чение. Афтоний учил представлять судебное дело как басню или притчу (сам он употреблял слово «миф» в широком смысле любого устно изложенного сюжета; слово «миф» того же корня, что русское «басня» и «байка»; «баснословный» это «мифологический»), то есть превращать выступление прокурора или адвоката в художественную прозу, которой увлекутся слушатели и встанут на сторону ритора. Во многом метод Афтония, создания новых мифов как «хрий» (греч. «хрия» – полезное рассуждение), сохраняется в нынешнем сочинении ЕГЭ, где и сравнения, и личный опыт, и цитаты из литературных произведений, и исторические события работают на доказательство одного тезиса.
Кошанский говорит, что эти статусы впол-не прослеживаются и в современных романах, но современные прозаики менее строги, но и менее многословны. Они не стремятся все больше подразделять речь на подробности, чтобы с помощью этих уточнений стать еще убедительнее, – они обращаются к здравому смыслу и догадливости читателя. Поэтому на место периода, сложноподчиненного предложения, содержащего в себе целое рассуждение, в современной прозе приходят скрытые реплики диалога, даже если это монолог:
Итак, в простом рассуждении семь частей, иногда восемь. Для начинающих есть два способа упражняться в сочинении рассуждений: один – древний, готовящий ораторов; другой – новый, приучающий писать основательно.
I. Древний способ: 1) не выходить из сего порядка и границ, приучаясь верно следовать сей нити расположения; 2) распространять каждую часть одним периодом, чтобы семь частей рассуждения заключались в семи периодах; 3) узнав твердо нить расположения, осторожно и благоразумно переставлять части, чтобы не всегда следовать одному порядку; 4) распространять разные части рассуждения новыми вторичными рассуждениями и достигать полноты ораторской речи.
II. Новый способ: 1) сначала составлять рассуждения из трех частей: начала (предложение), средины (причина) и конца (заключение); 2) потом в средину брать те части из четырех остальных, которые сами собою (без всякой выисканности) встретятся в данном предложении, а некоторые могут быть и повторяемы; 3) составлять рассуждение, не заботясь о числе частей, в четырех, пяти, шести, семи и восьми частях; 4) распространять части не всегда периодами, но и хорошей прозой, отделяя часть от части (для ясности) новою строкою; и 5) избегать излишнего многословия и принужденности; и писать согласно с чувством и убеждением ума и сердца, не теряя, впрочем, из виду сей первой нити расположения рассуждений[102].
Как мы видим, рассуждение романного типа делится не на периоды, а на абзацы, создавая впечатление непринужденной речи, переходящей от темы к теме, – лишь бы эти темы все больше откликались в сердце слушателя или читателя. Кошанский учил и тому, и другому – и классической риторике, и новой романистике:
Расположение из восьми частей. Начало состоит в двух частях. 1) Предложение: Виант, выходя из разоренного Отечества своего, города Приэнны, сказал: «Я все свое несу с собою». 2) Похвала сему философу, одному из семи мудрецов. Средина: 1) Причина: Ибо истинное сокровище в добродетели и знаниях, которые неразлучны с человеком. 2) Противное: Дары фортуны тленны и подвержены неудобствам. 3) Подобие: Мудрый подобен драгоценному камню в коре, который хотя и презрен невеждами, но чрез то не лишается цены своей. 4) Пример: Поэт Симонид, возвращаясь в отечество, на остров Хиос, подвергается кораблекрушению и лишается всего, но в первом городе Клазоменах вельможа, любивший его сочинения, принимает его и осыпает дарами. 5) Свидетельство: Катон Цензор говаривал сыну: «Учись добродетели и искусствам, ибо фортуна изменяет, а наука остается с нами». Конец. Заключение: Итак, добродетель и знания надежнее и полезнее богатства.
По новому способу – расположение рассуждения из трех частей. Начало. Предложение: Воспитание служит залогом счастья или несчастья людей. Средина. Пример: Дионисий тиран ничем лучше не мог отмстить врагу своему Диону, как воспитав сына его праздным и развратным. Конец. Заключение: Итак, воспитание должно быть предметом важнейших попечений.
Расположение рассуждения из четырех частей. Начало. Предложение: Писатель должен быть добр и чувствителен душою. Средина. 1) Причина: Ибо доброта и чувствительность соделают творение его любезным. 2) Противное: Напротив, злые и грубые чувства писателя, как бы ни скрывал их, откроются против воли его в творении и оно будет всем противно. Конец. Заключение: Итак, кто хочет быть писателем, пусть украсит душу и сердце добродетелью.
Расположение рассуждения из пяти частей. Начало. Предложение: Наука дает человеку какое-то благородство во всяком состоянии. Средина. 1) Причина: Ибо она, образуя ум, имеет сильное влияние на образ мыслей и поступков. 2) Причина к причине: А образованный ум не может колебаться в выборе между низким и благородным. 3) Пример: Философ Эзоп, будучи рабом, пользовался уважением больше своего господина. Конец. Заключение: Итак, учение есть истинный путь к благородству.
