нку хлеба не разрубишь и саперной лопаткой. Короткие отчаянные схватки с белофиннами, когда одна волна лыжников летела навстречу другой со склонов соседних сопок, поливая все перед собой огнем, и главным было не остановиться, не упасть.
Иван Воробьев выжил в этом белом аду. И получил свою первую медаль и первую рану.
— Ну что ж, товарищ младший лейтенант, очень рад.
Командир 371-й стрелковой дивизии свернул листок с предписанием и, поправив наброшенную на плечи шинель, потер усталое лицо. А затем неожиданно перешел на «ты».
— Знаешь, младший лейтенант, я тебя вот о чем попрошу — наведи мне порядок на переднем крае. Фрицы вконец обнаглели. На виду песни горланят, «Москва моя», представляешь? Или перелезут через бруствер, снимут штаны, выставят задницу и гадят. А в шестой роте вообще… повадились к нам по воду ходить. Бойцы у берега прорубь сделали, вот они туда и шастают. — Он замолчал, снова потер ладонью лицо и закончил: — Сделаешь?
— Есть, товарищ полковник, сделаем.
— Вот и хорошо, приступай, — закончил командир и махнул рукой, показывая, что младший лейтенант Воробьев, прибывший с командой снайперов в его дивизию на боевую стажировку, может быть свободен.
Иван козырнул и вышел из комнаты.
Штаб располагался в чудом уцелевшем двухэтажном доме.
Его снайперы столпились у угла и нервно курили. Они прибыли в Зубцов, провинциальный городишко, раскинувшийся на берегу небольшой, по-русски несуетливой речки Вазузы, утром. Позади были месяцы боевой учебы, освоения новой воинской специальности снайпера. Новой для всех: и для бойцов, призванных лишь с началом войны, и для командира, успевшего уже понюхать пороху в финскую кампанию и потому пользовавшегося среди солдат непререкаемым авторитетом.
А прошло уже полгода Отечественной. С ее началом Иван Воробьев был направлен в оперативный батальон охраны Малоярославецкого сектора Московской зоны на должность старшины роты. В октябре часть переименовали в отдельный 239-й стрелковый батальон 23-й стрелковой бригады войск НКВД. Время было тяжелое. Немцы напирали, и воинам-чекистам, вместо охраны тыла действующей армии, коммуникаций и борьбы с диверсантами, то и дело приходилось затыкать дыры в линии фронта.
Когда в начале декабря 1941 года немцы предприняли последнюю попытку прорвать оборону наших войск на юго-западном направлении, батальон оказался единственным подразделением на пути глубоко вклинившихся немецких частей.
После нескольких дней ожесточенных боев, не раз переходивших в рукопашную, ему удалось задержать продвижение гитлеровцев в районе деревень Юшково и Бурцево.
Комбат, КП которого был у самой передовой, охрип, ругаясь с командованием, выпрашивая подкрепление и упрашивая ротных держать позиции.
Положение было критическим. Немцы отчаянно рвались вперед, стремясь во что бы то ни стало захватить железнодорожные станции Голицино и Апрелевка. А если не отбросить прорвавшиеся части, то потеря этих стратегически важных пунктов становилась делом уже даже не дней, а часов.
Тогда решением командующего фронтом сюда был переброшен последний резерв — танковый отряд Западного фронта.
Собранный с бору по сосенке, он являл собой жалкое зрелище. Устаревшие БТ и легкие Т-27 были уязвимы и со своими бензиновыми моторами горели как спички.
И все же с их подходом у огрызавшегося батальона появилась пусть и призрачная, но хоть какая-то надежда на успех атаки.
Замкомбата старший лейтенант Захаров вызвал к себе старшину Воробьева. Освободил стол в блиндаже, разложил карту.
— Садись, старшина, давай вместе подумаем. Атаковать в лоб, сам видишь, бесполезно. Перед деревней широкое поле, а на окраине пулеметные огневые точки. Пока добежим, половину людей положим. Но выбить немцев из Юшкова надо. — Он сделал паузу и, обхватив старшину за широкие плечи, доверительно наклонил к нему голову.
— Есть у меня одна задумка. Посадить людей на танки и… вперед. Танки проскочат поле, а на окраине вы десантируетесь и в рукопашную, чтобы не дать немцам открыть огонь по батальону. А мы сразу вслед за вами.
Иван задумался. Ясно, что не советоваться его позвали. И приказывать прямо офицер не хотел. Оба понимали, что, пока батальон доберется до окраины Юшкова, от десанта может ничего не остаться.
— Есть, товарищ старший лейтенант! Сделаем!
Тот кивнул и молча стиснул старшине руку, как бы желая удачи и… прощаясь.
Десант продержался до подхода своих. Когда на окраину ворвались бойцы батальона, Иван тяжело привалился к выщербленному пулями углу амбара. Перед ним, в паре шагов, раскинув руки, валялся мертвый немец, едва не доставший его, когда он лихорадочно менял опустевший магазин ППД.
После этого десанта старшине Воробьеву присвоили звание младшего лейтенанта и назначили командиром взвода станковых пулеметов.
