Потихоньку, незаметно мы привыкаем к малоснежным зимам, как и к большим скоростям. Медленная езда и тем более ходьба устраивают нас все меньше и меньше. Мы норовим сэкономить время, больше сделать, увидеть… Во весь дух мчится машина по шоссе, шум мотора мешает или торопит воспринимать все, что проносится за окном. А хочется попридержаться. И я невольно думаю о том, как этой дорогой ездили в старину.
Долга и трудна была дорога, зато одаривала глаз, ум и душу озвученными картинами живой природы. Не спеша развертывались перед взором деревенское зеленое раздолье или белая зимняя равнина с сизыми перелесками, взлобышками, с звенящей тишиной мороза…
Взбивая искристую снежную пыль, декабрьским днем 1861 года катилась к Оренбургу санная повозка. Лишь звон колокольчика да редкое всхрапывание закуржавленных лошадей нарушали глухую тишину неоглядной степи. То и дело на узкую дорогу набегали семейки молодых дубков и березок с тонкой ажурной вязью нагих вершин, по обочинам тянулись затейливые стежки заячьих и лисьих следов, случались маленькие речушки, укрытые льдом и снегом…
Все это надо было не спеша разглядеть и почувствовать вязальщице Марии Усковой, чтобы отложились в ее душе зимние узоры и раздумья при долгой пустынной дороге. Нужны были и сами эти неспешные поездки, и добрые широкие русские песни в пути, и многое еще нужно было для того, чтобы сперва душа, а затем и руки созрели для дивного творчества, чтобы она, простая казачка, смогла сотворить чудо!..
В Оренбурге Ускова обратилась к губернатору с письменным прошением отправить на всемирную выставку в Англию привезенные ею пуховые платки. Обрадовалась она и напугалась, узнав, что просьба удовлетворена. Мыслимо ли: рукоделье пошлют в далекий, как край света, заграничный Лондон!
И вот шесть ее платков предстали на выставке с кратким описанием: «Изделия сего рода производятся ручной работой повсеместно в Оренбургском крае». Международная комиссия присяжных выставки наградила Ускову медалью «за шали из козьего пуха».
Перед закрытием выставки все платки были раскуплены. Спустя несколько месяцев в хутор, где жила Мария Ускова, представитель казачьего войска доставил и под расписку передал ей медаль, диплом и 125 рублей серебром. В архиве оренбургского генерал-губернатора мною найдены и эта расписка, и прошение Усковой. Грустное раздумье вызвало краткое примечание, размашисто и витиевато написанное на пожелтевшем листке письма-прошения. Оно поясняет, что «за неимением грамоты у Марьи Усковой по личной ее просьбе урядник Федор Гурьев руку приложил».
Украсившая блеском своего таланта всемирную выставку Ускова, оказывается, была совсем неграмотной. Сколько же одаренных народных умельцев, художников-самородков в условиях царизма, не получив образования, томились в неизвестности и нищете!..
Большой мастерицей пуховязания была Алена Денисьевна, жена уже известного нам П. И. Рычкова. В доме Рычковых, живших в селе Спасском Бугульминского уезда, собиралось много казачек. Длинными зимними вечерами вязали они платки.
В то время, кроме козьего пуха, в вязанье использовался травяной, «кипрейный» пух. Это такая трава, как писал П. И. Рычков, которой в разных местах Оренбургской губернии «растет великое множество. Плод или семена ее содержатся в стручках, имеющих столь белой и чистой пух, который подобен хлопчатой бумаге… Из сего пуху искусные и трудолюбивые люди могут производить разные рукоделия, кои не только равняются, но в некоторых вещах еще и превосходят хлопчатую бумагу (хлопок)».
Однако собирать «кипрейник» — дело нелегкое, трудоемкое, поэтому предпочтение вскоре целиком отдали козьему пуху, наиболее пригодному для изготовления теплых, прочных и красивых предметов одежды.
У калмыков и казахов вязка была сплошной, «глухой», грубоватой. Уральские же казачки, знавшие кружева и вышивание, стали использовать в вязке платка русский растительный орнамент, живые мотивы, навеянные впечатлениями местной природы.
Однажды мастерицы связали особо удачные платки — белые ажурные «паутинки». Их было решено показать в самой столице. 20 января 1770 года заседание Всероссийского вольного экономического общества, подивившись прекрасным изделиям, выразило мастерицам благодарность, а Алену Денисьевну Рычкову наградило золотой медалью.
Конечно, оренбургский пуховязальный, как и всякий другой художественный промысел, родился не вдруг, не в каком-то определенном году и, конечно же, не заложен той или иной личностью, а создавался вековым трудом народных мастериц.
Не сразу пуховый платок стал красивым, добротным, изящным. Столетиями шло накопление художественных приемов вязания, рисунков, мотивов, манер, сюжетов. Все удачное, оригинальное, привнесенное в это ремесло тысячами искусных вязальщиц, развивалось и закреплялось, все вычурное, надуманное, случайное отпадало, потому как, говоря о творчестве словами М. И. Калинина, народ — это все равно что золотоискатель, он выбирает, сохраняет и несет, шлифуя на протяжении многих десятилетий, только самое ценное, самое гениальное.