Расположение рассуждения из шести частей. Начало. Предложение: До́лжно умерять страсти. Средина. 1) Причина: Ибо следствия пылких страстей пагубны. 2) Подобие: Человек – корабль в море; страсти – ветры; умеренные направляют к желанной цели – бури разбивают корабль. 3) Пример: Страсть к завоеваниям губит честолюбцев – Наполеон. 4) Пример: Страсть к наслаждениям убивает душу и тело – Сарданапал. Конец. Заключение (от противного): Напротив, тихие и умеренные движения сердца благодетельны для человека[103].
Те, кто готовились к сочинению ЕГЭ по литературе, сразу узнают в этих советах что-то очень родное. Но заметим, сколь страстен сам Кошанский: даже когда он обличает страстность Наполеона, он требует говорить об этом яростно. Сама речь как будто увлекается предметом и перестает быть умеренной. Пушкину некоторые советы Кошанского казались наивными или чересчур патетическими. Но он усвоил от Кошанского учение о живом воображении, о таланте как умении быстро разнообразить речь не только по форме, но и по содержанию. Отвергнув чрезмерную торжественность тех речей, которым учил Кошанский, Пушкин в чем-то по Кошанскому создавал и поэму «Руслан и Людмила». Ведь это и моральное повествование, новый миф, но и собрание фантазийных примеров, до чего доводят страсти, порой незаметные, разных героев. Страстям противопоставляется особая любовь, состоящая из живого воображения, из неотразимого увлечения и влечения, когда речь ходит по грани соблазнительного описания, но удерживается на этой грани. Только тогда главный герой может пройти испытания и достичь успеха.
Кошанский прочел поэму Пушкина «Руслан и Людмила» и пришел в полный восторг. Его идеал, соединить «миф» – сюжет, включающий сопоставления и противопоставления, – с «поэзией» как живым творческим воображением, был осуществлен, причем так, как он сам не ожидал. Кошанский учил сочинять, составлять, сопоставлять; здесь же явилось новое целое поэтической сказочной повести, по всем правилам подробного неспешного рассказа. Для Кошанского воображение должно быстро переноситься к предмету – но в сказочной поэме Пушкина так работает воображение героев, прежде всего, Руслана, но не воображение самого Пушкина, который обстоятельно расскажет, по всем правилам «хрии», как, зачем, когда и почему герой решил поступить так, а не иначе. Пушкин был строже Кошанского, доверяя подлинному поэтическому вдохновению, а не воображению самому по себе. Пушкин, в чем-то посмеиваясь над учителем за его торжественный пафос, а в чем-то его благодаря, прежде всего за открытость, за неподдельное внимание к русской литературе (Кошанский не пропускал ни одной публикации Пушкина до самой своей смерти), и обессмертил метод в некоторых отношениях наивного, но всегда невероятно добросовестного учителя риторики.
15Волшебник обновленной риторикиДжон Толкин
Джон Рональд Руэл Толкин (1892–1973) – великий сказочник и великий лингвист. Кажется, с ходу его трудно назвать теоретиком ораторского искусства. Но на самом деле он был оратором всегда, хотя предпочитал лекциям ведение семинаров и прием экзаменов. Кабинетным исследователем он не был никогда – прогулки по ирландским холмам или поездки на велосипеде в Оксфорде стали для него погружением в стихию жизни.
Он не любил прогресс и технику за то, что она лишает человека настоящей прозы, ораторской или вообще подлинно артистической, реагирующей на происходящее должным образом: скрюченный человек в автомобиле, теснящийся на современных танцах джентльмен, истощенный рабочий у станка. Он терпеть поэтому не мог и реалистический роман: в нем каждый человек привязан к своему характеру, оказывается заложником машины собственных эмоций.
Поэтому Толкин и решил создать новый тип сказочного романа, где нет авантюристов с их машинерией лукавства, нет обывателей с их гротескными масками смеха или суеверного ужаса, но есть только настоящий сюжет, выступающий со всей откровенностью[104]. Действительно, современный мир в эпоху мировых войн представал перед филологом-писателем как гротескные маски, искаженные ужасом, мстительностью, обыденностью. Слишком многим людям нужно было вернуть лица. Для этого требовалась новая риторика, в которой поза оратора так же свободна, как неспешная прогулка по маленькой стране. Империи Толкин тоже не любил, считая, что малые города и малые земли и есть настоящий источник поэзии, которая только и обновит человечество.
В 1939 году Толкин написал свой трактат-манифест «О волшебных сказках», вероятно, лучшее сочинение по ораторскому искусству, созданное в ХХ веке. Этот трактат был прочитан как лекция, построенная по всем правилам риторики, проводящая предмет через «статусы»: что такое сказка? как она возникла? зачем она нужна?