— Темучин? — Гаарча почесал голову. — Это не тот ли удачливый парень из тайджиутов, что подчиняется старому кераитскому хану Тогрулу?
Баурджин пожал плечами:
— Наверное, тот.
— Нет, — покачал головой напарник. — И про него не слышал. Так, пару слов, которые уже сказал. Все у тебя?
— Все.
— Тогда — спим. — Гаарча вновь откинул голову и захрапел.
Дубов даже позавидовал парню. А ведь когда-то и сам Иван умел вот так отключаться. Только давно это было — ещё на фронте.
Баурджин вдруг поёжился — показалось, услышал гул японских бомбардировщиков. Да нет, не показалось! Юноша прислушался: там, за сопкой, явно что-то гудело… нет, выло!
— Волки! — встрепенувшись, оправился от сна Гаарча. — Хорошо хоть ночь лунная!
— Где-то за сопкой воют, — напряжённо прошептал Баурджин. — Как думаешь, много их?
— Стая… И чего развылись?
— Раз воют — вряд ли сунутся. Тсс… — Баурджин поднял руку. — Давай-ка посчитаем.
Гаарча согласно кивнул, и парни затихли, прислушиваясь к волчьему вою. Оба были опытными в подобных делах и вскоре хорошо различили три голоса-воя. Первый — густой, тяжёлый, злобный; второй — заметно нежнее, с некоторой хрипотцой, а третий — трусливо-визгливый.
— Трое, — успокоенно улыбнулся Гаарча. — Если что — сладим. Стрел-то у нас на целую стаю хватит. Жаль только, что ты плохо стреляешь.
— Ты, можно подумать, хорошо!
— И я не очень. Вот Кэзгерул — другое дело. Давай-ка его разбудим!
Гаарча уже дёрнулся было, но Баурджин схватил его за полу летнего халата — тэрлэка:
— Постой. Пусть пока спит — всё равно волков ещё нет.
— Как появятся — поздно будет. Впрочем, как знаешь. Пойду схожу… приспичило что-то.
Парень поднялся на ноги и исчез в темноте.
— Смотри, чтоб волки не укусили за одно место, — напутствовал Баурджин.
Гаарча вернулся минут через двадцать — ничего не скажешь, долгонько ходил! — уселся спиной к камням, погладил пса и, кажется, снова засопел.
— А почему его так прозвали — Кэзгерул Красный Пояс? — вдруг спросил Баурджин. — Что-то не видал я у него такого.
— Ха, не видал! — очнулся напарник. — Куда смотрел только? Кэзгерул его только по праздникам надевает — красивый такой пояс, красный, с золотым шитьём. Если б его продать, можно купить четвёрку хороших коней! Даже юрту! Но Кэзгерул нипочём на это не согласится — пояс-то ему достался от рано умершей матери, между нами говоря, той ещё… Говорят, пояс приносит удачу, и Кэзгерул, дурачок, в это верит.
Баурджин задумчиво качнул головой:
— Кто его знает, может, он и прав?
Он прислушался:
— Смотри-ка, а волки-то стихли! Видать, спугнул кто-то.
— Или готовятся напасть на отару, — открыл глаза Гаарча. — И то и другое — плохо. Идем-ка поближе к овцам.
— Идём.
Сложенная из камней невысокая ограда — кошт, куда на ночь загоняли овец — находилась в низине, в полусотне шагов от засады. Туда и побежали ребята вместе с собакой — обнаглевшие волки вполне могли перемахнуть через ограду, схватить пару овец, а потом ищи их в ночи, догоняй. За такое дело недолго и отведать хозяйской плётки. Впрочем, пока всё было спокойно, да и Дуурчум никуда не рвался, не лаял.
— Покричу наших, — отдышавшись, предложил Гаарча.
— Нет, — Баурджин тут же прервал его. — Кричать не стоит. Мало ли — это не волки, люди. Зачем чужим знать, что здесь кто-то есть? А за помощью, конечно, сходи.
