывался с большой теплотой и любовью. Ну а потом направил к остепенённому светиле.
Пришли… Чем-то мне не понравился светила. Осмотрел он дочь и вынес решение.
– В гипс. В гипс… Ещё на год, а то и два в гипс.
Я вежливо поблагодарил, сказал, что непременно выполним все его рекомендации. Обратил внимание, что сам он как-то очень странно выглядит. Помните, как в каком-то фильме логопед пришёл ребёнка учить говорить, а сам слов не выговаривал. Словом, отправился я снова к генералу Шапошникову, ну и поскольку, почувствовал, что сложились у нас добрые отношения, осторожно так высказал свои сомнения.
– Ну я думал, что вам нужен светила со степенями, – усмехнулся он. – Уж самого, самого вам выбрал. Таких больше нет, но есть женщина молодая, талантливая. Пока без степеней. Не успела диссертации защитить, но работает над ними.
Снял трубку и набрал короткий номер по внутреннему телефону. Сказал:
– Людмила Михайловна. Подошлю я к вам очень близких мне людей. Посмотрите…
И дал мне целеуказание – этаж, кабинет, ну а имя я уже знал.
Людмила Михайловна сразу поразила чем-то добрым, располагающим. Даже дочка заулыбалась…
И тут же, посмотрев внимательно, вынесла решение:
– Больше никаких гипсов. И так уже я четыре года. Предел. Ещё немного, и ребёнок никогда не встанет на ноги. Ходить! Начинать ходить.
И тут же стала учить Сашеньку вставать на ноги.
Вот так, не пошли нас Михаил Филиппович к своему ученику, а он в свою очередь не направь нас к славному доктору – завершилось бы всё не просто некоторым укорочением ноги из-за разрушенного в Институте педиатрии сустав, а пожизненной инвалидной коляской.
А вот теперь за плечами у дочки Литературный институт, два небольших сборника рассказов, а в нынешнем году уже солидная книга в серии «Любовные драмы» – «Матильда Кшесинская и драмы русских балерин». Ну а, как говорят, в чернильнице уже следующие серьёзные писательские работы.
Ну а я ещё более укрепился в уверенности, что военная медицина и военные врачи на несколько голов выше врачей гражданских. Нет, конечно, бывают исключения, но они не массовые. К примеру, ЦИТО своевременно возглавил именно военный, именно генерал-майор медицинской службы, и недаром этот институт был столько знаменит долгие годы.
Армия изначально даёт человеку умение самоорганизоваться и организовать подчинённых, умение правильно руководить и подразделениями, и большими коллективами, умение правильно требовать, ибо военная педагогик предполагает – прежде чем что-то требовать от подчинённых, необходимо обеспечить их всем необходимым для выполнения этих требований. Даже в тяжёлые годы войны, как отражено в основных главах книги, руководители медицинской службы находили возможность немедленно пополнять штаты госпиталей, заботились не о том, чтобы врачи ложились костьми на своих рабочих местах, да и трава не расти – как ныне в медицине демократического общества – а отдыхали, своевременно восстанавливая свои возможности по оказанию помощи людям.
В руках его учеников
В 1988 году и мне самому пришлось побывать в роли пациента в руках учеников и последователей Михаила Филипповича Гулякина.
В августе-месяце почувствовал что-то неладное. Язвенная болезнь двенадцатиперстной была у меня давно, ещё со времён службы в войсках. Отчасти из-за неё, поскольку в академию с этаким букетом, который обычно сопровождает эту болячку, в академию Фрунзе поступить не мог, ушёл сначала на преподавательскую, а вскоре и на военно-журналистскую работу. Так что в принципе всё я знал и понимал. Ну и тут стал догадываться, что пора бы поскорее к врачу. Шутки плохи.