Он и не рассчитывал на угощение. С первых дней в колонне было ясно – кормить будут только "своих". Потому, когда его показательно отлучили от пайка, он даже не удивился. Скорее, наоборот - почувствовал странное облегчение. Без их подачек – цепей на ногах меньше. Проще становится. Свободнее дышится.
Пожав плечами, Ярослав развернулся и спокойно направился к опушке леса, туда, где вековые сосны уже отбрасывали длинные тени. Но за спиной вдруг раздался голос Людвига, в котором мелькнули нотки неуверенности, если не паники:
- Эй, ты куда собрался?! – окликнул он, поворачиваясь. – Убежишь сейчас – обратно в подол уже не попадёшь, понял?!
Слишком резко. Слишком уж выдал тревогу. Видно было: испугался, что лишится проводника.
Они и впрямь останутся, как слепые котята, если Ярослав уйдёт. Без него этот бурелом не пройти. Ни карт, ни ориентира. Ни малейшего понимания, куда и как шагать. Только тьма, сырость, чаща и зверьё.
А до основных гор Урал – ещё пять дней пути, если не сбиться. И это при хорошей погоде.
Ярослав усмехнулся про себя. Как же его тогда потрясла история от Учителя: первая экспедиция бродила здесь по кругу, пока случай не вывел их обратно. Повезло им. А могли ведь и не выйти. Забрели бы чуть дальше, ушли бы вглубь – и всё. Даже костей не нашли бы.
А ведь Булавкин с товарищами – люди тонкокожие. Бывшие начальники, вечно сытые и с охраной. Грязь под ногтями для них уже катастрофа. Они ещё не поняли, где находятся. Лес – это не их игрушечный город с камерами на каждом углу и синтетическими газонами. Ну, предположительно. Всё-таки в крепости сейчас всё совсем не так, как в его прошлой жизни.
Ярослав, идя по склону, слушал, как щебечет где-то в ветках малиновка. Небо чуть-чуть алело, вечер спускался, как старое одеяло. Он чувствовал себя почти спокойно. Почти на своём месте.
И всё же остановился. Медленно обернулся, как бы нехотя.
И улыбнулся.
- Да всего лишь собирался поискать чего-нибудь съестного, – спокойно сказал Ярослав Косой, не оборачиваясь. – А ты чего так всполошился?
- Я?.. Я вовсе не паникую, – замялся Людвиг Булавкин, теребя ворот формы. – Просто… решил напомнить: предыдущий ваш проводник как раз тут и загнулся. Не хотелось бы, чтобы ты пошёл по его стопам – зря умрёшь, и время наше впустую потратишь.
Он сказал это почти шёпотом, но голос его невольно дрожал. Говорить о смерти в лесу было всё равно что звать её. Ярослав лишь скосил на него взгляд, но промолчал. История с тем гидом была у всех на слуху.
Тот завёл их глубоко в чащу, и, как выяснилось позже, вовсе не туда, куда нужно. Несколько дней плутали, пока не догадались, что путь идёт в неправильную сторону. Когда решили вернуться на старый хребет, к реке – уже было поздно. Проводник, как рассказали, ушёл умыться с утра и не вернулся. Позже его нашли с перегрызенным горлом – будто лес сам взял за неудачу плату.
Пока они ещё не отошли от места, где Ярослав остановился, раздался голос из группы:
- Эй! Тут на земле следы, прямо рядом с тобой!
Ярослав нахмурился и, не спеша, наклонился.
Какие, к чёрту, звери могли быть здесь? Это ж не глухомань, а опушка – зона между городом-крепостью и дикой землёй. С тех пор как начали строить оборонительные периметры, крупного зверья здесь не было. Их выжгли, вытеснили или заперли снаружи – за линией стен и датчиков. Разве что волки, как в тот раз, когда они налетели на фабрику… но тогда всё совпало.
Солдаты, что были в группе, подошли к следам, покосились на землю. Первые секунды – равнодушно, снисходительно, мол, "подумаешь, лапы". Но стоило кому-то приглядеться, и как по команде – напряглись. Подняли стволы автоматов, направили в лес, в ту самую темноту между стволами, где лес дышал хрипло и тяжело.
Следы были… крупные. Каждая лапа – с добрую кастрюлю. Вполовину головы взрослого человека, а то и больше. Свежие. Уходили в чащу, оставляя влажные отпечатки на мхе и торфе.
- Мы ведь не видели их раньше, верно? – прошептал кто-то.
- Нет…, – ответил второй и сглотнул. У него дрожала нижняя губа.
Ярослав встал, отряхнул колено и покачал головой. Он уже знал, кто оставил эти следы. Даже удивился, что остальные ещё не поняли. От сердца немного отлегло – не худший вариант.
Он перевёл взгляд на поляну, где хотели ставить лагерь. Там всё ещё валялись старые пакеты, консервные банки, раздавленные тюбики с протеиновыми пастами. И даже, чёрт возьми, пара пластиковых контейнеров с кашей, покрывшейся мхом и муравьями.
- Это медведь, – сказал он серьёзно. – Он пришёл на запах остатков, которые вы тут оставили в прошлый раз.
Булавкин скривился.
- Медведь? Серьёзно? Откуда тут медведи? Мы же почти у периметра….
Ярослав вздохнул.
- Медведям плевать на ваши "периметры". Когда вы оставляете жирную кашу и консервы среди леса, да ещё в тепле – они чуют вкусняшки за пару километров. Не в датчиках дело, а в том, что вам лень было даже яму выкопать.
