– И куда это ты собрался, Маккензи? – спросил Майкл. – Мы еще не успели попрощаться.
– Мне пора, – сказал Эфраим, отступая. Обычно Натан поступал так же, но на этот раз казался странно беспечным.
– Шутишь? Я его не боюсь, – отозвался он. – Удачного лета, Майкл!
Он поднял камеру, последовала вспышка, разозлившая здоровяка, словно красная тряпка быка.
– Что это с тобой? – спросил Эфраим друга.
Он поморщился, когда Гупал сгреб Натана за лямки рюкзака и ударил о шкафчик. Нагруженный книгами рюкзак смягчил силу удара, но голова Натана откинулась назад и врезалась в тонкий металл. На многих дверцах красовались такие вмятины: по ним можно было проследить за тем, как Натан рос.
– Ох, – выдохнул он. – Прости. Я хотел сказать, надеюсь, это лето у тебя будет хреновым.
Майкл нахмурился и потряс Натана из стороны в сторону.
– Что это ты такой счастливый, Маккензи? Рад, что не будешь видеть меня каждый день?
Волосы друга упали на лоб. Глядя на обидчика сквозь челку, он улыбался:
– К сожалению, я буду лишен удовольствия посещать с тобой летние курсы. Зато ты шикарно на них развлечешься.
Эфраим поморщился. «Натан, не дразни его». Тот всегда страдал от недостатка элементарного чувства самосохранения. Они встретились в первом классе, когда Эфраим полез из-за него в драку, но с тех пор Натан стал еще беспечнее – он знал, что Эфраим всегда его прикроет. Но на этот раз дело зашло слишком далеко.
Майкл с ревом еще сильнее сжал лямки рюкзака.
– Учись прилежно, – прохрипел Натан. – Как же мы без тебя-то в выпускном классе? Это же так увлекательно – остаться на третий год, да?
– Эй, – сказал Эфраим Майклу. – Оставь его.
Некоторые привычки нелегко преодолеть. Он не боялся верзилы, но знал, что не смог бы и побить его. Протестовал для вида. Но Натан никогда не простит, если друг даже не попытается защитить его.
– Хочешь быть следующим? Что, некуда пойти? – огрызнулся на него Майкл.
– Честно говоря, снаружи меня кое-кто ждет… – начал Эфраим.
– Эфраим, я справлюсь, – отозвался Натан.
– Я не могу тебя бросить.
– «Я не могу тебя бросить», – передразнил Гупал.
– Иди, – сказал Натан. – Такую поездку пропускать не надо. Скажи Мадлен, я надеюсь, что ей скоро станет лучше.
– Хорошо. Ты уверен? Позвони мне позже, если… если все еще сможешь звонить, – сказал Эфраим.
– Верно, беги! – рыкнул Майкл.
Эфраим толкнул двойные двери и вышел наружу. Правда, свежим воздухом свободы тут и не пахло, а стояло настоящее летнее пекло, и потому Эфраим немедленно начал обливаться потом.
Он посмотрел на парковку, но нигде не было и следа потрепанного «фольксвагена» миссис Моралес. Или близняшек. Или Джены.
Или школьных автобусов.
Он проверил карманы, но, кроме четвертака, в них не нашлось ни одной монетки: последние мамины деньги ушли на утренний автобус от больницы до школы. Предстояла долгая пешая прогулка.
Несколько машин стояло на парковке, включая черный спортивный БМВ Майкла и подержанный голубой «шеви» Натана. Может, ему стоило подождать друга и поехать с ним; тому могла потребоваться поездка в больницу после встречи с мясистыми лапами Гупала. Но Эфраим не хотел пропустить часы посещений, так что, возможно, пешком получится быстрее. Конечно, можно пойти обратно и попытаться закончить разборку между Натаном и Майклом побыстрее, но в таком случае можно пострадать и самому. Лучше разбираться с меньшим из зол.
Эфраим пошел пешком.
Глава 4
В больничной палате матери не оказалось. Ее вещи тоже пропали, как и пластиковый пакет с кошельком, ключами и сломанными часами неудачливого двойника. Эфраим застыл в панике, уставившись на аккуратно заправленную кровать. Неужели после разговора с врачами мать перевели в психиатрическое отделение?
Он нашел миссис Моралес за стойкой медсестер.
– Миссис Моралес! Простите, мне пришлось забежать кое-куда после школы. Эм. Вы знаете, где моя мать?
Женщина подняла на него глаза:
– Извините?
– Моя мама лежала в палате 302 этим утром.
Она взглянула на свой пюпитр с зажимом.
– В этой палате никто не лежит. Как ее имя?
Эфраим нахмурился:
– Мадлен Скотт. Вы меня помните? Мэри и Шелли предложили подбросить меня сюда после школы.
– Ты знаешь моих дочерей? – В ее голосе прозвучали удивление и недоверие.
– Меня зовут Эфраим, – медленно проговорил он. – Я был здесь прошлой ночью, в приемном отделении интенсивной терапии. Вы приходили, рассказывали мне, как она себя чувствует…
– Я была на смене прошлой ночью, но тебя не помню.
Он слегка повысил голос:
– Но мы долго разговаривали.
– Хорошо, успокойся, дорогой. Уверена, я бы запомнила тебя и твою мать.
– Я тоже так думаю.
Интересно, у миссис Моралес не было сестры-близняшки, которая тоже работала в госпитале? Это ведь наследственное? Но на ее бейджике стояло имя «Джулия Моралес», значит, это точно была та же женщина, с которой он говорил вчера.
Парень глубоко вздохнул:
– Слушайте, вы можете просто проверить? Я знаю, что она здесь. Может, ее перевели… в другую палату?
Маму могли засунуть в психбольницу, если она продолжала настаивать, что ее сын умер.
Миссис Моралес пододвинула к себе черную клавиатуру и начала печатать, бережно нажимая одну клавишу за другой. Длинные ногти покрывал яркий зеленый лак.
– Прости, но ее никогда здесь не было, – сказала она. – Ты уверен, что пришел в ту больницу? Люди постоянно ошиба…
– Компьютер может ошибаться. Скорая привезла ее прошлой ночью.
– Тогда в системе была бы запись, – сказала она. – С чем ее привезли?
– Она… – Эфраим прижал пальцы к стойке поста. – Неважно. Простите за беспокойство.
– Ты взволнован. Почему бы тебе не сесть и не успокоиться? Я найду кого-нибудь, кто сможет тебе помочь…
И действительно, с чего бы волноваться? Его мать только что пропала. Но не стоило связываться со службой опеки, если та уже забыла и об Эфраиме, и о Мадлен.
– Я, должно быть, ошибся больницей, как вы и сказали. Просто ошибся, вот и все, – тут он вспомнил: – А можно мне спросить еще кое о чем? Тот мальчик, которого вчера сбил автобус. Вы выяснили, кто это был?
Миссис Моралес нахмурилась:
– Я ничего не знаю об аварии и в любом случае не стала бы разглашать личную информацию, даже если бы что-то знала. Это совершенно исключено. У меня нет времени на игры, – она отодвинула от себя клавиатуру, пластик заскрипел по металлической поверхности стола. Эфраиму показалось, что женщина его разыгрывала.
– Нет, вчера утром к вам поступило тело, похожее на меня. В его бумажнике нашли мою библиотечную карту. Там был целый пакет его вещей, я оставил их в маминой палате…
Миссис Моралес встала:
– Мистер Скотт, вы говорите какую-то чушь. Есть кто-нибудь, кому я могу позвонить, чтобы вас забрали?
– Забудьте, – он быстро ретировался.
Задержавшись у лифтов, Эфраим оглянулся.
Миссис Моралес обошла вокруг поста и теперь смотрела на него. Он не мог ее винить за это, прекрасно понимая, как звучала его история.
Единственным имеющимся у него доказательством оставалась монетка, вытащенная вчера из пластикового пакета в больнице.
Загадай желание и подбрось монетку, чтобы оно исполнилось.
Это просто невозможно. Монетки не исполняют желания. Но он пожелал, чтобы его мать не была в больнице, и теперь ее здесь нет. Причем, похоже, никогда и не было. А если так, то тогда провал в памяти миссис Моралес, как и у Натана в школе, легко объясним. Тогда почему медсестра не помнит погибшего парня? Тот не имел ничего общего с действиями Эфраима. Конечно, это вообще не имело значения, потому что желания не исполняются. По крайней мере не при помощи магии.
Эфраим сел в лифт, чтобы попасть вниз. Когда двери открылись, там стоял Майкл Гупал.
Выглядел он паршиво: порез над уже заплывшим левым глазом, по виску текла кровь, нижняя губа разбита, разорвана посередине.
– Что с тобой приключилось? – спросил Эфраим. Никто раньше не мог побить школьного хулигана.
Майкл поморгал здоровым глазом.
– Твой приятель Маккензи – просто псих.
– Что?
– Он меня отметелил по полной программе.
– Это Натан сделал?
Тот просто не был способен причинить кому-то такой урон, если не находился за рулем машины.
Майкл закашлялся. Звук был нехорошим.
– Ага. Я удивился больше всех.
– Когда я уходил из школы, это ты избивал его.
Если Натан наконец смог дать сдачи, то и хорошо, Эфраим не испытывал особого сочувствия к Гупалу. Как бы странно это ни выглядело, но, возможно, друг все спланировал, иначе с чего бы он так непонятно себя вел? Причем, судя по состоянию противника, вооружился ломом.
Майкл качнул головой, застонал.
– Я только встряхнул его немного. И засунул в шкафчик.
Ага. Фирменный приемчик. В старшей школе Натан был одним из немногих, кто еще туда влезал, но и он уже порядочно вырос, так что шуточки Гупала теперь были гораздо больнее.
– Ну, значит, все правильно, ты заслужил, – сказал Эфраим.
Здоровый глаз Гупала расширился.
– Я не знаю, как он выбрался из того шкафчика, но твой дружок ждал меня в машине.
– Ты уверен, что это был он?
– Я бил эту рожу с первого класса, я ее везде узнаю.
– Именно тогда он тебя избил?
– Он был сильным. И знал, как надо драться. Его словно подменили. Он был злой, очень злой. И вдобавок еще и кирпичом мне все фары разбил, козел.
Кирпичом. Это многое объясняло.
Но тот Натан, которого знал Эфраим, так никогда бы не поступил.
– Потом этот урод меня сфотографировал, – сказал Майкл.
А вот это вполне в стиле Натана. Он никогда бы не оставил такую победу без свидетельств.
Майкл сказал, что Натан был другим. От этой мысли Эфраим вздрогнул. А что, если где-то там ходил парень, который только выглядел как его лучший друг? Лежал же в морге кто-то, похожий на Эфраима. Но навряд ли Майкл мог спутать Натана с двойником, он же видел его вплотную несколько минут; должно быть другое объяснение, попроще. Натан просто устал от побоев. Десять лет терпел в конце-то концов.