застенчивым видом воин вернулся к своим товарищам, которые осыпали его
добродушной руганью.
«Эта сцена олицетворяла различия между его народом и римлянами»
— подумал Арминий. Ни один легионер не осмелился бы вызвать своего
командира на такое состязание, не говоря уже о том, чтобы победить его, как
это сделал первый воин, а затем агрессивным тоном заявить о своем
выигрыше. Однако, получив приказ, каждый легионер отправился бы
34
маршем на край земли, выдерживая суровые условия и сражаясь с любым
врагом день за днем и месяц за месяцем. Римляне были грозными, безжалостными врагами, объединенными общей целью и, как доказали
кампании Германика, склонными к мести.
Соплеменники Арминия были храбры, как кабаны, и выносливы в боях, но вспыльчивы и им не хватало дисциплины римлян. Им также не нравилось, когда им говорили, что делать, даже когда это имело смысл. Ситуация была
такой, какой она была, мрачно размышлял Арминий. С этим ничего нельзя
было поделать, кроме как извлечь из этого максимум пользы, как он сделал
шесть лет назад.
Повернувшись к Арминию, Малловенд поднял чашу.
— Приветствую! — закричал Арминий громким голосом. —
Благодарю тебя за приглашение в свой дом.
— Добро пожаловать! — Малловенд поднялся на ноги. — Я вижу, с
тобой Мело и Хорса, лучший вождь ангривариев за эти двадцать с лишним
лет. Добро пожаловать, все вы. — Ткнув большим пальцем в сторону воинов
по обе стороны от него, он проревел — Дайте места! Ни один мой гость не
должен стоять у моего стола.
Все четверо обменялись рукопожатием, а затем, по подсказке хозяина, заняли свои места: Арминий занял самое почетное место справа от
Малловенда, а Хорса – слева от него. Ингиомер, поразительно выглядевший
мужчина, сидел справа от Арминия. Мело занял место по другую сторону от
Ингиомера, демонстрируя остальным присутствующим их единство.
Слуги поспешили поставить перед вновь прибывшими кружки с пивом.
По наущению Малловенда вожди произнесли тост за здоровье друг друга и
выпили; пожелали победы своим воинам и смерти Германику и его солдатам
и снова выпили; попросили богов оказать им поддержку, как это было в
предыдущие годы с бурями и проливным дождем, и снова выпили; вспомнили славных воинов, павших в битве с римлянами, и опрокинули
четвертую чашу.
Сделав это, Малловенд громко рыгнул и хлопнул ладонью по столу. —
Борода Донара, я рад тебя видеть, Арминий. Тебя тоже, — сказал он Хорсе.
— Вы оба, должно быть, проголодались. Я знаю, что проголодались. Кто-нибудь еще голоден? — Ухмыляясь громким возгласам согласия, Малловенд
огляделся в поисках слуги. — Принести еды! Один из этих поросят должен
быть уже готов!
Арминий заметил, что Хорса уже был погружен в беседу с вождем
слева от него, человеком с мертвенно-бледным лицом, возглавлявшим часть
племени узипетов. Арминию не нравился Герульф. Он всегда был первым, кто выступал против мнения Арминия и первым предлагал альтернативные
35
планы, часто сопряженные со значительным риском для всех участников.
Казалось, он никогда не понимал видения Арминия: навсегда положить
конец влиянию Рима на племенные земли посредством второго крупного
военного поражения.
— ...путешествие?
Взгляд Арминия вернулся к Малловенду. — А?
— Как прошло ваше путешествие?
— Как и следовало ожидать. Долго и утомительно.
— Ты не услышал меня в первый раз. Уже взбесился?
— Конечно, нет.
— Хорошо. Я думал, ты размякнешь. — Малловенд снова наполнил
кубок Арминия — Выпей.
Арминий сделал вид, что делает большой глоток, но едва лишь
пригубил напиток. Это было прекрасное пиво, крепкое и с землистым
привкусом, но утолять жажду так рано было бы неразумно. Прежде чем
начнется разговор, будет еда, еще выпивка и пение. Он не сможет сказать
свое слово в течение нескольких часов, а на карту было поставлено слишком
много, чтобы рисковать быть пьяным, когда придет время.
— Жрецы предсказывают, что эта зима будет самой суровой за многие
годы, — сказал Малловенд. Он ударил Арминия по спине, расплескав пиво.
— Может быть, тебе придется остаться ненадолго!
«Боги, надеюсь, что нет» — подумал Арминий. Каким бы трудным ни
было путешествие, это был месяц, который он выделил чтобы
путешествовать по стране, привлекая на свою сторону вождей. Его войска
должны были быть готовы к моменту прихода весны. — У меня будет
достаточно времени, чтобы попрактиковаться в борьбе с воинами, — ответил
он, натягивая улыбку. — Ваше пиво также превосходно.