Лес притих. Тени стали гуще, небо – тяжелее. Листья шептались над головами. А где-то вдалеке щёлкнула ветка.
- Ну что, – сказал Ярослав, – теперь давайте решим, кто сегодня ночует у костра, а кто ставит ловушки.
- Чепуха! Думаешь, не знаю, как выглядят медвежьи следы? – фыркнул один из солдат, глядя на Косого с недоверием.
Ярослав только качнул головой и ничего не ответил. Молча развернулся и, не сказав больше ни слова, пошёл по следам, уходящим в чащу. Он даже не удосужился объяснить остальным, что на самом деле видел. Не был он из тех, кто раскидывается знаниями – особенно с теми, кто предпочитает гнуть пальцы вместо того, чтобы думать головой.
- Хм…. Это же мог быть и кабан, – пробормотал кто-то позади, неуверенно.
Сами они кабаны на убой…. Группа осталась стоять на опушке, беспомощно наблюдая, как фигура Ярослава исчезает между стволами. Он шёл легко, будто бы не лес перед ним, а тропинка до деревенского погреба. Ни страха, ни колебаний. Он, похоже, вообще не считал этот поход чем-то опасным.
- Этот парень слишком отчаянный, – ахнул Людвиг Булавкин. – Он что, не ценит свою жизнь?
Солдаты опустили оружие. На вид – спокойные, даже ленивые. Но тот, что раньше пробормотал с дрожью в голосе, невольно выдал общее настроение: у каждого внутри покалывало тревогой. Просто держали марку. Честь мундира и всё такое.
Ярослав меж тем шагал всё дальше, вглубь леса, стараясь наступать на сухие участки, не шурша листвой. Он с первого взгляда понял: это не медведь. И не кабан. Это был олень – крупный, судя по глубине отпечатков, самец. Тяжёлый, возможно, с рогами.
Он шёл по его следам не ради любопытства. Где крупные копытные – там вода. Олень шёл пить, а значит, где-то впереди есть река или родник. А река Ярославу была нужна – не только чтобы пополнить запас, но и чтобы лично проверить то самое место, где погиб предыдущий проводник.
По словам Булавкина, тот с утра пошёл умыться, наклонился к воде – и вдруг закричал, будто его ударили током. А через секунду уже не дышал. Якобы "что-то укусило". Туман, мутная вода и труп. Вот и весь рассказ.
- Идиоты, – пробормотал Ярослав, пробираясь сквозь подлесок.
Люди в крепости, особенно из привилегированного слоя, плохо понимали, как работает природа. Жили в капсулах, за решётками и в кондиционерах. Им казалось, что всё вокруг по-прежнему безопасно и предсказуемо. Но нет. Мир изменился. Всё живое менялось, адаптировалось, хищничало, выживало.
Тот проводник, скорее всего, думал, будто рыба в реке травку жуёт. Ага. Он бы хоть раз в жизни книжку открыл.
Ярослав вспоминал одну из уцелевших книг в их школьной библиотеке – по биологии, ещё с довоенных времён. Там чёрным по белому: змееголовы, сомы – хищники. Щука вообще ест всё, что движется. Большинство речной рыбы – всеядны, и никто из них не откажется от дармового мяса, если оно само полезет к ним в пасть.
"Погрузи лицо в воду – и будь готов, что тебя оттуда уже не достанут", – как говорил старик Ван, у которого Ярослав когда-то учился охоте.
Знание – сила. А незнание – смерть. И смерть глупая.
Ярослав шёл дальше, с каждым шагом ощущая, как сходит напряжение. Он знал, что делает. Он выжил не благодаря удаче – а потому, что учился. Всегда. Читал всё, что находил. Наблюдал. Думал. Если бы он тоже был как тот погибший – с чистым, выбритым лицом и пустой головой – давно бы уже сгнил под корягой.
Он всё продолжал идти по следу. Лес молчал, только изредка потрескивали ветви над головой. Снежный олень, судя по следам, шёл спокойно, не торопясь – значит, рядом не было ни хищников, ни людей. А значит, пока безопасно.
Олени были благородными, по-своему даже гордыми существами. Если не трогать – уйдут сами, даже не глядя в твою сторону. Если разозлить – могут снести тебя с ног, разорвать рогами и затоптать копытами. В дикой природе всё просто: живи по правилам – выживешь. Забудешь – станешь чьим-то кормом.
Примерно через сотню шагов Ярослав заметил нечто странное на стволе дерева. Тонкая, шероховатая полоса – словно кто-то ножом срезал верхний слой коры. Он присмотрелся – не срез, а крошечные древесные опилки. Всё стало ясно.
Термиты.
Он опустил взгляд к основанию дерева – и да, вот она, характерная глиняная насыпь, обёрнутая кольцом вокруг корней. Влажная, рыхлая, чуть дрожащая от внутреннего движения. Насекомые были дома.
Ярослав спокойно придавил край сапогом, растоптал. Гнездо расползлось, рассыпаясь, как пирог без формы. Под слоем влажной земли показались мясистые, липкие тела – термиты. Смугло-розовые, похожие на ногтевые подушечки. Они засуетились, поползли в разные стороны, но было поздно: их дом разрушен.
Он наклонился, протянул руку, сорвал широкий лист с ближайшей ветки. Сложил его вдвое, сделал из него подобие блюда, зачерпнул горсть термитов вместе с кусочком гнезда. Некоторые насекомые всё ещё ползали, но он не обращал внимания. Аккуратно завернул и прижал между пальцами. Всё – припас есть.