что-то подозрительное из непрозрачной бутыли. Братья уже разбрелись по своим домикам и затихли. Присаживаюсь рядом с Эрихом и некоторое время задумчиво ковыряю землю носком сапога.
— Слушай, Эрих… — начинаю неуверенно. — А что делать, если тебе… кто-то понравился?
Брат вскидывает брови и довольно улыбается. Языки костра пляшут в его раскосых глазах.
— Так вот что тебя гнетёт в последнее время? — усмехается он. — Ну, сестрица, чтобы понравится парню много ума не надо. Мойся чаще, мужчины любят, когда от женщины хорошо пахнет. И вообще опрятность не помешает. А ещё неплохо бы тебе обзавестись платьем. Чтобы сразу было видно, чем ты хороша.
— В платьях далеко не убежишь, — напоминаю я ему.
— И то верно, — соглашается он и поднимает глаза к звездному небу.
Я тяжело вздыхаю. Все эти советы мне не подходят. Впрочем, наверное, насчёт чистоты он прав. Никто не захочет знаться с тобой, если от тебя пахнет, как от бродяжки…
— Хочу помыться, — бурчу я. — Пойду к горячим источникам.
Эрих улыбается ехидно.
— Правильное решение! Хочешь составлю тебе компанию?!
— Обойдусь! — отвечаю я смущённо и скрываюсь в лесу. Хоть бы эта вода смыла все мои глупые мысли…
Глава 3
Дрозил
Утром на рынке шумно — над площадью стоит гул множества голосов покупателей и торговцев. То тут, то там раздаются звонкие выкрики зазывал, ржанье лошадей и стук копыт. Осень в этом году выдалась щедрой, и прилавки ломятся от ярких тыкв, пучков ароматных трав, мешков с зерном и наливных яблок. Ветер несёт с реки свежесть, смешанную с пряными запахами жареного мяса и сушёной рыбы. По узким проходам снуют хозяйки в тёплых шерстяных накидках, ремесленники, горожане с семьями. Солнечный свет ложится золотыми бликами на крыши лавок и шатры, подсвечивая цветные лоскуты тканей, развешанных на крючках.
Раньше я, как мой отец и старшие братья, был бригадиром на орочьих рудниках. Но несколько лет назад мы с товарищами решили уйти, чтобы заняться чем-то другим. Пусть орки нынче не используют рабов на рудниках, а занимаются исключительно наймом, условия для рабочих в шахтах всё равно остаются тяжёлыми. А я всегда был слишком мягким по характеру. Человеколюбия во мне подчас бывает больше, чем в проповедниках учения Керкуса. Потому я и выбрал сторожить городской рынок от всякого ворья и разбойников.
Я медленно иду вдоль рядов, поглядывая по сторонам. Единственное, что беспокоит меня, — это лесная братия. Эти мальчишки стабильно в неделю раз наведываются на рынок и обносят лавки с едой. Ясно, что на воровство их толкает нужда, а не жажда наживы. Я видел их в деле. Ловкие, быстрые, как лесные куницы. И чертовски голодные. Вот только торговцам нет дела до чужого пустого живота. Они просят что-то сделать с мелкими воришками. А что с ними сделаешь? Для меня все они бедолаги, а некоторые из них совсем дети. Те же, что постарше, заботятся о младших. А ещё… Я вспоминаю ту девицу. Не могу поверить, что она одна из них.
Возвращаюсь на охранный пост у восточного входа на рынок. Там меня встречают Гонзо и Крог.
— Ну что? Не видать этих оборванцев? — спрашивает первый грозно. Я мотаю головой. Гонзо хмурится недовольно и хрустит костяшками пальцев.
Он здоровенный детина, даже по орочьим меркам, с массивными клыками и суровым взглядом. Если я что и успел уяснить за годы знакомства с ним, — он не терпит беспорядка и готов любыми способами исправить то, что ему кажется неверным. А ещё у него тяжёлая рука, это знают все в округе.
— Может, попробовать устроить им засаду? — предлагает Крог с привычным хитрым выражением на лице.
— А потом вздёрнуть всех на столбе, и дело с концом! — завершает Гонзо раздражённо. Кажется, он устал от этой возни с лесной братией.
По спине у меня пробегает холодок.
— Не надо никого вешать! — бросаю я хмурясь. — Бог Керкус учит помогать тем, кто в нужде.
Гонзо недовольно хмыкает, а Крог усмехается, качая головой:
— Может, ты ещё этим оборванцам супа наваришь, раз ты такой милосердный? Торговцы злятся, требуют мер. Если мы ничего не сделаем, нас перестанут воспринимать всерьёз.
Я встаю, расправляя плечи. Стук массивного стула о каменный пол подчёркивает решительность, которой на самом деле у меня нет.
— Я разберусь с этим, — бросаю я, направляясь к выходу.
Хотя, по правде сказать, я понятия не имею, что делать. Я сейчас меж двух огней. Лесная братия мне не враги. Но и своих подчинённых я подставить не могу. Если мы проявим слабость, то торговцы наймут кого-то другого на наше место, и тогда нам не останется ничего, кроме как вернуться в шахты.
Во время очередного патрулирования я замечаю юркую фигуру, метнувшуюся между лавками. Рыжая копна волос мелькает в солнечных лучах, и я уже знаю, кто это. Это та самая девушка, которую я поймал в прошлый раз. Сегодня на ней снова мужская рубаха и портки, так что издалека и не отличишь от парня. Она ловко проскальзывает мимо прилавков и, схватив в охапку разных сладостей с самого края, не останавливаясь, скрывается в толпе.