Изделия мастериц-вязальщиц все чаще отправляются на сельские и городские ярмарки, базары, на всероссийские и международные выставки.
Любопытное сообщение напечатано в газете «Оренбургские губернские ведомости» за 1897 год. В нем говорится, что на имя губернатора получено шесть бронзовых медалей с дипломами для вручения победителям выставки в Чикаго. Среди награжденных была и рукодельница Рычкова. В тексте диплома указано, за что последовала награда: «Американские Соединенные Штаты по постановлению конгресса уполномочили Всемирный Колумбов комитет при Международной выставке, устроенной в Чикаго, штате Иллинойс, в 1893 году, выдать медаль госпоже Рычковой (Оренбург, Россия) за присланные на выставку пуховые платки. Выставленный материал состоит из козьего пуха, искусно подобранного и расчесанного рукою, он отличается необыкновенной легкостью и шелковистостью. Изделия замечательны по своим оригинальным и богатым узорам, что свидетельствует о большой опытности в ручном вязании».
Незадолго до этого оренбургский губернатор уведомлял министра внутренних дел о том, что «изготовление и продажа пуховых изделий, главным образом оренбургских пуховых платков, пользующихся по своему изяществу и доброкачественности вполне заслуженной репутацией не только внутри империи, но и за границею, дали в отчетном году местному сельскому населению значительный заработок».
Число пуховязальщиц в губернии быстро росло. К концу прошлого века их насчитывалось свыше четырех тысяч.
Успех, который приобрел пуховый платок, привлек в Оренбуржье многих предпринимателей, норовивших поживиться за счет труда кустарей. Они разъезжали по станицам и деревням и по дешевым ценам скупали большие партии платков, затем везли их в Москву, в Петербург, в Нижний Новгород, в города Сибири и продавали втридорога. Скупщики забирали не только готовые платки, но и делали заказы на их изготовление. При этом они выдавали вязальщице пух, шелк и бумажные нитки, и на этом крепко наживались. Чтобы скорее получить и дороже продать товар, скупщики поторапливали рукодельниц и тем толкали их на подделки.
На рынках стали появляться эрзац-платки. С виду платок как платок — теплый, пушистый. Но поносит его покупатель с полгода и поймет, что его обманули: пух на платке свалялся, облез, оголив хлопчатобумажные нитки. В фальшивом платке (с запрядным пухом) простая нитка как бы обертывалась пуховой, маскируясь под ней. Чем больше простой нитки, тем меньше пойдет в изделие пуха, тем дешевле оно обойдется скупщику. Выгода еще будет и оттого, что непосвященный покупатель заплатит за подделку как за настоящий платок.
По поручению Главного управления землеустройства и земледелия России в Оренбургский край в 1913 году выехала Софья Александровна Давыдова с целью «подробно ознакомиться с пуховязальным промыслом, подобного которому нет нигде в других местностях империи».
Горячая пропагандистка и защитница народного искусства, первая женщина, награжденная в 1886 году премией Российской Академии наук за книгу «Русское кружево», Давыдова глубоко изучила жизнь и быт оренбургских пуховязальщиц. В своем отчете она убеждала, что быстрый рост пуховязания служит ясным доказательством нужды населения края в подсобном промысле. Неурожаи, которым нередко подвергался край, еще более побуждали крестьянок и казачек искать заработка именно в пуховязании. Поэтому «вопрос о поддержании этого промысла, а равно и о развитии козоводства, — как писала Давыдова, — является вопросом самым существенным, к разрешению которого было бы необходимо приступить в возможно скором времени».
Однако отчет Давыдовой остался без внимания.
В самом Оренбурге определенный интерес к пуховязальному промыслу проявляет в те годы некая Екатерина Ершова — наказного атамана жена. Она стала заказывать платки опытным вязальщицам, требовала делать их только из чистого пуха и строго следила за сбытом своих изделий в кустарные склады Москвы и Петербурга. В помощники Ершова взяла бывшего станичного учителя Николая Алексеева и весьма энергично повела дело. Но кончина атамана вынудила Ершову уехать из города; все средства, вложенные в пуховязальное дело, она передала Алексееву. Средства эти были невелики, однако Алексеев смог привлечь довольно большое число вязальщиц. За несколько лет ими было изготовлено около двух тысяч платков высшего достоинства, которые принесли несколько тысяч рублей дохода. Казачье хозяйственное управление контролировало промысел.
Однако из-за финансовой несостоятельности «контора Алексеева» перестала существовать: нищенская плата мастерицам не стимулировала ее процветание.
Н. М. Алексеев предлагал властям «организовать на местах производства пуховых изделий артели и отпускать им под круговую поруку достаточное количество денег, в Оренбурге учредить склад для приема от артелей платков, складу вменить в обязанность всеми мерами способствовать их сбыту. Склад необходимо обеспечить достаточною суммою для скупки платков и приобретения материалов для вязания».