— Сходи сам. — Гаарча сплюнул. — Что-то ты, Баурджин, раскомандовался в последнее время. А я ведь тебе не слуга!
— Хорошо, — примирительно произнёс юноша. — Схожу сам. Только ты будь настороже, и если что…
— Обо мне не беспокойся, — напарник хвастливо усмехнулся. — Уж будь уверен, и без тебя знаю, что делать.
Ишь, разговорился!
Ничего не ответив, Баурджин зашагал к шатру. Звёздное небо над головою казалось перевёрнутым дырявым котлом, полная, похожая на лицо степной красавицы луна серебрилась над синими сопками, а где-то на востоке уже занималась голубовато-оранжевая заря.
Парни проснулись сразу, молча выскочили наружу, прихватив луки.
— Там, — Баурджин коротко кивнул в сторону ограды, — то ли чужаки, то ли волки.
— Пошли, — так же кратко отозвался Кэзгерул Красный Пояс. — Глянем.
Овцы были целы. Только вот Гаарча что-то никак не находился. Тоже ещё, охранничек — «я, мол, и без тебя знаю, что делать». Ну — и где ты?
— Гаарча! — тихонько позвал Кэзгерул. — Эй, Гаарча!
Ответом была тишина.
— Может, опять приспичило? — прошептал толстощёкий Хуридэн. — Баурджин, ты говорил, он чем-то объелся?
— Да уж, нашей пищей объешься, — Кэзгерул горько усмехнулся. — Что ел, что не ел — а желудок сводит.
— Это точно! Сейчас-то что будем делать? Поищем!
— Думаю так: если Гаарча объявится, он и сам нас найдёт. Искать его сейчас мы всё равно не сможем — темно, поэтому придётся ждать до утра.
— Недолго ждать, — кивнул Баурджин. — Светает.
— И в самом деле. — Кэзгерул поднял глаза и улыбнулся.
И, как только рассвело, приступили к делу. Пересчитали лошадей — все, овец… И вот тут-то и обнаружилась нехватка трёх баранов!
— Нет, это не волки, — внимательно осмотрев загон, прищурился Кэзгерул. — Слишком чисто, и крови нет. Воры! Кераиты или меркиты.
— Или тайджиуты.
— Или тайджиуты, — согласился парень. — Что гадать? Ловить надо! И искать Гаарчу. Что-то мне не верится, что они увели его с собой. Взяли всего тех баранов, значит, воров мало. Нет, не будут они возиться с пленным.
— Эгей! Гаарча!
Но никто не отзывался.
А солнце — жёлто-красное, пылающее нестерпимым жаром — уже поднималось над синими сопками, освещая пологие холмы, узенькие долины, поросшие зелёной травой, и синие вершины не столь уж и далёких гор.
— Горы Хантай, — посмотрев на них, тихо промолвил Кэзгерул. — Северные горы… За ними есть большое — очень большое — озеро, и полно леса. Такого, что даже можно заблудиться. Из-за них когда-то пришла моя мать…
Большие, тёмно-голубые, совсем не монгольские глаза юноши на миг затуманились.
— Вон там… — вдруг дёрнулся Хуридэн. — В овраге… вроде как стонал кто-то…
Не сговариваясь, все трое со всех ног побежали к оврагу. Их, оврагов, тут было множество.
Неприметный склон, довольно пологий, осыпающаяся под ногами почва, чахлые кустики, камни… Ага! Вот и Гаарча! На самом дне оврага — связанный, стонущий…
— Ты как? — Парни разрезали путы.
— Слава великому Тэнгри — жив! — Гаарча, хоть и считал себя христианином, но в других богов тоже искренне верил — а что, хуже от того не будет!
— Кто это был?
— А кто их знает? Вот как-то забыл спросить. Налетели внезапно из темноты, как только ушёл Баурджин. Навалились, связали — не успел и пикнуть.