Молодой офицер взялся за дело. Он гонял расчеты с полной выкладкой, заставлял весь состав взвода, от наводчиков до санинструктора, разбирать и собирать пулеметы с завязанными глазами. На каждой стоянке устраивал стрельбы, все больше и больше изощряясь в выборе мишеней. И вскоре его наводчики так наловчились, что могли на спор с полукилометра очередью снять бутылку.
Однажды его вызвал комбат. В кабинете кроме майора был незнакомый военный с петлицами капитана.
— Вот что, Воробьев, принято решение развернуть в войсках широкое снайперское движение. Подготовку команды снайперов мы решили доверить тебе. Командует снайперами капитан Попов из штаба бригады, Но учти, — тут комбат сделал паузу и, усмехнувшись, закончил: — от командования взводом тебя тоже никто не освобождает.
Беседа с капитаном была еще более краткой.
— У меня, младший лейтенант, еще пять таких команд по всему фронту. И командиры там, считай, сопляки. Боевого опыта кот наплакал. Поэтому работай сам. Где-то через месяц проверим твою команду.
Первые занятия показали, что умения метко стрелять для снайпера мало. Не менее важен глазомер, отличная память, физическая подготовка. А главное, что снайпера не может быть без трех основных вещей — терпения, терпения и еще раз терпения. Отсев был большим. Через месяц остались самые стойкие и упорные.
Капитан Попов поздоровался со строем новоиспеченных снайперов, огляделся и спросил:
— Зачем у вас по всему стрельбищу куски известняка раскиданы?
Иван пояснил:
— А это мишени, товарищ капитан.
— Обычных не хватает?
— Обычные не подходят. Велики больно. Надо ведь так выстрелить, чтобы пуля только чиркнула по камню. Над ним тогда белое облачко вспухает. А если просто в камень попасть — ничего.
Капитан понимающе кивнул. А потом хитро прищурился.
— А почему вы часть из них за бугры попрятали. Запас, что ль, бережете?
— Да нет, — улыбнулся Иван. — Снайперу ведь, прежде чем выстрелить, еще позицию выбрать надо, занять ее скрытно, момент поймать. Вот я и изощряюсь. Обычные мишени заместо немцев ставлю, вроде как секторы наблюдения противника обозначаю, а потом пускаю ребят.
На контрольной стрельбе так и было: крошился известняк, оборудовавших позиции снайперов было не разглядеть и за несколько метров.
Капитан кивнул головой и, протянув руку, серьезно сказал:
— Молодец, младший лейтенант, но главный экзамен у тебя впереди.
И вот они прибыли на боевую стажировку.
Первый день снайперы проторчали на передовой, рассматривая местность в оптические прицелы, намечая места будущих постов. Это была нелегкая задача. Позиция снайпера не должна быть рядом с выделяющимся на местности предметом — высоткой, отдельно стоящим деревом или кустом, сгоревшей техникой или чем-то подобным. В то же время недопустимо, чтобы ее оборудование было замечено противником. Значит, надо спрятать выкопанную землю, придумать, как подобраться к позиции, не оставляя следов. К тому же рядом с основной позицией необходимо оборудовать и несколько запасных или ложных, к которым так же должны вести скрытые подходы.
После короткого вечернего отдыха снайперы выбрались на нейтральную полосу. Ночь прошла в тяжелой работе. Бойцы аккуратно собирали землю в вещмешки и оттаскивали к траншеям. Все понимали, что комок глины, поутру обнаруженный на белом снегу, может стоить жизни.
Еще день отдыха, и наконец перед самым рассветом снайперы заняли оборудованные позиции на нейтральной полосе. Примерно до полудня на передовой все шло как обычно. А затем раздался первый выстрел…
Через неделю немцы боялись даже нос высунуть из окопов. Передвигались только ползком или бегом. И даже повара и писари вынуждены были натянуть на макушку каски. Но это не очень помогало. Каждый день еще несколько захватчиков отправлялись на тот свет. Немцы развернули отчаянную борьбу со снайперами. Но ничего не помогало. Сказывалась продуманная тактика и отличная подготовка.
На одном из участков местность оказалась не ахти. Ровное поле под снегом. И подбитый танк посредине нейтральной полосы. Иван несколько дней прикидывал, как расположить снайперские посты. Но ничего путного в голову не приходило. Если только под танком. Но этого делать было нельзя. И Иван решил рискнуть. Он две ночи сам ползал на нейтралку и выбрал такое место, что даже глазу зацепиться не за что… Вот наконец работа была закончена, и перед рассветом он занял позицию.
…Когда положил четвертого, немцы всполошились, не понимая, где залег спайпер. Прикинули, что кроме как в подбитом танке ему расположиться негде, и стали садить по нему из автоматов и пулеметов, затем заработали минометы, а после обеда подключилась и артиллерия. На каждую потерю фашисты отвечали новым огневым шквалом. Сначала танк потерял башню, потом его вовсе перевернуло и разломило на несколько частей, а к вечеру от машины ничего не осталось…
Разобрались снайперы и с прорубью. Оборудовали позицию, но у самой реки немцев бить не стали. Изучили маршруты, распределили сектора и начали класть водоносов за пару шагов до собственных траншей. Взбешенные немцы остервенело долбали минами и снарядами все мало-мальски приметные места у переднего края. Но к участку возле проруби особо не приглядывались, здраво рассудив, что если бы позиция снайперов располагалась где-то там, то водоносы не смогли бы даже дойти до реки.