Может, и так, но как могло одно юное создание превосходить могуществом все традиционные божества? Если предположить, что в Ночи все может быть правдой, а эту доктрину не принимала до конца ни одна религия, одна лишь вера должна была даровать богу дейншо способность противостоять демонице. Разве только если в основе всех традиционных религий не таился какой-то губительный изъян.
Самый главный вопрос следовало сформулировать так: почему всемогущий, всезнающий и вездесущий Господь не сумел справиться с доселе неведомой сущностью, обладающей даром высасывать святость из мест, открытых в честь Него?
Сочию Бернардин со Свечкой не нашли.
– Готов поспорить, улизнула повидаться с Кедлой, – проворчал Амбершель. – На сегодня у нее других дел не было.
– Но она…
– Ну же, совершенный, это ведь Сочия Рольт! Вы ее знаете лучше, чем все остальные. Разве позволит эта женщина здравому смыслу встать у себя на пути?
В комнатушку как раз вошла Гилеметта – проверить, не нужно ли им чего.
– Графиня все утро провела с Люмьером, – недовольно буркнула она. – А после обеда отправилась в зал для аудиенций, битком набитый городскими судьями. Они заявили, что им приказано явиться на общее собрание.
– Проклятье на мою голову! – Брат Свечка так редко сквернословил, что Бернардин и Гилеметта с изумлением уставились на него. – Забыл! Хотел их отругать, что понапрасну тратят время Сочии на мелкие дела. Всё вы виноваты, Бернардин. Если бы не утащили меня с собой…
– Я виноват? Вы бы сказали, что у вас встреча.
– Вы так настаивали, будто Сочия велела немедленно этим делом заняться.
– Можно было и подождать. Потрясти этих паршивых судей за яйца важнее, чем бегать без толку по городу, как мы сегодня.
– А ведь вас двоих графиня считает главной опорой Антье, – рассердилась Гилеметта. – Надо вам чего-нибудь? Я уже ухожу.
– Скажи нам, где графиня, – попросил Бернардин. – Мы бы ей рассказали, что удалось выяснить. И совершенный бы извинился.
Брат Свечка закатил глаза.
– Сами с ужином разберетесь, – прорычала Гилеметта и отправилась восвояси, но на пороге задержалась. – Она уже наверняка ужинает с моей кузиной в Арнгенде.
И ушла.
– Бернардин, – через минуту сказал Свечка, – я слишком стар. Уже много лет назад мне следовало отправиться к свету. С каждым днем я все сильнее чувствую, что мир вокруг стал чужим.
– Многие знания – многие печали. Все, кто нам сегодня повстречался, тоже бы чувствовали себя потерянными, знай они то, что знаете вы.
Бернардин превратно его понял. Намеренно ли? Может, и нет. Амбершель проще смотрел на мир.
– Несомненно. Несомненно.
– Я вот думаю, мы что-то упускаем из виду. Может, человек со стороны бы и заметил, а вот мы с вами не видим, потому что нам вера наша мешает.
– Бернардин…
Амбершель уже в который раз удивил и озадачил старика, продемонстрировав глубину, которой от него никто не ждал.
Демона только помяни – в комнатушку вошла Сочия. Вид у нее был усталый. Тут же снова появилась Гилеметта.
– А мы-то решили, что ты уже уходишь, – проворчал Амбершель.
– Соврала. Нужно было от вас сбежать.
– Я повидалась с Кедлой, – призналась Сочия.
Брат Свечка хмыкнул. Он хотел было напомнить ей о материнских обязанностях, но тут вспомнил слова Гилеметты о том, как Сочия провела утро с сыном. Да и отчитывать ее – только время зря терять.
– И как? Не повесили ее еще? – поинтересовался Амбершель.
– Нет. Но я за нее волнуюсь.
– Неужели? И почему же? – ехидно спросил Амбершель.
– Потому что она все больше отбивается от рук, – ответила Сочия без тени ехидства. – Убивает направо и налево. Кого убивать – ей неважно. Если это не наши преданные друзья, если не желают истреблять всех, кто думает не так, как мы… Сейчас Кедла в Арнгенде и действует гораздо более жестоко, чем когда-либо действовали сами арнгендцы. Вчера напала на поместье, принадлежащее кузену Анны Менандской, и убила там всех, не исключая мышей и воробьев. Сожгла все, что смогла. Отравила колодцы. Ее люди никогда не перечат. Верят, что Господь ее послал покарать Арнгенд. Боготворят ее.
– А ты ревнуешь? – спросил совершенный.
– Больше нет. Теперь мне страшно – я боюсь, она поверит в то, что говорят ее люди. Решит, что с ней и правда Господь и что можно одолеть Арнгенд всего с несколькими сотнями солдат.
Бернардин пробормотал себе под нос, что, мол, с каждым днем все больше народу отправляется за Кедлой, но так, чтобы Сочия не слышала.
– Ты слишком волнуешься, – успокоил графиню Свечка. – Кедла упряма и своевольна, но чувство меры у нее есть. Она лишь задирает их. В настоящий бой не сунется.
– Вы так говорите, словно ее поддерживаете.
– Пытаюсь объяснить тебе ход ее мыслей.
Бернардин перевел разговор на их поход по храмам Антье.
