— Привет, Фреда, — сказал он. — Вы не пришли еще к какому-нибудь решению по моей ноябрьской служебной записке?
— Нет, Джим, — ответила она, но он уже уткнулся в свой кроссворд.
Несмотря на прослушанный ею курс «Становления управленческого персонала», Беркли ее смущал. Его поведение не соответствовало моделям, анализировавшимся на занятиях. Он был психиатром фроммовской школы и говорил ей, что хотел бы заниматься практикой искусства любви, но, поскольку ему недоставало сексуальной привлекательности, с ним никто не стал бы сотрудничать. Он так часто получал отказы, что его либидо погрузилось внутрь, причем настолько глубоко, что жена стала изводить его и угрожать судебным преследованием за охлаждение к ней.
Фреда подозревала, что он страдает фетишизмом или обладает своеобразным чувством юмора. Как-то раз он забрел к ней в оранжерею в поисках дамской подвязки. Когда она спросила, подвязку какой женщины он ищет, Беркли отсутствующим голосом ответил:
— Все равно какой.
Он никогда не пытался прикоснуться к ней, открыто или украдкой, но прислал по внутренней почте служебную записку, в которой испрашивал позволения ущипнуть ее пониже спины. Сперва это ее немного разозлило, и она решила переадресовать записку доктору Гейнору, но после недолгого раздумья порвала ее. И не потому только, что об этом узнали бы все, беда в том, что это воодушевило бы доктора Гейнора попытаться продемонстрировать ей кратчайшие пути на более высокие уровни кабинетной власти.
Сейчас автор записки, снова отвергнутый, буквально утонул в бездне своего кроссворда.
Доктор Гейнор, стройный, видный седовласый мужчина, вошел бодрой походкой, кивнул им и, отодвинув стул, сел за свой письменный стол. Он рассеянно взглянул на свои ногти, вытащил из стола щеточку и принялся полировать их. В его присутствии Фреда стала более внимательна к мелочам и заметила, что бледно-голубой костюм доктора Гейнора очень гармонирует с его бледно-голубыми глазами, а беспорядочные серебряные нити фактуры ткани костюма сочетаются с серебром его волос. Однажды в дамском туалете появились загадочные строки: «Если Чарли Гейнор не рыжий, то он подкрашивает что-то другое».
Глядя на серебряные нити на голубом фоне, Фреда вдруг интуитивно почувствовала, что надпись была небезосновательной. Гейнор много моложе, чем выглядит. Его волосы подкрашены под цвет платинового блеска нитей ткани костюма еще и для придания хозяину кабинета авторитета возраста.
Внезапно доктор Гейнор поднял глаза. Он положил маникюрную щеточку в выдвижной ящик стола с защелкой военного образца и, широко разведя руки, ухватился за кромки стола; он подался вперед, глядя на доктора Беркли и Фреду с тем полусамодовольным, полувлюбленным выражением, с каким учитель обычно смотрит на своих любимых учеников.
— Я считаю вас двоих самыми лучшими в моей команде. Когда меня призовут на более высокий пост в Вашингтон, я надеюсь поставить во главе этого Бюро одного из вас. Однако, прежде чем уйти с этой должности, чтобы занять другую в Министерстве, я хочу оставить вам здесь нечто такое, что будет напоминать вам обо мне… — Он сделал драматическую паузу. — Сегодня мне звонили от Клейборга из Санта-Барбары.
— Кто такой Клейборг, доктор Гейнор? — спросила Фреда.
Доктор Гейнор сделал удивленный вид:
— Доктор Ганс Клейборг из Института Передовых Исследований в Санта-Барбаре — всемирно известный авторитет в области энтропии Он специализируется на потере энергии галактиками. Доктор Клейборг не спал целую ночь, читая фактографические мини-сводки по экспедиции на Флору, и был потрясен тем, что узнал из них. Он предлагает мне обратиться в Сенатский Комитет по классификации планет с ходатайством объявить Планету Цветов открытой планетой — и по крайней мере, для экспериментальных исследований, — пока функционирует Международное Агентство. Его институт обладает правом только совещательного голоса, но он сказал, что лично поддержит это ходатайство, использовав весь свой авторитет.
— Это дало бы нам преимущество перед русскими, — сказала Фреда.
— Вот именно. Из всех отчетов видно, что эта планета — ботанический рай. Интерес Клейборга к эволюции растений на умирающей планете состоит в том, чтобы понять, как эти растения… э-э-э… решают определенные проблемы. Он рекомендует организовать на планете постоянно действующую ботаническую экспериментальную станцию — Научно-Исследовательский Институт Гейнора. Это его предложение, не мое.
— Может быть, нам следовало бы отдать Флору русским, — вмешался Беркли.
Гейнор проигнорировал это замечание.
— С собой в Вашингтон я беру двух членов моей административной команды — вас, доктор Беркли, потому что, побывав там, вы можете поддержать меня своими выводами; и вас, доктор Карон, потому что вы там не были и на ваших выводах не отразится пристрастие очевидца. Итак, вы понимаете, что таким образом мой штат консультантов будет полностью сбалансирован, а вы, доктор Беркли, могли бы довершить дело парой теорий в поддержку того, что условия жизни на Флоре благоприятно воздействуют на психику.