— У тебя не будет недостатка в компаньонке в постели, — сказал
Малловенд, лукаво кивнув на пышногрудую миловидную женщину, убиравшую чашки со стола. — Она положила на тебя глаз с тех пор, как вы
вошли – ты заметил?
— Я этого не делал, — сказал Арминий, удивленный тем, что
почувствовал себя довольным. Он не спал с женщиной с момента похищения
Туснельды – и не хотел, по правде говоря. Его пах шевельнулся, заставляя
его признать, что потребности тела отличаются от потребностей разума. —
Кто она?
— Вдова хорошего воина, павшего прошлым летом. У нее сильный
характер – она знает, чего хочет, и ничего не просит взамен. Я бы и сам
вспахал ее, но, — Малловенд указал на свою жену, полную женщину с
приятным лицом, – глаза у нее зорче, чем у орла. Она бы знала, что я
36
задумал, еще до того, как я бы пролил свое семя. Мало того, что она надерет
мне уши – она не перестанет напоминать мне об этом до конца дней.
— Ты раньше уходил из дома?
Малловенд ухмыльнулся. — Какой мужчина этого не делал?
— Я не делал, — сказал Арминий правду.
Малловенд удивленно изучал его лицо — Как долго ты был с
Туснельдой?
— Два года.
— Тогда ты еще был поражен звездами. Проведи десять лет с одной и
той же женщиной или двенадцать и заведи выводок детей, и твой взгляд
начнет блуждать. Так устроен мир.
— Возможно, — сказал Арминий, глядя на столешницу.
Малловенд налил ему еще пива. — Ужасно потерять жену вот так.
— Да. — Арминий подавил свое горе, сохраняя нейтральный тон. —
Но не я один пострадал. Невзгоды вашего народа летом были тяжелы, и ни
один человек в этой комнате не мог уйти, не потеряв дорогого им человека.
— Ты говоришь правду, — мрачно сказал Малловенд.
— Обсуждение войны с Римом – единственная причина, по которой я
здесь, — заявил Арминий, прежде чем бросить взгляд на привлекательную
вдову. «Это не значит, что я не хотел бы заняться другими делами после того, как разговор будет окончен».
— Ты мужчина по моему сердцу. Сначала поедим и выпьем, потом
поговорим. Как только мы проработаем детали, ты сможешь заняться своими
собственными делами, — подмигнул Малловенд. Они оба рассмеялись, и
взгляд Арминия снова переместился на вдову, которая бросила на него
дерзкий взгляд, который, казалось, обещал многое. — Видишь? — настаивал
Малловенд. — Сегодня тебе везет. — Ударив Арминия по спине, он пошел
опорожнить мочевой пузырь.
Хорошее настроение Арминия испарилось, когда его глаза встретились
с глазами Герульфа, чей гнусавый голос перекрывал шум. — Уже придумал, как ты собираешься командовать нами, Арминий?
— Я здесь не для этого, — вежливо сказал Арминий. — Мы здесь, чтобы спланировать нашу войну с Римом.
— Это ты так говоришь, — усмехнулся Герульф. — Но человек не
может изменить свой характер, как бы он ни старался. Я знаю тебя, Арминий.
Ты с самого начала хотел править племенами, и так будет всегда.
— Это неправда — солгал Арминий, молясь, чтобы Хорса, который
слушал их разговор, не обратил внимания.
— Разве нет? — Тон Герульфа был насмешливым.
37
— Нет, — запротестовал Арминий, ненавидя вождя узипетов за то, что
тот с такой легкостью видел его насквозь. Хотя его основной целью было
победить римлян, он также мечтал о царской власти над племенами. — Я
здесь из-за Германика. Он опасный враг с огромной армией. Если мы не
объединимся для борьбы с ним, мы все рано или поздно будем порабощены.
С сардонической понимающей улыбкой Герульф снова заговорил с
Хорсой.
Арминий изучал глубины своей чаши, его одолевали новые заботы.
Был ли его союз обречен на провал еще до того, как он был создан?
Глава IV
В лицо Туллу ударили колючие снежинки, заставляя его щуриться.
Холод был свирепым – его доспехи уже стали ледяными на ощупь, кожа на
руках и голенях онемела – но идти было недалеко, и без плаща он сражался
бы лучше.
Он внимательно считал свои шаги. Восемь, а он все еще не мог
различить вход к виноторговцу. Дюжина, и Тулл различил темные очертания
дверного проема и фигуру в нем – чутье подсказывало ему, что это часовой
воинов. Он решил, что будет только один, потому что соплеменникам нужны
все возможные преимущества, чтобы одолеть хорошо обученных
телохранителей Германика. Сжимая посох, как будто он был ковыляющим
седобородым старцем, и надеясь, что его доспехи будут скрыты затухающим