— Вы можете назвать те черты мужественности, которые таковыми ошибочно считают?
— Нет такого, чтобы человек всю жизнь ходил мужественным. Утром встал с кровати и весь такой мужественный. В обед еще более мужественный стал, но к вечеру немного сдал с мужественностью своей. А ночью лег - и всё. И где мужество-то?
О какой мужественности мы вообще говорим? И в какое время суток она должна проявляться? Человек просто живет обычной жизнью. Это его обычное состояние.
— То есть, мужественность появляется благодаря обстоятельствам и становится очевидной через поступки?
— Да. Ну а как еще?
— Как тем же молодым людям себя учить и воспитывать?
— Не жалеть себя! Не считать, что в твоих бедах виноват кто-то кроме тебя. Вот это самое главное. Надо, прежде всего, спрашивать с себя: почему с тобой поступили так, почему тебе сказали это. Обиделся на слова, проанализируй четко по минутам все фразы, мимику. Надо учиться всему этому и спрашивать только с себя.
Конечно, лучше всего отправиться в храм Божий и там искать себе духовного наставника, общаться с ним и пытаться преломлять свои желания через 10 заповедей. Не через голову, а через сердце их пропускать. И прислушиваться к тому, что тебе сверху приходит. Научиться различать, что от Бога, а что от рогатого.
Это сложно. Сразу не получится. Шишек по-любому набьешь. Хоть и есть такая пословица: «Умные учатся на ошибках дураков, а дураки на своих собственных». Но умным ты не станешь до тех пор, пока себе башку в кровь не разобьешь. И неясно, когда ты поумнеешь и поумнеешь ли когда-нибудь вообще.
— Вы говорите, что надо слушать свое сердце. А может ли мужчина думать сердцем? По-моему, это присуще больше женщинам. Считается, что мужчины по большей части руководствуются разумом.
— Мужчина может чувствовать сердцем! Я начал чувствовать сердцем после сорока. Это было время, когда меня подвесили, тряхнули и вытрясли из меня все. А потом слепили меня заново из того, что было.
У меня было время, когда я чувствовал, что вешу на веревке, которую мне с неба сбросили. Причем я в нее зубами вцепился. Руками-то схватиться сил еще нет. И вот ты пытаешься ручки поднять, а тебя снизу дергают и за руки, и за ноги. И понятно, что кому-то ой как не хочется, чтобы ты вверх полез. И вот этот кто-то и девочку тебе симпатичную подгонит, и разгуляй какой-нибудь организует. А дальше понеслось…
Ну, и потом уже, когда дел наворотил, начинаешь думать: «А почему? А зачем я это сделал?» И вот тут начинает всё болеть. Уже начинаешь всё ощущать по-другому. Ты бежишь к батюшке в храм. И тогда слезы не остановишь...
Но это возможно, только когда душа живет. Плакать не будешь, когда душа находится где-то в животе, а не в сердце, и ей надо только пожрать и поспать…
— Вы знакомы с представлениями людей о том, что такое «круто»?
— Если шестисотый «мерседес», кожаная куртка-косуха, цепь в два килограмма считается круто, то я тогда негр (при всем при том, что у меня папа — русский, мама — русская).
Крутизна бывает разная. Саша, мой племянник, который три года служил в Чечне в войсках «Скорпион», и который на 15 см выше автомата Калашникова, пытается жить нормально. Ну, да лечится и будет до конца дней своих стоять на учете в комендатуре, но его я считаю крутым. Хотя, по сути, он в Чечне был крутым, а здесь почти никто. Но он свою крутизну не показывает. Для него нормальная жизнь, как и для любого из нас, заключается не в том, чтобы быть лучше всех и сильнее всех, а чтобы быть мужиком. Реальным мужиком. Уметь ответить за свои поступки, уметь произносить правильные слова, отвечать за эти слова, ну и, наверное… уметь прощать.
Уметь прощать — это прежде всего. Если прощать не умеешь, значит, не умеешь любить. Если не умеешь любить, значит, не умеешь ничего. Значит, ты просто заложник своих внешних атрибутов. Того же шестисотого «мерседеса» и тех мышц, которые сегодня есть, а завтра нет. Болезнь прихватила, и вся мышечная масса оказалась никчемной.
У меня был случай, когда маленькая худенькая девушка, очень миниатюрная, и как потом оказалось, очень сильная духом, приехала на разборки одна. Нас было шесть человек и все ой какие не простые… Так она каждому из нас заткнула рот, каждому всё объяснила, и мы просто готовы были нести её на руках. Мы ей тогда сказали: «Слушай, если у тебя будут какие-то проблемы, какие-то беды в жизни, вот тебе наш телефон. Просто звони. Мы приедем и порвем просто всех!»
Это было нечто! Она нам так конкретно всё объяснила. Мы были в шоке, потому что не ожидали. Это опять же к тому, насколько человек силен духом, насколько он прав, правдив, и когда ему нечего бояться. Ей нечего скрывать. Она говорит правду и это видно! Помнишь фильм «Брат»? «Ну, что сила в деньгах? В правде сила!»
Вот опять же крутой, опять же мужик. Моего друга Володи старший брат, спортсмен, красавец, спас девчонку. Она шла вдоль железнодорожных путей, ее зацепило за платье и затащило под вагон. Так Володькин брат кинулся ей на помощь, вытащил или даже буквально вырвал её оттуда. Его ударило вагоном по голове, и человек превратился в «растение». Ему сделали трепанацию черепа. Причем в начале он что-то понимал, но потом болезнь стала прогрессировать, и его уже не спасли. Вот человек пожертвовал, не раздумывая, своей жизнью ради другого. Да много таких примеров есть…
Кто ещё по-настоящему крутой?.. Батя — крутой! Священник — батюшка Торик. Я помню: 30 градусный мороз, в храме изо всех щелей дует. В алтаре минус 27. Служба длится 4 часа. У него ряса, подрясник, свитер и всё, больше ничего нет. Он заходил в алтарь, ему разгибали пальцы, вынимали крест, одевали на пальцы кадило, и он шел служить. Храм тогда только начали выстраивать. Вот это круто!
Но это надо понять и принять. А принять все, что двигается, все, что можно пощупать, — это ничего не понимать. Потому что сегодня это видимое есть, завтра его нет. Есть что-то большее, чем то, что можно просто осязать.
Меня тот же батюшка Торик с поля жизненного на себе выносил. Если б не он, меня бы давно в живых не было: или посадили бы или застрелили. А для моей жизни оба варианта одинаковы. Тут бы не убили, убили бы в тюрьме.
— А вы были крутым?
— Скорее, подкрученным (смеется)… Ну, ощущал себя, наверное, крутым.
— Почему ощущали тогда? И что поняли потом?
— Скажем так, вокруг были люди, от одного вида которых очень многие были готовы залезть под стол. А я с ними нормально общался, но мы были независимы друг от друга… Вот уметь поставить себя в такой ситуации, показать этим людям, что у тебя есть своя точка зрения, что ты можешь её доказать (причем не кулаками, а делом), что ты нормальный — у меня это получалось.
Потом я, правда, сдал. Но эти люди не отвернулись от меня, а пытались помочь. Приходили и говорили: «Ты сильный мужик, которого мы знаем и которому мы доверяем. Нельзя опускать руки! Веди себя достойно! Не разводи сопли и давай вылезай из ситуации!»
Это была не крутизна. Это было тщеславие. Сейчас я это понимаю. И теперь мне вспоминать себя тогдашнего — неприятно. Потому что быть крутым за чей-то счет, когда многие знают, что за тобой кто-то стоит, — не есть хорошо. Я никогда не пользовался своими связями и не выпячивал свои возможности, и считаю, что ими гордиться не стоит. Батюшка Торик мне в свое время сказал, что я остался живым чудом. Я ж всегда был белой вороной в черной стае… Наверное, наверху что-то щелкнуло, и мне позволили выжить. Может, потому, что я не совсем был плохой и дурной… хотя дури у меня и сейчас хватает.
— Вам кто-то помог понять, что вы были дурным и тщеславным, или вы сами до этой мысли дошли?
— Сам я очень долго до этого доходил. И не знаю, чем бы в итоге всё закончилось. Но две попытки суицида у меня было...
В 1988 или 1989 году, когда поднималось Афганское движение, и был образован Союз ветеранов Афганистана, когда собирались пожертвования для воинов-афганцев, в Ногинске был открыт храм, посвященный убиенным войнам, в земле Афганской погребенным. И меня один друг познакомил с Батей. Батюшка Торик был тогда дьяконом. И с тех пор у нас образовалась какая-то взаимная симпатия. И поскольку я человек увлекающийся, меня предупреждали, чтобы общаться-то я общался, но был аккуратнее. Тогда я к вере не пришел. Бултыхался так, от стеночки к стеночке.
А вот эта дружба с Батей меня спасла. Бог же все видит. Батя мне что-то показывал, от чего я потом отталкивался. А вот когда случилось то, что случилось…
В моей жизни произошла драма: я расстался с женщиной и скис. Она улеглась в постель с моим другом. Как в песне поется: «Лучше измени мне с тем, кого не знаю». Две недели я ходил у нее под окнами, носил в кармане гранату, выдергивал чеку и вставлял обратно. Хотел бросить ей в окно. Потом две попытки суицида. В первый раз чуть не застрелился. Благо, знакомая зашла, когда я уже пальцем к курку тянулся…
А второй раз Господь не дал. Я выпил водки, литра три. Проснулся, меня всего трясло. Пить с тех пор завязал. Батюшка ко мне приезжал, выхаживал: не отходил от меня, с ложки кормил (я есть не хотел, только курил по 7-8 пачек за вечер).
А потом я стал ездить туда, в Новосергиевский храм. Зацепился, оклемался. А потом бросил всё и ушел. Многие сказали, что я сошел с ума. Потом когда я стал появляться на людях, приехал к другу. Раньше приезжал, меня встречали с поклонами. А тут у меня за спиной выросли двое секьюрити, метра два ростом. Я своему товарищу, к которому приехал, велел дать им палку и отправить тучи разгонять, потому что дождь собирался. И он мне говорит: «Ну, узнаю тебя». А я со 100 кг похудел до 70-ти, одежда на мне болталась. Я тогда спросил: «Чего ты меня — боишься, что ли?» Ему пересказали сплетню, что я собрал банду и долбаю всех подряд, беспредельничаю. Я спросил у своего друга: «Это похоже на меня? Посмотри вообще, на чем, я приехал». Я тогда ездил на белой «шестерке», ржавой насквозь…