— Какого рода теории вы хотели бы от меня получить, Чарльз? — проворчал доктор Беркли, и Фреда с ужасом заметила, что он так и не оторвался от своего кроссворда.
Гейнор поднял взгляд на психиатра, и по его лицу пробежала тень досады, слегка поколебавшая его самообладание.
— Вы могли бы набросать картину в терапевтическом жанре, скажем, поразить их несколькими идеями, поданными под углом зрения профилактики душевного здоровья.
— Берусь всесторонне изучить это предложение. Пока я не уверен в своих собственных реакциях, но реакции, которые мне пришлось наблюдать у других, сводятся всего к нескольким признакам, и все эти признаки свидетельствуют об охлаждении привязанности к Земле.
— Чепуха, Джим! Если кто-то из штата сектора Эйбл чем-то и болен, так это от неумеренного потребления цветочного сока. В любой административной группе всегда найдется несколько недовольных… У вас есть возражения?
— Несколько недовольных, которые попробовали цветочного сока. Я не желаю подписывать никакого ходатайства, которое потом могло бы быть истолковано, как зацепка для бегства… с Земли. Много ли времени вы даете на подготовку выводов?
— Десять дней — это самое большее, что я могу предложить. Хочу ковать железо, пока оно горячо, и отправить станцию Гейнора с сектором Чарли.
— Десять дней будет достаточно и в том и в другом случае.
— И в том и в другом случае? Вы хотите сказать, Джим, что я не могу твердо рассчитывать на положительное заключение вашего подразделения?
— О, что-что, а это-то вы получить сможете… С чем бы я ни пришел, доктор Янгблад непременно выскочит с противоположным мнением.
— Ах да, — сказал Гейнор, — доктор Янгблад произвел на меня приятное впечатление. Мне думается, у парня есть организаторская жилка.
По собственному опыту применения административных приемов Фреда знала, что замечание Гейнора было, фигурально выражаясь, ножом, приставленным к горлу Беркли. Хотя она и сочувствовала фроммисту, в голове у нее появилась другая мысль: в структуре экспериментальной станции обязательно будет медицинская психиатрическая палата со всем необходимым для самого заботливого ухода за больным. Она ни на минуту не допускала мысль об отклонении Пола от нормы, но любой, кто всего лишь предположил, что орхидеи могут быть ходячими, потенциально уже тронулся.
— Доктор Гейнор, я сочла бы за честь собрать и обобщить фактические данные, свидетельствующие в пользу станции Гейнора.
Не испросив позволения удалиться, доктор Беркли поднялся и пошел к двери, проворчав:
— Ну да, бей русских!
Как только психиатр вышел за дверь, доктор Гейнор печально покачал головой:
— Можно подумать, что ходатайство представляет он. Иногда доктор Беркли для меня непостижим.
В ответ на это Фреда беззвучно выдохнула:
— Аминь.
Через четыре дня загадка потерянных семян разрешилась сама собой. У основания растения, подвешенного на стойке, выскочили два ростка, сочность зелени которых не оставляла сомнения в том, что их родина — Флора Фреда была так занята ящиками с сеянцами, что прежде чем заметила их, новые растения поднялись уже на восемь сантиметров. Это так ее встревожило, что на следующий день, увидев Хала в очереди в кафетерии, она подошла к нему рассказать об этом.
Он слушал, хмуря лоб, потом сказал:
— Доктор, мужское растение находилось на высоте двух метров от пола и на расстоянии шести метров от флюороэкрана.
— Я знаю, поэтому я до вчерашнего дня и не обращала внимания на ростки.
— Вы не понимаете, — сказал он, ставя пустой поднос, — женщина стреляла семенами в мужское растение… Ваша оранжерея заперта?
— Да, но ведь это планирующие семена. Они могли пролететь и двадцать метров. В горшочке они оказались совершенно случайно.
— Нет, ма-ам, — сказал он многозначительно. — Когда стрелок всаживает две пули, одна в другую, из тридцати двух возможных, это удача, да-с. А вы можете хотя бы представить себе, чтобы стреляли ради молодой… Могу я взять ваш ключ?
— Зачем он вам?
— Чтобы предотвратить убийство! Когда вы видели ростки в последний раз?
— Вчера во второй половине дня. Но если вы думаете, что здесь что-то не так, я пойду с вами.
— Все, что от вас потребуется, это открыть дверь, однако поспешим.
Пока они шли через лужайку, ей приходилось почти бежать, чтобы не отставать от его широкого шага. Когда она открыла дверь, он снял горшочек и перенес его на стоявший у двери стол. Два крошечных растения с вполне оформившимися цветками выросли у подножья взрослого тюльпана, женский тюльпанчик продолжал стоять, а мужской, словно подкошенный, уткнулся в дерн. Взглянув на него, Хал сказал:
— Так и есть, он своего добился.
— Пол говорил, что мужская корневая система отсасывает из дерна какие-то химические вещества, необходимые другим мужским цветам, — сказала Фреда.
— Пол не хотел вас тревожить, но я не такой чувствительный. Смотрите сюда!