Ещё одна вещь, что печалит меня, — то, что нам с Бертой редко удаётся побыть наедине. Пусть мы и живём теперь под одной крышей и даже делим одну постель, мне приходится сдерживаться. Берта не позволяет прикасаться к себе, когда братья дома. Даже просто приобнять, и то не даёт.
— А где все? — спрашивает она, выглядывая с кухни.
— Пошли лепить снежную крепость, — отвечаю я, кивая на дверь.
Щёки Берты вспыхивают румянцем. Она подходит ко мне неуверенно и касается моего пояса.
— Дрозил, я сегодня снова стащила у бакалейщика леденцы, — произносит она, виновато глядя на меня. — Кажется, меня нужно наказать за это…
Дрожь пробегает по спине. Ну что за лисица? А глаза-то какие — прямо само раскаяние. Вот только на губах играет озорная улыбка. Я хмурюсь и строго качаю головой.
— Ай-яй-яй, Берта! Придётся мне заняться и твоим воспитанием.
Я хватаю её и закидываю на плечо. Чувствую, как она трясётся от смеха. Пользуясь случаем, я сжимаю в ладони её попу. Маленькую и мягкую. Берта замирает. До моего уха доносится взволнованный вздох. Я приношу её в нашу комнату и бросаю на кровать. Пояса, рубахи, портки и её юбка лихо летят на пол. Я растягиваюсь на кровати и усаживаю её сверху. Берта дрожит, прижимается ко мне нагим телом. Гладит мои волосы. Она такая нежная, такая ласковая, словно вовсе никакая не лисица, а домашняя кошечка. Я глажу её по спине, бокам и ногам, вызывая всё новые волны дрожи. Поочерёдно ловлю губами груди с острыми сосками.
Берта чуть отстраняется и глядит на мой возбуждённый член. Потом касается ладонью и начинает ласкать его уже уверенно и со знанием дела. Я шумно выдыхаю. Как же это приятно! Хочется и ей сделать хорошо. Приподнимаю её бёдра и проникаю пальцами внутрь. Там уже очень влажно и скользко.
— Ах! — стон срывается с её губ. Она прикрывает глаза и начинает двигать бёдрами, насаживаясь на мои пальцы сильнее.
Её выражение лица, тяжёлое дыхание и стоны сводят меня с ума. Мне хочется большего. Хочу оказаться внутри неё. И будто зная, о чём я думаю, Берта вдруг спрашивает.
— Дрозил… ты не собираешься наказать меня ещё сильнее?
Вижу блеск её полуприкрытых глаз. И это окончательно срывает все запреты в моей голове. Я вынимаю пальцы и одним резким движением перемещаю её на себе. Ощущаю её дрожь, отчасти от возбуждения, отчасти от волнения, а потому не спешу. Пристраиваюсь и медленно вхожу в неё.
— Н-нх… — Берта зажмуривается и замирает. Я даже начинаю думать, что зря это затеял. Внутри неё всё так же узко и тесно. Но она постепенно расслабляется, позволяя мне проникнуть глубже.
— Ты такой большой, — шепчет Берта, глядя на меня из-под ресниц. А после сама начинает двигаться, раскачивая бёдрами.
Мне хочется сказать, что для меня самого загадка, как я помещаюсь внутри неё. Но меня полностью захватывают ощущения. Там так тесно, так горячо, что я еле сдерживаюсь от того, чтобы не кончить.
— Такой огромный… — повторяет она, продолжая двигать бёдрами. — Ты полностью заполняешь меня.
Я ловлю её губы и целую. Берта дрожит, цепляется руками за мои плечи
— Дрозил, не могу больше! Я сейчас…
Она не успевает договорить и кончает со стоном. Внутри неё всё пульсирует и сжимается. Это оказывается слишком хорошо. Я кончаю следом за ней, даже не успев вынуть.
— Ах, нет! — вяло протестует Берта. — Только не внутрь… От этого ведь могут быть дети.
Я на миг задумываюсь, возможно ли это. Я видел эльфов полукровок, значит, в теории всё может быть. Наши с Бертой дети… Что ж, звучит совсем неплохо. Я смотрю на её веснушчатое лицо. Берта вздрагивает и без сил падает мне на грудь.
Ещё некоторое время мы лежим так. Потом я поднимаюсь, одеваюсь и иду греть воду для купания. Зову Берту мыться, но она мотает головой.
— Я не могу, — шепчет она.
— Всё так плохо? — я заглядываю ей в глаза с тревогой. Неужели я сделал ей больно?
— Нормально, просто сил нет. Да и твоё семя всё ещё внутри меня, — она смущённо прячет лицо.
Беру её на руки и несу в купальню. Большая орочья кадка с водой для неё будто ванна.
— Ты не оставишь меня? — Берта смотрит на меня снизу вверх.
— Не-а, — качаю головой я. — Раз я лишил тебя сил, то теперь должен ухаживать за тобой.
Я присаживаюсь на корточки и запускаю руки в тёплую воду. Ладонь скользит по её телу вниз. Берта запрокидывает голову и позволяет снова сделать себе хорошо. В этот момент я думаю лишь о том, что я, должно быть, самый счастливый орк в этом мире.
Мальчишки возвращаются домой только к вечеру, все в снегу и с красными от холода щеками. Отправляю их переодеваться, а сам раскладываю по мискам картошку и соленья.
— А где Берта? — спрашивает Тимо, усаживаясь за стол. Я неловко отвожу взгляд.
— Она устала и отдыхает, — отвечаю я, придвигая ему тарелку. — Лопай давай.
Тимо поначалу надувает губы, но, завидев маленький красный помидор у себя в миске, тут же забывает обо всём и оживляется.
— Рейн, смотри, у меня тут ягодка!
— Глупый, это же томат, а не ягода! — грубо поправляет его Лутц.
— А разве томат не ягода? — удивляется Тимо. Рейн только качает головой, глядя на них.
После ужина я отправляю мальчишек в их комнату, а сам заглядываю к Берте.
— Думаю, впредь нам лучше воздержаться от подобных «наказаний» и ограничится руками, — говорю, присаживаясь на кровать.
—Да я в порядке, — отвечает она, закатывая глаза. — Просто дай мне полениться сегодня немного.
Она по-кошачьи вытягивается на кровати. Я вздыхаю смиренно, глажу её по спине, потом склоняюсь над ней и целую.
— Кстати, я хотел спросить, ты правда стащила конфеты у бакалейщика? — спрашиваю я чуть погодя.
— Нет, конечно! — смеётся она. — Я заплатила за них из тех денег, что ты дал мне на расходы.
Конец