На письменном столе из красного дерева лежали разложенные веером документы. Архивные находки из старой библиотеки «Харрисон и Партнеры», записи покойного Чарльза Риверса, финансовые отчеты Continental Trust. Рядом стоял хрустальный стакан с виски «Old Forester», нетронутый уже второй час.
За окном редкие прохожие спешили под черными зонтами по мокрому тротуару. Фонари отбрасывали желтые круги света на асфальт, а вдали мигали красные огни радиомачт на крышах небоскребов. Автомобильные фары скользили по Уолл-стрит, несколько поздних «Паккардов» и «Кадиллаков», везущих домой банкиров и брокеров после долгого рабочего дня.
Я взял в руки машинописный лист, отчет Маккарти о смерти Элизабет. Каждая строка была как удар ножом.
«Соседи вызвали полицию в 18:45, почувствовав запах газа в коридоре четвертого этажа дома №47 по Восточной 73-й улице. Элизабет Кларк найдена мертвой в гостиной, сидящей за письменным столом. Предварительная причина смерти — отравление угарным газом из-за неисправности газового водонагревателя в ванной комнате».
Но я знал правду. Я уже говорил, что у Элизабет в квартире была полностью электрическая система, она гордилась этим, называла газовые приборы «пережитком прошлого». Более того, Маккарти выяснил, что гибели девушки сопутствовали весьма странные обстоятельства.
Continental Trust убили ее за статью о тайных связях с европейскими банкирами, опубликованную в «New York World» неделю назад. За нашу операцию «Гарпун» против Manhattan Commercial Bank. За меня. Скорее всего, эта статья стала последней каплей.
Я перелистнул документы Риверса, найденные в камере хранения №742 на Центральном вокзале. Операция «Анакондо», план Continental Trust по контролируемому краху независимых банков с последующей скупкой активов. Список из пятнадцати целей, включая мой банк. Схемы финансирования через швейцарские счета в Union Bank of Switzerland и Credit Suisse. Общая сумма европейских инвестиций двадцать пять миллионов долларов.
Элизабет поплатилась жизнью за то, что пыталась раскрыть эту паутину. А я, зная об опасности, не сумел ее защитить.
Дождь усилился, струи воды стекали по стеклу, размывая огни города. В камине потрескивали дрова, а тиканье напольных часов марки «Chelsea Clock» отсчитывало секунды в пустой тишине. Даже ночные звуки Уолл-стрит, шум грузовиков, стук копыт полицейских лошадей, далекие гудки пароходов в гавани, казались приглушенными.
Я поднял фотографию Элизабет со стола. Она смеялась, стоя у входа в библиотеку Колумбийского университета. Умные зеленые глаза, каштановые волосы, собранные в модную прическу «боб», элегантное пальто от «Bergdorf Goodman». Женщина, которая могла бы изменить мир своими статьями.
Время для горя прошло. Настало время для мести.
Я открыл сейф за картиной Джона Сингера Сарджента и достал кожаную папку с планами уничтожения Continental Trust. Финансовые схемы, списки активов, досье на руководство. Все, что собрал за месяцы расследования.
Джеральд Восворт, шестьдесят два года, председатель совета директоров. Потомственный банкир из Бостона, выпускник Гарварда 1889 года. Личное состояние около восьми миллионов долларов. Слабое место — пристрастие к азартным играм и долги игорным домам.
Генри Форбс, срок семь лет, финансовый директор. Бывший офицер артиллерии в Первой мировой войне, награжден Крестом за отвагу. Контролирует европейские операции через счета в Цюрихе. Слабое место — содержит любовницу-француженку в дорогой квартире на Парк-авеню.
Чарльз Кембридж, пятьдесят четыре года, вице-президент по операциям. Выпускник Принстона, бывший партнер в «Morgan Company». Курирует подкуп чиновников Департамента банковского надзора. Слабое место — тайное пристрастие к опиуму.
У каждого своя ахиллесова пята. И я собирался использовать их все.
В девять вечера в дверь постучали. Я быстро убрал документы Continental Trust в сейф и принял деловой вид.
— Войдите.
Мисс Ребекка Левински, наш главный аналитик, вошла с папкой отчетов под мышкой.
Высокая стройная женщина лет двадцати восьми в строгом темно-сером костюме и белой блузке с жемчужной брошью. Темные волосы аккуратно убраны в узел, очки в тонкой золотой оправе придавали ей вид серьезного ученого. Выпускница Барнард-колледжа по специальности «экономика», она была одним из немногих людей на Уолл-стрит, кто трезво оценивал масштабы разворачивающейся депрессии. Помимо работы в брокерской фирме, она теперь сотрудничала и с банком.
— Мистер Стерлинг, извините за поздний визит, — сказала она, располагаясь в кресле напротив стола. — Но завтрашние отчеты для клиентов требуют вашего одобрения, а утром у нас важные переговоры о реструктуризации кредитов.
— Конечно, мисс Левински. Показывайте, что там у нас по рынку.
Она открыла папку и достала несколько машинописных листов с графиками, показывающими неумолимое падение.
