А еще лучше сказать, мы сами начинаем исследовать «статусы». Только это уже не статусы политического или судебного процесса. Среди них в современном мире есть и «статус» идеологии, и «статус» коммерции. Надо показать, в какой момент вдруг коммерция начинает претендовать на убедительность, и перейти к другому «статусу» – критической теории, критического анализа языка рекламы.
Как Алкуин велел переходить к более общему роду, от факта преступления (человек украл булку) к факту справедливости (голодного надо накормить), так и Барт требует переходить к более общему роду, от «это соблазнительная еда» к «соблазны рекламы мнимые, потому что несправедливые». Настоящий современный оратор, согласно Барту, это филолог, который может отличить от несправедливых соблазнов справедливые. Справедливо, когда тебя очаровывает честность и в свете этой честности меркнет все остальное. Свет правильной филологической сказки оказывается ярче рекламных огней.
Послесловие
Ведь ликование и боль сияют, как свеча
страданье обжигает рот и радость горяча.
Юрий Михайлович Лотман (1922–1993) в статье «Риторика»[124] показал, что главная функция современной риторики – микшировать тексты, преодолевая разделение между дискретными (разрозненными) наблюдениями и континуальными (связными) повествованиями. Риторический миксер превращает отдельные модели окружающего мира в часть общей концепции мироздания, например сведения об элементарных частицах – в часть физической теории. Тропы и фигуры, связывающие часть и целое, превращающие «частицу» в «часть целого», тем самым способствуют и развитию научного мышления. Иначе ученый просто не видит дальше формул и принимает привычные знакомые текстовые рассуждения за последнюю истину. Лотман отрицает границу между тропами и фигурами: тропы для него – это загадки, это генераторы смысловой неопределенности, почему вдруг цветок сравнивается с солнцем, а фигуры – это разгадки, генераторы стройного повествования: когда мы, что-то подчеркивая, на что-то обращая особое внимание, позволяем повествованию дальше развиваться и захватывать наш научный интерес. Мы подчеркнули, что именно здесь появится неожиданный смысл, и можем двигаться дальше, к еще более неожиданному открытию. Итак, для Лотмана риторика – это один из научных методов, наравне с классификацией или обобщением.
Во франкоязычной теории, благодаря работам Мишеля Фуко, Жака Дюбуа (и его группы «Мю»), Барбары Кассен, Жерара Женетта, Жана Старобинского и других[125], возобладал другой взгляд на риторику как на практическую антропологию. Риторические тропы и фигуры как бы прощупывают человека, соблазняют его, делают уязвимым, но при этом иногда небывало, ошеломляюще искренним. Риторика бывает риторикой злого соблазна, присвоенного идеологиями. Но нам возможно обернуть эту риторику вокруг нашего же собственного притворства, разглядеть в себе радикальное отношение к происходящему, требующее так же критично относиться к словам, как мы относимся к вещам. Именно с такой риторикой, с таким учением об ораторе, который видел весь мир, все испытал и поэтому не поддается первым попавшимся соблазнам, хочется оставить читателя. Гомеровский Одиссей, не поддавшийся пению Сирен, и был хитроумным ритором, он мог продолжать свои странствия, становящиеся сюжетом поэмы Гомера. Много раз мы повторили в книге, что риторика – это не создание иллюзии, но ответственная работа с границами вещей и иллюзий, что она не меньше думает поэтому об истине, чем философия. Повторим это и сейчас.
Итак, философия риторики, философия оратора – это и наука, и искусство. Это наука о полноте информации: ведь информация включает в себя не только необходимые сведения и минимальные инструкции. Она включает в себя звуки и запахи, ощущения и воспоминания. Ритор может только и оказаться в центре этого хаоса вещей. Мы слишком пристрастны к воспоминаниям и впечатлениям, чем-то слишком увлекаемся, что-то поспешно отвергаем или стыдимся, а ритор, правильно построивший речь, вдруг запустит эти вещи по нужным траекториям. Поэтому ритор поможет своими «фигурами», своим акцентированным танцем нам пересоздать самих себя, довершить строительство каждым из нас своей личности, серьезной и ответственной. Личность – это тот человек, кто может смотреть в глаза другим и не переводить внимание на случайные мнения о вещах.
Но философия оратора – это также искусство. Мы видели, как по-разному понимали оратора Аристотель и Гермоген или Перро и Ломоносов. Мы убедились в том, что культура Средневековья тоже бывала очень разной, и как непохоже представление о речевой риторической иллюзии в барокко и классицизме, не говоря уже о постмодернизме. Но мы узнали, что ораторское искусство не подчиняется господствующему стилю, но вбирает его в себя. Оратор не говорит «в стиле барокко» или каком-то еще, но сами здания, парки и даже парламенты и королевские дворы эпохи барокко оказываются в его речи, как в кукольном театре. Это и есть искусство: быть верным правде, правде политической, но при этом позволять культуре играть бескорыстно и становиться честнее с самой собой. Из книги внимательный читатель узнал, почему и оратор, и слушатель, и адресат, и предмет ораторской речи напоминал живую одушевленную статую и как чудесным образом стиралась граница между естественным и искусственным. Здесь, на образе куклы, позволю себе прервать разговор в ожидании следующей книги, написанной в соавторстве с Оксаной Александровной Штайн, – книги «Кукла и философия», которая тоже скоро встретит читателя.
ЛитератураИсточники текстов
Исократ Афинский. К Никоклу / пер. Э.Д. Фролова // Исократ. Речи. Письма. Малые аттические ораторы. Исократ. М.: Ладомир, 2013.
Аристотель. Риторика / пер. Н. Платоновой // Античные риторики. М.: МГУ, 1978. С. 15–165.
Цицерон Марк Туллий. Об ораторском искусстве / пер. Ф.А. Петровского // Марк Туллий Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве / под ред. М.Л. Гаспарова. М.: Наука, 1972. 470 с.
Гермоген. Введение к трактату «О видах речи» / пер. Т.В. Васильевой // Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М.: Наука, 1986. С. 170–177.
Алкуин. Диалог мудрейшего короля Карла и Альбина, учителя, о риторике и добродетелях / пер. М.Л. Гаспарова // Проблемы литературной теории в Византии и латинском средневековье. М.: Наука, 1986. С. 191–235.
Пселл М. Обзор риторических идей / пер. Т.А. Миллер // Античность и Византия. М: Наука, 1975. С. 158–160
Данте Алигьери. О народном красноречии / пер. Ф. А. Петровского; коммент. И.Н. Голенищева-Кутузова // Данте Алигьери. Малые произведения. М.: Наука, 1968.
Валла Лоренцо. Элеганции // Сочинения итальянских гуманистов XV века / ред. Л.М. Брагина. М.: МГУ, 1985. С. 121–128.
Вивес Х.-Л. О причинах упадка искусств / пер., вст. ст. В.В. Бибихина // Эстетика Ренессанса. В 2 т. Т. 1 / ред. В.П. Шестаков. М.: Искусство, 1981. С. 457–472.
Перро Ш. Параллель между древними и новыми в отношении искусств и наук / пер. Н.В. Наумова // Спор о древних и новых / сост. В.Я. Бахмутского. М.: Искусство, 1985. С. 59–93.
Феофан Прокопович. Об искусстве риторическом десять книг / Пер. Г.А. Стратановского; отв. ред. С.И. Николаев; подгот. текста Е.В. Маркасовой, С.И. Николаева; коммент. Е.В. Маркасовой; науч. ред. пер. Е.В. Введенская. М.; СПб.: Альянс-Архео, 2020. 486 с.
Ломоносов МВ. Краткое руководство к риторике на пользу любителей сладкоречия // Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. Т. 7. Труды по филологии (1739–1758 гг.). М.; Л.: Издательство Академии наук СССР, 1952.
Монтескьё Ш.-Л. Эссе о вкусе // Философия в Энциклопедии Дидро и Даламбера. М: Наука, 1994. 720 с.
Гегель Г.В. Ф. Речи директора гимназии. 1809, 1813 // Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет. В 2 томах. Т. 1. М.: Мысль, 1972. С. 397–416.
Кошанский Н. Общая риторика. СПб., 1832. 152 с.
Толкин Дж. Р.Р. О волшебных сказках / пер. В. А. Маториной. URL: https://omiliya.org/article/o-volshebnykh-skazkakh-dzhon-ronald-ruel-tolkien.html.
Барт Р. Риторика образа / пер. Г.К. Косикова // Барт Р. Избранные труды. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1990. С. 297–318.
Основные труды по соотношению философии и риторики
Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 448 с.
Арустамова А.А., Марков А.В. Парасемантика и непереводимость как свойство канонических произведений // Вестник РГГУ. Серия «Философия. Социология. Искусствоведение». 2014. № 14 (136). С. 26–35.
Брагинская Н.В. Влажное слово: византийский ритор об эротическом романе. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2003. 214 с.
Гаспаров М.Л. Собрание сочинений. В 6 томах. Т. 2. Рим / После Рима. М.: Новое литературное обозрение, 2021. 848 с.
Дюбуа Ж. Общая риторика. М.: Прогресс, 1986. 392 с.
Женетт Ж. Фигуры. В 2 томах. М.: Издательство имени Сабашниковых, 1998. 944 с.
Кассен Б. Эффект софистики. М.: Московский философский фонд; СПб.: Университетская книга, 2000. 240 с.
Кассен Б. Европейский словарь философий: лексикон непереводимостей. Париж: Сёй, 2004. (на фр. и др. языках)
Лахманн Р. Демонтаж красноречия: риторическая традиция и понятие поэтического. СПб.: Академический проект, 2001. 368 с.
Лотман Ю.М. Об «Оде, выбранной из Иова» Ломоносова // Известия АН СССР. Сер. литературы и языка. 1983. Т. 42. № 3. С. 253–262.
Лотман Ю.М. Риторика – механизм смыслопорождения // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПб., 2000. С. 177–193.
Макуренкова С.А. Джон Данн: поэтика и риторика. М.: Академия, 1994. 208 с.
Макуренкова С.А. Теоретико-литературные итоги ХХ в. Т. 4: Читатель: проблемы восприятия. М.: Праксис, 2005. 592 с.