Несколько недель Антье наслаждался безмятежным спокойствием. Казалось, все в городе довольны. Даже епископ ля Вель жаловался не так часто.
Магистраты, мировые судьи и уцелевшие приходские священники начали заниматься мелкими распрями, которые им и следовало разрешать с самого восшествия Сочии на графский престол. Она не опротестовывала их решения, даже если не соглашалась с их суждениями.
А потом до Антье дошли вести о невероятных событиях в Ветеркусе.
21Альтен-Вайнберг, зима
В день, когда Войско Праведных достигло Альтен-Вайнберга, в небе кружились редкие снежинки, возвещая окончание войны. Праведных повсюду тепло приветствовали. Простой люд отчего-то чувствовал свою причастность к их победам.
Знать же вела себя более сдержанно. Низкородный наемник, пусть и обласканный сестрами Идж, незаконно присваивал себе их привилегии.
Хект изо всех сил пытался очаровать всех, кого встречал по пути. Добытый Анселин Менандский помогал, но не сильно.
Все новые церкви лишались святости, но при этом желание отправиться в священный поход только возрастало. Чалдарянский мир охватило безумие. Хект волновался, что соберется такая толпа, которой не под силу будет управлять.
Еще он волновался из-за Лучезарных, хотя они и не нарушали условий договора и помнили о маскировке. Однако чем податливее становились боги, тем сильнее беспокоился Хект. Его личность, самую основу которой выковали в школе неутомимых отроков, отказывалась верить в то, что из сговора с демонами может выйти что-то хорошее.
А пока он волновался из-за Лучезарных, его подчиненные еще сильнее волновались из-за него самого.
По сравнению с событиями в Ховаколе его возвращение с того света представлялось уже не столь странным. После «воскрешения» Предводитель действительно вел себя странновато, но продлилось это недолго. В Броте он уже казался вполне нормальным. Когда его нашли в беспамятстве на дороге возле перевала Ремейн, все, конечно, встревожились, но…
Теперь лорд Арнмагил вел себя совсем уж дико: призывал на поле боя демонов, играючи расправился с прославленным рыцарем-забиякой да вдобавок изгнал из этого самого забияки нечто. Никому ничего толком не объяснил.
Самого лорда Арнмагила все это тревожило не меньше остальных.
Хект всегда действовал с умом, теперь же он стал демонстрировать и вовсе безупречную тактику. Он всегда заранее знал, что предпримет противник. Казалось, Предводитель не может ошибаться и точно так же не может уразуметь, почему эти невероятные умения всех вокруг так пугают.
Пайпер обладал всеми свойствами, которыми в идеале должен обладать Предводитель Войска Праведных накануне исторических событий – похода, призванного очистить Святые Земли от неверных, еретиков и прочей скверны, мозолящей Господу глаза.
С другой стороны… Пайпер Хект боялся. Не мог отделаться от опасения, что он уже не тот, кем был раньше. Поход на Ховакол его изменил. В который уже раз.
Элс Тейдж стал Пайпером Хектом, и Пайпер Хект так удачно вписался в образ, что Элс Тейдж превратился лишь в смутное воспоминание. Пайпер Хект же сделался настолько настоящим, что помнил даже выдуманные события своего дуарненского прошлого, словно они действительно происходили в его жизни. А вот школу неутомимых отроков вспомнить удавалось только усилием воли.
Если же все-таки получалось извлечь на свет божий те далекие времена, его настигало осознание того, что до Элса Тейджа был и другой человек – мальчик Гисорс, сын рыцаря из Братства Войны. У Гисорса были родные. Пайпер Хект разыскал их и теперь страстно желал, чтобы один из них, старик, называемый Девятым Неизвестным, явился и помог разобраться в этом буране из чувств и эмоций.
Куда запропал волшебник? Если уж на то пошло, куда запропала Герис? Где пропадали Лила и Вэли? Из родных рядом оставался лишь Пелла, который ходил повсюду, разинув рот от изумления и испуга.
Мальчишка не мог прийти в себя с самой битвы с королем Стейном.
Хект жалел, что не может вызвать Гаурли и узнать, что происходит. От этой мысли он даже немного повеселел.
– Какие бы дары я ни получал в свое распоряжение, мне вечно нужно больше.
Потом Хект внезапно подумал, что нужно лишь руки поднять и Похитительницы тут же явятся. А Спренгуль и Фастфаль ничего каверзного не замышляют, потому что умела это лишь Арленсуль.
Хект и еще несколько человек отъехали от войска: их вызвала императрица. Анселину Менандскому она тоже приказала явиться, и Хект почувствовал укол ревности.
А вдруг Элспет влюбится в Анселина точно так же, как Катрин влюбилась в Джейма Касторигского? Юный красавчик Анселин держался уверенно и располагал к себе. Сумей он избежать интриг, которые плела его мать, из Анселина вышел бы хороший король.
– Пелла, едем со мной.
– Что, отец?
– Тебе может больше не представиться возможности заглянуть во дворец.
Толком пройтись по дворцу им и не дали. Элспет встретила их в зале, где обычно собиралась дворцовая стража. По всем углам толпились браунскнехты. Освещен зал был скудно, за исключением места, где сидела императрица. Элспет вошла во вкус и пристрастилась к драматическим эффектам. При виде Хекта ее обуяла такая радость, что это заметили даже самые тугодумные свидетели.