— Промышленный индекс Доу-Джонса закрылся на отметке 226.34, падение еще на 3.7 пункта за день. Radio Corporation продолжает снижение, минус четыре доллара до двадцати восьми за акцию. Это падение на семьдесят пять процентов с пика сентября. General Motors опустилась до пятнадцати долларов двадцати пяти центов, минус доллар и восемь центов.
Я изучил цифры, изображая обеспокоенность. В действительности эти данные полностью соответствовали моим ожиданиям, крах развивался точно по тому сценарию, который я помнил из учебников истории.
— Тяжелая ситуация, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал профессионально спокойно. — А что по банковскому сектору?
— Хуже некуда, мистер Стерлинг. За неделю закрылись еще четыре банка в Чикаго и два в Детройте. Вкладчики в панике изымают депозиты даже из крепких учреждений. Объем банковских депозитов по стране сократился на двенадцать процентов за три месяца.
Мисс Левински перевернула страницу с мрачными таблицами.
— Безработица в Нью-Йорке достигла одиннадцати процентов. Закрываются заводы, сокращаются рабочие места даже в сфере услуг. Наши клиенты массово просят отсрочки по кредитам.
— Ваши рекомендации?
— Максимальная осторожность с новыми кредитами. Увеличить резервы под проблемную задолженность до двадцати процентов кредитного портфеля. И активнее скупать обесцененные активы — недвижимость, акции крепких компаний по бросовым ценам.
Я кивнул, делая пометки в блокноте. Именно эту стратегию я и проводил последние месяцы, готовясь к углублению кризиса.
— Мудрые слова, мисс Левински. Подготовьте краткую записку для завтрашних переговоров. Делайте акцент на том, что кризис — это возможность для долгосрочных инвестиций.
— Хорошо, сэр, — она достала еще один лист. — Вот проект. «Контрциклическая стратегия в условиях экономического спада.» Рекомендую скупку активов по пятнадцать-двадцать центов за доллар докризисной стоимости.
— Превосходно. Что еще?
Мисс Левински заглянула в свои записи.
— Milner Rubber Company просит реструктуризацию кредита на полтора миллиона. Продажи автомобильных шин упали на сорок процентов, но Милнер уверен, что спрос восстановится к концу года.
— Идем навстречу. Милнера-младший надежный партнер, а каучук всегда будет нужен. Предложите ему отсрочку основного долга на год под дополнительные гарантии.
— И последнее. Midland Foundry Steel Corporation выставляет на продажу два завода в Пенсильвании. Банкротство. Можем купить за восемьсот тысяч долларов комплексы, которые год назад стоили четыре миллиона.
Я отложил ручку и откинулся в кресле.
— Сталелитейная промышленность восстановится первой, когда начнется выход из кризиса. Назначьте осмотр заводов на следующей неделе. Если оборудование в порядке, покупаем.
Мисс Левински собрала бумаги и поднялась с кресла.
— Спасибо, мистер Стерлинг. Увидимся завтра в девять утра на совещании по проблемным кредитам.
— До свидания, мисс Левински. И… держите голову выше. Кризисы проходят, а возможности остаются.
Когда дверь за ней закрылась, я снова открыл сейф и достал документы Continental Trust. Маска делового оптимизма мгновенно сползла с лица.
Отчеты о падающих акциях, закрывающихся банках, растущей безработице, все это было лишь фоном для главной трагедии. Элизабет погибла в самом начале этого экономического ада.
Но именно эта обыденная работа, эти цифры падений и скупки активов были моим оружием против Continental Trust. Каждый доллар, сэкономленный в кризисе, каждая выгодная покупка обесцененных активов — кирпичики в фундаменте будущей мести.
Я взглянул на часы — половина одиннадцатого. Скоро прибудут О’Мэлли, Маккарти и Бейкер. Настало время снять маску и заняться настоящим делом.
Вскоре в приемной раздались знакомые шаги. О’Мэлли, Маккарти и Бейкер прибыли точно в назначенное время.
Патрик О’Мэлли вошел первым. Даже в половине двенадцатого ночи мой помощник по безопасности выглядел безупречно. Темно-синий костюм от «Brooks Brothers», белая накрахмаленная рубашка, черный галстук с булавкой из ирландского серебра. Только влажные следы дождя на плечах выдавали спешность прибытия. В руках он держал коричневую папку и плотно свернутую газету.
Томми Маккарти последовал за ним, стряхивая капли с фетровой шляпы. Мой главный разведчик был одет проще. Серый костюм, практичные черные ботинки, никаких украшений. Зато его светло-голубые глаза горели азартом охотника, напавшего на след.
Чарльз Бейкер замыкал процессию, неся под мышкой кожаный портфель «Hartmann» и складную логарифмическую линейку. Мой главный финансист и бывший приятель даже ночью не расставался с инструментами профессии — стальными ручками «Parker», блокнотом в кожаном переплете, карманными часами «Elgin».
— Джентльмены, садитесь, — указал я на три кожаных кресла перед столом. — Виски? Сигары?
— Не откажусь от виски, босс, — О’Мэлли уселся в кресло, положив папку на колени. — Долгий день.
Я разлил «Old Forester» в хрустальные стаканы. Бейкер и Маккарти взяли свои порции, О’Мэлли отпил большой глоток.