— Сколько их?
— Четверо… или пятеро… Нет, кажется, четверо. Все здоровенные, с ножами, с луками…
— Ну, ясно, что не без ножей. — Кэзгерул усмехнулся.
— Думаю, надо их отыскать, настигнуть, — азартно предложил Баурджин, а все посмотрели на него с немаленьким удивлением. Особенно Кэзгерул Красный Пояс.
— Ты ли это, Баурджин? — удивлённо переспросил он. — Твои ли слова слышу?
— Да, преследовать. — Баурджин убеждённо кивнул. — Их всего четверо и нас… трое… Одного нужно будет оставить здесь.
— Я останусь, — заявил Гаарчу. — Что-то так спину схватило. Видать, от холода.
— Меньше надо было ворон считать, — безжалостно расхохотался Кэзгерул. — Впрочем, хорошо — сторожи здесь. А мы — едем!
Миг — и парни, взнуздав лошадей, повскакали в седла.
Копыта коней стучали по выжженной солнцем земле, поднимая жёлтую пыль, и горько пахло полынью, и дул прямо в лицо жаркий степной ветер.
Они увидели следы чужих коней, едва съехали со склона сопки в лощину, поросшую бурым колючим кустарником. Остановились, спешились.
— А у них всего три коня, — на корточках рассматривая следы, задумчиво промолвил Кэзгерул. — Негусто для разбойничьей шайки.
— Так они и не разбойники. — Баурджин прищурил глаза. — Просто воры. Ну что сидеть? Едем дальше!
Кэзгерул кивнул, и парни вновь сели на лошадей, правда, теперь ехали уже медленнее, осторожней. Окружающий ландшафт, на взгляд Дубова, выглядел довольно-таки уныло: синие сопки, камни да выжженная солнцем степь. Река и узенькая полоска зелени остались далеко позади, а впереди всё больше пахло пустыней — и стал жарче ветер, и песок уже поскрипывал на губах.
— Гоби! — усмехнулся на ходу до того молчавший Хуридэн. — Туда только на верблюдах ехать.
— Да уж. — Кэзгерул вдруг посмотрел на небо и нахмурился.
Впереди, в той стороне, куда умчались воры и куда по их следам двигались сейчас парни, у самой земли виднелось лёгкое мутновато-желтое облачко, похожее на стелящийся в траве дым. Однако все трое — в том числе и Дубов-Баурджин — хорошо понимали, что это значит. Очень скоро мог начаться песчаный шторм, неистовый смерч, когда никому не покажется мало — ни ворюгам, ни их преследователям.
Кэзгерул вздохнул:
— У нас не так много времени.
— Я бы сказал — до полудня, — тут же уточнил Баурджин. — Успеем! А если и не догоним — так им же хуже, пускай себе гибнут в песках.
Толстощёкий Хуридэн боязливо поёжился:
— А я бы всё же вернулся назад. Надо и коней в овраги загнать, и овец — работы хватит.
Кэзгерул скосил глаза на Баурджина, поинтересовался:
— Что, отпустим его?
И от этих слов его, от вопроса, Баурджин вдруг ощутил неимоверную гордость — ещё бы, впервые с ним, с нищим неудачником, почти что изгоем, хоть кто-то советовался! С ним — а не с тем же крепышом Хуридэном.
— Думаю, всё же стоит его отпустить, — напустив на себя важный вид, веско отозвался Баурджин. — Гаарча уж точно один не справится.
Кэзгерул махнул рукой:
— Езжай, Хуридэн. Да смотрите там, действуйте побыстрее.
Не скрывая радости, парень живо заворотил лошадь и быстро поскакал в обратную сторону, поднимая из-под копыт столб густой жёлто-коричневой пыли. Оставшиеся вдвоём Кэзгерул с Баурджином ещё раз внимательно посмотрели на небо и разом вздохнули. Баурджин улыбнулся: