Любовь сидела у окна, пальцем водя по запотевшему стеклу. За ним тянулась выжженная степь, ни куста, ни лужицы – всё, как на ладони.
- Это всё равно пустая трата времени, – тихо сказала она, не оборачиваясь.
- Ты не подумала вот о чём, – продолжил Людвиг, в попытке продавить свою позицию, чуть поддавшись вперёд. – Этот парень… он мне ненадёжным кажется. В любой момент может свернуть куда-нибудь не туда, а мы и глазом моргнуть не успеем. Раньше слышал – мол, в городе беженцы совсем распущенные. Но чтобы вот так? Даже я такого не ожидал.
Любовь только покачала головой, и в голосе её прозвучала лёгкая усталость:
- Нет. Назад не вернёмся. – Горы…, – задумчиво произнесла она. – Кроме него, никто не сможет нас через них провести.
- Да что ты заладила! – вспыхнул Людвиг Булавкин с презрением, глядя на неё искоса. – Старик Ван говорил, мол, если даже этот Косой не справится – никто не справится. Но подол у нас большой, неужели и вправду не найдётся нормального проводника, с мозгами и совестью? Мы ведь спрашивали только в центре. А ведь есть ещё район шахт, где людей не меньше, чем в полгорода! Семь здоровенных шахт – там живут, пашут, и по сусекам не наскребали бы! Если бы пошли туда, может, и нашли бы кого получше….
- Уже не семь, а шесть, – тихо поправила его Любовь, не отводя взгляда от окна.
Одна из шахт недавно сгорела дотла после набега волчьей стаи. Стаи той, которую прозвали Чёрной гривой – ни охрана, ни электросети не спасли. Осталась от шахты только груда перекрученного железа и пепел.
- Ну, значит, шесть…, – пробормотал Людвиг, явно смутившись. – Тем более, стоит проверить.
- Хватит. – Голос Любови стал твёрдым, как лёд в январе. – Больше никаких обсуждений. Нам и так едва удалось собрать дюжину солдат из частной охраны, чтобы они сопровождали нас. Ты хочешь ещё всё усложнить?
Булавкин сжал губы и откинулся на спинку сиденья. Он знал, когда нужно замолчать. Со стороны могло показаться, что он тут главный, опытный, старший. Но в действительности все решения принимала Любовь. Он был не больше, чем её тень, голос в нужный момент, руки – когда надо надавить.
В наше время в каждой крепости находились такие, как Синявина. Люди с лицами с экранов, с именами в каждом утреннем выпуске. Их звали протеже – любимчики системы, дети удачи, восходящие звёзды.
Но вся их слава, все эти фанаты, имели вес только в пределах их крепости. Стоило выйти за стены – и ты уже никто. Ни имя, ни статус, ни охрана не гарантировали выживания за пределами укреплённого мира. Дороги стали хуже, чем во времена великой чумы, а люди – злее.
Когда один такой звёздный мальчик из Крепости 89 попытался перебраться в другую, чтобы расширить влияние, от него не осталось и следа. Ни агента, ни охраны – никого. А через два месяца нашли тело в пустошах. Пуля в спине – ясный сигнал: не суйся, куда не просят.
С тех пор любимчики поостереглись. Но не Синявина. Её тянуло туда, где риск, где страх, где кровь. Она знала цену своей затее, и всё равно шагала вперёд.
Она снова бросила взгляд на Булавкина, тот молчал, подавленный.
- Можешь не любить его, – сказала она тихо, но в её голосе сквозила сталь. – Но не позволяй этому повлиять на ход дела. Нам нужен он, чтобы дойти до места. Вернёмся из Крепости 333 – делай с ним что хочешь. Хоть выкинь за ворота.
- Понял, – отозвался Людвиг, коротко кивнув.
Машины трясло и кидало из стороны в сторону – подвески уже стонали под натиском уральских дорог. Хотя охрана вела автомобили аккуратно, едва не ползком, даже черепахи бы зевали от их скорости, путь всё равно был мучением для техники и людей. Камни, ямы, корни, что прорастали из земли, будто кости древнего зверя — ничто не щадило их машины.
Косой сидел на заднем сиденье и то и дело показывал водителю рукой – вон туда, за холм, правее, не въезжай в бурьян, там трясина. Он чувствовал взгляды на себе, холодные и колючие.
Людвиг, разумеется, не упустил случая. Отряд получил приказ: за Косым – глаз да глаз. В его машину посадили двоих сопровождающих, чтобы приглядывали. В итоге машина, рассчитанная на четверых, везла пятерых.
Плотно. Неловко. Душно.
Два мужика на заднем сиденье сидели как на иголках. Места вроде бы хватало, но стоило Косому устроиться между ними, как напряжение можно было резать ножом. Один сидел с каменным лицом, другой – с кислым. Оба мечтали о сигарете, но не решались закурить.
А Ярослав смотрел в окно и думал, сколько ещё терпеть этих нежеланных соседей.
Группа, затеявшая это рискованное путешествие через уральские горы, начинала больше походить не на экспедицию, а на вооружённый эскорт, охраняющий какого-то особо ценного заключённого. Причём в роли заключённого вдруг оказался именно он.
Ярослав сидел в машине и чувствовал – вся эта вылазка, по сути, превратилась в цирк с собой в роли дрессированного медведя. Ну а что? Один-единственный наёмник за рулём, а остальные в салоне – из самой группы. Если бы у него действительно были тёмные намерения, он бы легко мог разобраться со всеми пассажирами за каких-то три секунды – без особых усилий. И тогда в салоне остался бы только он, живой и невредимый.
Но в том-то и дело – он не собирался ничего устраивать. Ему бы только дотащиться до Крепости 333 целым и невредимым.
Однако люди из крепости, казалось, вообще не понимали, с чем сталкиваются беженцы за её стенами. Для них всё, что находилось за пределами родных бетонных стен, представлялось сплошной помойкой: грязь, беспросветная нищета и отсутствие хоть каких-то перспектив. Всё, что они знали – это книжные рассказы и обрывочные слухи.
Сидящий рядом с Ярославом участник экспедиции – молодой, гладко выбритый, но с таким выражением лица, будто съел лимон – кинул на него косой взгляд, хмыкнул с презрением и процедил:
- Веди себя спокойно. Лишних проблем нам не нужно.
Ярослав пожал плечами:
- Подумаешь, только немного тушёнки слопал. Стоило ли поднимать такую бучу?
Тот моментально взвился:
- Немного? Да ты с ума сошёл! С того момента, как ты сел в эту машину, ты лишился права на мнение вообще! Понял, нет?! Не строй из себя кого-то!
В это время с переднего сиденья раздался смех другого члена группы — ухмылялся, явно наслаждаясь ситуацией:
- Малыш, знаешь, что будет, если кинуть яйцо в скалу?
Ярослав на секунду задумался. Подумал, потом с видом философа ответил:
- Сердце разобьётся.
- Что? – не понял тот. – Чьё сердце?
Ярослав усмехнулся и пожал плечами:
- Куриное. Оно ведь в яйце.
И сам же довольно кивнул, как будто только что сказал нечто великое.
В салоне повисла пауза. Ответ оказался слишком неожиданным. А может, просто никто не ожидал, что этот "беженец" вообще способен на что-то, кроме как молчать да кивать.
***
Тем вечером, когда солнце уже клонилось к горизонту, их группа наконец перевалила через гребень Урала. С высоты открывался поистине захватывающий вид: далеко внизу простиралась равнина, будто живое полотно, разрезанное гигантской раной – оврагом, изрезанным временем и стихиями. А за ним, словно волнами, расстилался густой лес – тяжёлый, тёмный, шевелящийся в дуновении вечернего ветра.
Косой сидел у окна и не мог оторвать глаз. Он смотрел не просто на лес – он словно всматривался в саму душу земли. Всё в этом пейзаже было величественным и тревожно прекрасным.
- Вот, смотри, – сказал тогда Учитель, что сидел рядом, – этот овраг не просто так здесь. Его вытянуло из земли. Тектоника. Подвижки литосферных плит. Природа, когда захотела, взяла и распорола землю, будто ткань на колене у старых брюк…
Ярослав молча кивнул. В такие моменты человек чувствует себя не просто маленьким – ничтожным. Песчинкой. Или каплей, застрявшей на краю чаши.
Лес за хребтом выглядел сурово. Деревья в нём – как воины, вросшие корнями в вечность. Лишь кое-где виднелись еле различимые тропы – следы того, что человек здесь уже бывал. Но природа быстро затирала эти следы, словно не хотела признавать чужое вмешательство.
Это было то самое место, где первая экспедиция потерялась. Учитель как-то говорил, что местные леса были настолько плотными, что местами солнца не видно днём. Лес к северу отсюда был ещё не таким страшным – трава выше колена, но деревья хоть и могучие, но не сплошной стеной.
Когда уже сгустились сумерки, караван свернул с разбитой дороги и вышел на небольшую поляну – именно её, как оказалось, приметил для ночлега Людвиг Булавкин. Он первым выскочил из кабины, хлопнув дверцей, и весело воскликнул:
- Всё, на сегодня хватит! Тут и заночуем. Разгружайтесь, расставляйтесь, костёр разводите. И не забудьте перекусить!
Группа начала суетиться: кто-то стал вытаскивать ящики, кто-то разматывал брезент. В этот момент Ярослав подошёл к одному из пикапов – взять, как он думал, свой рацион. Но Людвиг тут же оказался рядом и с кривоватой усмешкой остановил его:
- Куда это ты?
Ярослав удивлённо поднял брови:
- А что, собственно?
Людвиг, словно получая особое удовольствие от происходящего, склонился чуть ближе и сказал с преувеличенной вежливостью:
- Мы, видишь ли, не взяли с собой еды и воды на тебя. Так что… как хочешь, так и крутись.
Он развернулся и пошёл прочь, оставив Косого в лёгком оцепенении. Вот же падлы! в этом…. Было в этом что-то не только мелочное, но и принципиально показательное. Они не просто забыли – они решили, что Ярославу не положено. Ничего, отольются кошке мышкины слёзы. Не сумневайтесь, очень постараюсь
И в ту же секунду, как эти слова осели у него в голове, он понял – вот оно, настоящее испытание. Не прирезать их прямо этой ночью.
Похоже, Людвиг Булавкин едва сдерживал злость. Его буквально корёжило от того, что Косой посмел съесть лишнюю горсть галет из общих запасов. Особенно его разрывало на части из-за тущёнки. Щёки его налились краской, а брови прыгали, как ужаленные.
Хотя Ярославу и в голову не приходило, что всё дело именно в еде. Да что там – он точно знал: съел бы он одну крошку или вовсе ничего, отношение Булавкина к нему не изменилось бы ни на грош. Презрение там, под кожей, уже давно прижилось, как заноза, и никуда не девалось.