Опустошение — страница 2 из 3

Паутина не гарантировала безопасность от других выживших, но спасала от разгневанной природы, пока спасала. Мы были в ловушке, и каждый наш шаг мог стать последним. Что будет дальше – неизвестно даже Богу, ведь Он закрыл глаза и отвернулся давным-давно, оставив нас наедине с последствиями наших действий.

Лодка снова погрузились, так как над водой расщелина была узка, и нам не оставалось ничего другого, как вернуться в темные глубины. Наше пристанище находилась в глубине материка, но выше уровня океана, как последний оплот человечества, укрытый от ярости внешнего мира. Здесь, в этом подземном убежище, у нас было электричество, топливо, вода и даже сады, которые мы с трудом поддерживали в условиях постоянной изоляции от солнца.

Но вокруг нас простиралась сеть ходов, многие из которых еще не были исследованы. Мы знали, что в этих темных коридорах могут скрываться опасности, и противник может оказаться опасно близко к нам, оставаясь незамеченным.

Мы закрепляли морские мины для защиты, и только мы могли их преодолеть, чтобы проплыть домой. Каждая мина была установлена, как будто мы закладывали ловушки для вредителей, которые могли бы попытаться проникнуть в наш амбар.

***

Наш экипаж не обнаружил свои мины. Подтверждение нашей нарастающей тревоги поступило, когда на подходах к цели сонар зафиксировал вражескую подводную лодку. Сердца каждого из нас забились быстрее, в тот момент, когда товарищ за перископом проронил строчку из молитвы, и тревожный сигнал раздался в кабине. Наш дом был в огне. Мы не успели совсем немного. Десант врага уже высадился, и время, как будто скомандовано свистком, рвануло вперед.

Недолго думая, командир отдал приказ всплыть. Мы знали, что это рискованное решение, но другого выбора не было. Часть команды погрузился в лодки, чтобы помочь обороняющимся. На кону стоит не только наша жизнь, но и судьба нашего укрытия, нашего последнего оплота.

На вражеская подлодке нас засек острый глаз хищника, он встал между нами и своей добычей, готовый к битве. Мы слышали, как вдалеке гремят выстрелы, и понимали, что наши товарищи сражаются. Если высадка задержится, торпеда может сыграть с нами в игру «открывашка и консервы», и мы не могли позволить этому случиться.

С каждой секундой напряжение нарастало. Наш десант подплыл к берегу, стараясь не привлекать внимания. Темнота окутывала нас, и лишь немногочисленные источники света в виде полыхающих домов освещали мрак, создавая зловещую атмосферу. В стороне главной улицы доносилась стрельба – звуки войны, которые напоминали о том, что мы находимся в самом центре ада.

Мы перебежками подобрались к захватчикам со спины, стараясь использовать каждую тень, чтобы скрыть свои движения. Задержав дыхание, мы пытались успокоить вырывающиеся сердца. Уверенными шагами мы приближались к зданию, где наши люди окопались, защищая свои позиции. Молниеносной атакой мы закидали неприятеля гранатами, и в воздухе раздались оглушительные взрывы. Яркие вспышки света осветили темноту и на мгновение показали нам лица врагов, полные удивления и страха. Затем, воспользовавшись замешательством, мы проредили их очередью из автоматов, снова и снова разрывая тишину.

Сражение разгорелось с новой силой. Мы чувствовали, как захлебываемся адреналином; после монотонного плаванья мы были опьянены резкой сменой обстановки. Мы словно рыбы, выброшенные на сушу в спешке, учились ходить. Каждый выстрел, каждая граната приближали нас к победе, но в то же время дрогнувший враг, собрался и ожесточенно огрызался. Мы неустанно наваливались на их позиции, чтобы не дать им шанса на контратаку.

Мы были на грани; вот-вот пружина лопнет, и мы упадем только от одного напряжения. Взрыв, осколки, грязь, крики, кровь, свистящие пули сливались в единый бал смерти, но в этом хаосе мы находили свою цель. Командир отдал приказ броситься на врага. Нам только и нужно было направление, и мы, не раздумывая, бросились вперед, прорываясь сквозь облака дыма и огня.

Сквозь гул сражения я слышал крики товарищей; их решимость и воля к победе подстегивали меня. Я кричал, желая обрушить своды мира, и наш рык прокатился эхом по городским улицам. Враг посыпался, когда мы отрезали его от воды. Отступать им было некуда. Оставалось закончить выигрышную партию и развязать клубок насилия, который они породили.

После того как десант сел на лодки, наша субмарина начала погружение, стремительно уходя в темные глубины. Вражеская подлодка произвела залп, и торпеда уже летела в нашу сторону, но, к счастью, прошла мимо, оставив за собой лишь шлейф пузырей, как напоминание о близости смерти.

Наши моряки не теряли времени и ответили залпом двух торпед, погружаясь все глубже, прячась от врага, который, похоже, не ожидал такой быстрой реакции. Противник, осознав, что не попал в цель, развернулся и начал уходить в восточный коридор, оставляя свой десант на берегу.