— Ага! — рычу я и бросаюсь следом.
Прохожие спешно уступают мне дорогу. И пусть эта девчонка ловкая, но я больше и шаг у меня длиннее. Я хватаю её за шкирку. Она извивается, как пойманная рыба.
— Пусти меня, тупая туша! — шипит, дёргаясь в моих руках.
Я заглядываю ей в лицо, но она отводит глаза и краснеет. Ловким движением я набрасываю на неё верёвку и плотно привязываю руки к туловищу. Замечаю, как под рубахой проступает небольшая грудь и тяжело вздыхаю. Сомнений нет, и вправду девка. Ну и что мне с ней делать? Поразмыслив, веду её через весь рынок к нашему охранному посту.
Девушка то и дело оглядывается на меня. Я подталкиваю её в спину и замечаю, как она вздрагивает от моего прикосновения. Поводит плечами и вздыхает, как будто даже томно. Усмехаюсь сам себе. Должно быть, фантазия разыгралась. Но она снова бросает на меня заинтересованный взгляд.
— Чего уставилась? — спрашиваю я насмешливо. — Влюбилась, что ли?
Девушка краснеет ещё сильнее и опускает голову низко-низко.
— Да кому ты сдался, образина зелёная?! — произносит ворчливо. Я тихо усмехаюсь. Отчего-то она начинает казаться мне очень милой.
Наверное, всё дело в том, что она ведёт себя, как орочьи женщины, когда хотят понравиться. Впрочем, опять же это всего лишь догадка. Но ничто не мешает мне проверить её. Я наклоняюсь ближе, позволяя себе коснуться носом её непослушных рыжих волос. Как ни странно, они оказываются очень мягкими, а ещё пахнут горькой полынью. Это так будоражит…
— А ну-ка, скажи мне своё имя, красавица, — произношу ей на ухо. Она отпрыгивает в сторону и облизывает губы нервно.
— Берта, — отвечает, обернувшись, но по-прежнему не глядя на меня.
— Берта, значит, — повторяю я, натягивая верёвку. — Ну что ж, Берта, ты попалась. Теперь мне надо решить, что с тобой делать.
Она нервно сглатывает и с вызовом поднимает на меня глаза. Но чем дольше смотрит, тем больше пунцовеет, будто её бросает в жар. Занятно…
Глава 4
Я привожу её на пост охраны и, подумав немного, запираю дверь изнутри. Отчасти потому, что не знаю, чем обернётся мой эксперимент, отчасти потому, что опасаюсь, что как только Гонзо увидит эту девчонку, то непременно захочет причинить ей вред. А мне бы хотелось как-то иначе решить нашу проблему. Полюбовно, что ли, как бы странно это ни звучало.
— Эй, громила, ты что собрался делать со мной?! — угрюмо бросает Берта, глядя на меня исподлобья.
— Как знать, — отвечаю я с усмешкой и ставлю на середину комнаты один из наших самодельных стульев. — Для начала, пожалуй, обыщу тебя и посмотрю, как много добра ты наворовала.
Толкаю её на стул, и она нехотя садится. Я разматываю верёвку и фиксирую её руки за спинкой. Одновременно наблюдаю за её реакцией. Берта внимательно следит за мной. Дышит тяжело, часто.
— Ну-с, приступим, — произношу я с улыбкой и обхватываю её бока.
— Мф… — она поджимает губы, сдерживая стон.
Странная. Разве так должны воришки реагировать на обыск? Ей как будто даже приятно. Я обшариваю её и нащупываю что-то за пазухой. Чтобы достать то, чем она успела поживиться, приходится развязать пояс, которым подвязана её рубаха, а после залезть под неё руками. Вижу, как Берту пробирает дрожь. Но явно не от страха получить наказание. Она кусает губы и ёрзает на стуле, бросая на меня обжигающие взгляды. Я сам не замечаю, как завожусь от такой реакции. Понимаю, насколько это всё неправильно, но ничего не могу с собой поделать.
— Так-так, и что тут у нас? — я выгребаю у неё из-под рубахи разные сладости. — Да ты сладкоежка, верно?
— Ах, нет! Это я… не для себя, — отвечает она, ловя очередную волну дрожи.
Кое-что из украденного помято и раздавлено. Должно быть, я слишком сильно затянул верёвку. От медовой пахлавы на животе у неё остался карамельный след.
— Какая растрата, — вздыхаю я, глядя на испорченные сладости. А потом перевожу взгляд на неё.
Берта совсем обмякает на стуле. Только грудь вздымается от частого дыхания. Замечаю вдруг её выпуклые соски, проступившие через льняную ткань. Она возбудилась от моего обыска? Неужели я изначально определил её знаки верно? И, что важнее, как мне теперь быть?
Собственное возбуждение отдаётся болезненным напряжением внизу. Эх, была не была! Всё равно назад поворачивать уже поздно. Я склоняюсь и слизываю с её живота сладкий след.
— Ох, нет! Перестань… — восклицает Берта, но вопреки своим словам, только выгибается мне навстречу.
— Что? Боишься, что я у тебя ещё что-то найду? — усмехаюсь я и задираю её рубаху.
Я позволяю себе ощупать и погладить каждый уголок её бледной кожи. Увлечённый своей игрой, касаюсь поочерёдно языком коричневых сосков, а после снова возвращаюсь к животу. Рыжая дорожка волос уходит вниз, и мне хочется взглянуть, в какие же прекрасные места она приводит. Я отгибаю пояс.
— Нет, только не там! — выдыхает она со стоном.