С прежнею новая речь согласуется.
Напавшим ярым демоном
Грудь одержимая черную смерть поет.
Мощно владеет он сей душой, тяжкий гость!..
Чем то все кончится?..
Довольно вещей речи, как невесте, лик
Таить фатой прозрачной. Покрывало прочь!
1180 Вот, ветер предрассветный разогнал туман,
И встало солнце: вся видна пучина вод.
Надежды нет; спастись нельзя; лицом к лицу
Предстала смерть… Загадок нет в моих словах.
Свидетелями будьте все: старинных дел
Собачьим нюхом чую ли кровавый след?
Давно не покидает сих чертогов хор
Созвучный, но не сладкогласный; с скрежетом
О мести вопиет он! Упился и пьян
Пролитой кровью; буйствует, из дома вон
1190 Не выйдет, — в пляске сплетшийся Эринный хор!
Оне поют все ту же песнь: про первый грех,
Свершенный в доме, корень зла, проклятья сев.
И брата не забыли, ложе братнее
Когда-то осквернившего … Что промах дал
Стрелой стрелок? Гадаю ль, как гадалка, я —
Из нищих тех, что ходят по дворам? Клянись,
Что ты об оной древней не слыхал вине!
Какою клятвой ни клянись, все дел былых
Не сделаешь иными. Но дивлюсь, как ты,
1200 Cтраны иноязычной и заморской дочь,
О нашей повествуешь, будто здесь жила.
Вещать меня поставил Аполлон — вещун.
Любовью ль страстной Локсий воспылал к тебе?
Ты все сказал. Стыдилась я признания.
Хвастливо счастье; горе не тщеславится.
Дышал желаньем; вынудить любовь хотел.
Божественным объятьям отдалась ли ты?
Нет! Дав согласье, — бога обманула я.
А в грудь уж сила вещая вселилася?
1210 Уж беды все пророчила я городу.
Но как же гнев господен не постиг тебя?
Мне бог отмстил: никто моим не верил снам.
Увы, я — верю! Мнится, видишь правду ты.
Находит вновь!..
Вновь судорогой яростной схватил меня
Пророчественный ужас!.. Горе, горе нам!
Гляди — вот там, в притворе пред дворцом, они
Сидят недвижны, снам подобны, призраки
Детей, закланных… чьей рукой? не родича ль?
1220 В горстях окровавленных держат снедь… чья плоть,
Не их ли? — эти внутренности? Страшный пир!
Кого-то угощают… Кто вкусил? Отец!..
Оттоль — возмездье … Кто же мститель?.. Лев?.. Да, лев
Без мощи львиной, вор домашний, ложницы
Царевой вор, — умыслил на владыку зло,
Усталого от браней… Я — рабыня; мой
Владыка — он … А козней воровских герой
Не видит … Ноги лижет псица злобная;
Язык коварный лесть плетет; как Ата, сеть
1230 Раскинула пред мужем в темноте жена!
О дерзость! Сокрушает хитрость женская
Богатыря! Нет имени, подобья нет
Убийце подлой. Кто она? Пещерный червь,
Хвостом язвящий? Скилла ль черноустых скал,
Беспечных мореходов — жрица лютая?
Само ль Проклятье, женщиной представшее?..
А как она вскричала! Воин так кричит,
Победу торжествуя. Вы же думали —
Спасенье мужа празднует … Что ж? Верьте ей,
1240 Не мне! Что будет, будет. Скоро, с плачем, ты
Признаешься, что истину вещала я.
О пиршестве Фиеста, что насытился
Сыновней плотью, понял я нагую быль,
Без притч; и ужаснулся, и дрожу еще…
Но после разум соскользнул с ристалища.
Очами узришь гибель Агамемнона.
Несчастная, зловещий укроти язык!
Пеанов светлых не споешь про черный рок.
Про неминучий, — но да мимо гнев идет!
1250 Твори молитвы; вороги свое творят.
Кто ж он, крамольник? Кто он, лиходей царев?
Столь скрытен разум откровенный вещих слов?
Предателя как выследить? Убийца где?
Но, мнится, речью эллинской владею я.
И Пифия по-эллински поет, но что?
А!.. а!..
Какою огневицей ты знобишь меня,
Палящий бог, Ликейский лучник! Горе мне!
Меня погубит львица вероломная,
Что с волком спит, покуда льва в берлоге нет.
1260 Варя отраву мужу, зелья пригоршню
И на мою подложит долю Мрака дочь.
Точа топор-цареубийцу, выместит
И на царевой спутнице ревнивый гнев.
К чему ношу — в насмешку ль над судьбой своей
Сей жезл священный и повязки длинные?
Ломаю жезл мой: так сломилась жизнь моя!
Во прах, повязки! Так сама паду во прах.
Другая пусть повяжет вас, проклятья дар!
Вот, сам с меня срывает Аполлон убор
1270 Cвятого сана. Видел он: посмешищем
Был сей наряд пророчицы в глазах людских.
Над ним ругались все равно — и враг, и друг.
Я в нем слыла кликушей, юродивою,
Гадалкой нищей, ведьмою голодною.
Свою вещунью ныне развенчал Вещун;
Привел путеводимую ко плахе Вождь.
Почто ж горячей кровью обагрить должна
Я вражью плаху, а не отчий жертвенник?
1280 Но взыщет пеню божий суд за эту кровь.
Отца отмститель, матереубийца — сын,
Придет воздатель и мою вспомянет кровь.
Скиталец по чужбинам, он придет домой
Замкнуть звеном последним роковую цепь.
Простертый навзничь труп отца всегда пред ним.
Что ж мне, чужой, о доме не своем стенать?
Я ль родины не видела последних мук?
А ныне вижу гибель победителей,
Суд страшный сил небесных над гордыней злых.
1290 О чем я плачу? Мне ль одной на казнь идти?
Привет вам, двери дома, мне — врата в Аид!
Одно желанье на устах: без промаха
Рази, топор! — чтоб я не билась, чтоб зараз
Жизнь вытекла из жарких жил — и свет потух!
О, женщина злосчастная и мудрая!
Ты много прорицала. Если истина —
Что про себя пророчишь, как идешь сама
Навстречу смерти? Словно жертву гонит бог.
Бежать — куда же? Поздно друга! Час настал.
1300 Последний миг — старейший всех, и царь времен.
От часа неизбежного куда бежать?
1302 И мужество с отчаянья — не мужество.
1304 Отрада смертным — доблестью прославить смерть.
1303 Из уст счастливца не услышишь слов таких.
Отец мой! племя доблестных сынов твоих!.
Что видишь там? Что пятишься от ужаса?
Ах! ах!..
Что вздох твой значит? Что смутило мысль твою?
Пахнуло духом свежей крови пролитой.
1310 Tо запах жертв. И туков дым, и ладана.
Не похороны ль в доме?.. Фимиам — и тлен.
1312 Сирийских благовоний не узнала ты.
1315 Друзья мои!
Не от куста шарахнулась я птицею.
Завет предсмертный вспомните! Когда жена
Искупит смертью смерть мою, смерть женскую,
И муж падет за мужа, чья жена — палач, —
1320 Меня, гостеприимцы, в день тот вспомните!
Плачевней лютой смерти дар предведенья.
Еще скажу я слово, — иль отходную
Себе спою. Молю, мои отмстители,
Я ради солнца этого последнего:
1325 В день оный, день грядущий, день возмездия —