Мы также промазали с торпедами, но преследовать их не стали. В этом хаосе мы понимали, что лучше сосредоточиться на своей безопасности, чем рисковать, гоняясь за врагом, который мог бы снова атаковать. Когда наши подводники всплыли, они высадили еще людей.

Атмосфера была напряженной, даже когда прозвучал последний выстрел в сводах нашего дома. Мы встали на дежурство, готовые к любым неожиданностям. Огонь полыхающих домов освещал наш оплот вместо электричества, и наши сады, когда-то цветущие, теперь горели, как символ утраченной надежды на мирное будущее.

***

Нам удалось взять языка. Пленный, которого мы захватили, оказался бывшим военным из старого мира, представляющим другую страну. Сейчас у него не было знаков отличия, как, впрочем, и у нас. Он выглядел изможденным и испуганным, но в его глазах читалась решимость не сдаться.

Однако продолжительные пытки развязывают самые запутанные языки, и под давлением обстоятельств он начал говорить. По словам пленного, враг находился где-то в ста пятидесяти морских милях восточней нас. Это открытие стало для нас ударом молнии – мы получили информацию, которая могла изменить ход событий.

Он также сообщил, что у них есть еще одна подлодка, скрывающаяся в этих водах, и что в городе, который они контролировали, проживает около трех тысяч человек. Эта информация была золотом в нашем положении, и мы понимали, что должны использовать ее с умом, взвешивая каждое наше действие, словно шахматист, продумывающий свой следующий ход.

Собравшись, мы обсудили возможные действия. Теперь у нас была цель, и мы могли планировать ответный удар. Но в то же время мы знали, что враг не будет сидеть сложа руки. Они могли подготовиться к нашей атаке, и мы должны были быть осторожны.

Число неприятеля было в два раза больше, чем наша численность до нападения. Мы снова оказались в ситуации, когда могли лишь ответить на ход неприятеля. Первый раз враг атаковал, когда оставили после себя лишь пепел и руины сжигая мир ядерным дождем. Второй раз – сейчас, чтобы истребить нас окончательно.

Люди не хотели больше сражаться за эту проклятую землю, полную страданий и разрушений. Многие мечтали просто уйти куда-нибудь, лишь бы не брать в руки оружия, не видеть больше страданий и разрушений. Но, тем не менее, все без исключения понимали, что рано или поздно они вернутся. Мы были как дикие звери, загнанные в угол, и это осознание давило на нас, словно свинцовая тяжесть.

На собрании желания людей никем не учитывались; брали только холодный расчет. Мы знали, что у нас нет выбора. Если мы не будем действовать, если не ответим на угрозу, то станем жертвами, и это будет конец. Мы будем нападать и, возможно, ляжем там все как один за близких, за тех, кто остался, за тех, кто верит в нас.

Было решено отправить всех мужчин способных держать оружие в пекло. Решение было трудным, но другого выбора у нас не было. Мы должны были нанести решающий удар такой силы, чтобы даже их дети и внуки боялись потомков некогда великой державы. Это была наша последняя надежда, наш последний шанс на выживание. Если нас постигнет неудача, дети, старики, женщины и подростки уйдут еще глубже в континент.

В этот последний путь было собрано четыреста тридцать семь человек – все добровольцы, помнящие заветы дедов. Прощание было молчаливым до дрожи, и в воздухе витала тяжесть неизбежного. Мы погрузились в подлодку и катера, направляясь на восток.

***

Через несколько часов мы достигли цели – это был город-крепость, в пещере немыслимых размеров. Над нами возвышался каменный свод, и в его недрах скрывалась угроза, которую мы должны были нейтрализовать. На поверхности находилась одна подлодка в порту вражеского города, а второй не было видно. Командир отдал приказ, и четыре торпеды, как одна, вылетели в сторону причала, поразив цель. Мы слышали скрежет металла, когда обломки падали на дно.

Тревога, восставшая в воздухе, словно туча, окутала нас, когда наши катера, стремительно приближаясь к берегу, напоминали о неизбежности судьбы. Наши моряки, выпустили ракетный залп, и в тот же миг берег погрузился в хаос. Дым, поднимающийся от горящих построек, служил нам укрытием, и мы, словно охотники, знали, что это наш шанс. Еще один залп, и в глубине города прокатились взрывы, подобно громам небесным.

Но в самый разгар нашей атаки, когда надежда на успех уже начинала распускать свои крылья, мы увидели, как две торпеды, словно молнии, разрывающие воздух, вонзились в нашу подлодку. Раздался оглушительный взрыв, и после детонации торпедного погреба своды этой гигантской пещеры начали обрушиваться, как будто сама земля решила отомстить за наше дерзкое вторжение. Отступать было некуда.

Город уже почти находился в наших руках. Неожиданность и молниеносность нашей атаки на суше положили конец всем их попыткам собраться и дать отпор. На узких и запутанных улицах их численное преимущество не имело значения. Мы брали в кольцо врага, зачищали, не беря в плен, и двигались дальше по улочкам. В борьбе со зверьем, мы сами утратили человеческое обличье. Нам нечего было терять, но и враг, подобно нам, достиг той же черты, где страх и отчаяние переплетались в едином порыве. Это был последний, отчаянный рывок с обеих сторон.