Мучаясь от сильнейшей боли, она бежала и лишь вдали от фальконетов снова обрела способность думать.
Эти люди точно не могли быть союзниками Анны. Наверняка они из Войска Праведных. Никто, кроме них, не сумел бы с таким самообладанием дать отпор Правосудным.
Надежда, которую все еще терзала боль, отыскала Вдову. Кедлу снедал гнев, ведь из-за раненой левой ноги она могла лишь наблюдать за сражением.
– В чем дело, Надежда? Ты ужасно выглядишь.
– Ошибку страшную свершила я. Те люди явились не на помощь Анне – это принц Анселин и отряд телохранителей из Войска Праведных. Быть может, я завязала войну с теми, кто нам не враги.
– Не враги? – переспросила Кедла, которой из-за боли было трудно вникнуть в суть дела.
– Раньше не были врагами, но и союзниками нашими не стали бы они. Теперь же я не знаю, как все повернется. Может статься, и очень скверно.
Кедла затолкала свою боль поглубже (она уже делала это раньше с помощью Надежды). Боль, конечно, вернется, но, может, у нее и хватит времени во все вникнуть и во всем разобраться.
– Ступай туда, прекрати сражение, найди их предводителя, объясни ему наше положение. Может, они сами явились по душу Анны.
– Поняла, – отозвалось Орудие.
– Не дай им опять себя ранить.
– В уверенности пребывай. Мне дозволено заключить мир?
Кедла кивнула:
– Ступай. Если понадобится, веди себя трусливо. Пообещай им все, что угодно, лишь бы не ввязывались в бой.
Госпоже Надежде все это пришлось не особенно по душе, но она сказала:
– Сделаю что должно. Тебя предупредить должна я: ничем нельзя их оскорблять. Войско Праведных защищают мои тетки.
Боль помогла Кедла сдержать волнение.
– Предводитель Войска Праведных был раньше главнокомандующим и разорял Коннек.
– А еще был возле Антье, когда город тогда взяли, смотрел. Но теперь он уже не тот, что прежде. Внемли предупреждению: даже один злобный взгляд в его сторону навлечет на тебя гнев тетушек. Будь довольна тем, что есть.
Кедла услышала в голосе Орудия страх.
– Надежда?
– Кедла, они здесь. Быть может, и другие наблюдают. Отродье почти наверняка явился. Следующие несколько часов весьма осторожными нам с тобою следует быть. Выкури врагов из логова, а я задобрю Войско Праведных.
Кедла решила, что из-за своей одержимости ввязалась в нечто гораздо более серьезное, чем персональная война с Арнгендом. Сегодняшний день обещал стать чем-то бо́льшим – не просто очередной черной жемчужиной в ее ожерелье, украшавшем стремление к саморазрушению.
С самого отъезда из Антье Кедла думала лишь о том, как дать волю гневу – почти не вспоминала о детях, родителях, о назойливом старике-совершенном, который жужжал у нее под ухом с самого ее детства. Теперь же ее захватили воспоминания: вот ей, тринадцатилетней девчонке, дали слово на собрании мейсалян; вот она выходит замуж; вот появился на свет Раульт – роды длились ужасно долго, было очень больно, но какое счастье охватило ее, когда она почувствовала ребенка у груди; вот она стреляет из баллисты и убивает короля Арнгенда; вот она на время забывает о мрачной злобе, сотворившей из нее Вдову, и втайне от всех бросается в объятия демонической спутницы…
Если Конгрегации по искоренению богохульства и ереси удастся когда-нибудь изловить Кедлу, уж ее-то грехи им точно не придется преувеличивать.
Из мрачных раздумий Вдову вывел посланник:
– Госпожа, менандская шлюха желает вести переговоры.
– Опять?
Вокруг воцарилась тишина: не гремели фальконеты, не трубили трубы, не кричали в предсмертной агонии умирающие люди и звери.
Удивительно.
Сколько это еще продлится?
– Покажите мне дорогу.
Хотя смысла особого в переговорах не было. Эта женщина никогда не осознает, в каком положении оказалась.
Уверенности госпоже Надежде было не занимать. Она ведь была Орудием. Но сейчас ее загнали в угол: за ней наблюдали старейшие девы Лучезарные, тут уж не позабавишься. Да и Кедлу она не хотела втягивать в неприятности. Надежде нужны были разгневанные коннекские воины Кедлы.
Она так и не смогла до конца поверить в изменения, случившиеся с миром. Теперь имело значение не то, чего желают Лучезарные, а только то, во что верят смертные из срединного мира.
Правосудные и Войско Праведных прекратили сражаться. Ошеломленные и израненные Правосудные отступили и заняли оборонительную позицию. Войско Праведных не атаковало, но держалось поблизости, пытаясь лучше понять ситуацию.
Прекрасно. Ими не владел гнев.
Госпожа Надежда превратилась в юную Старицу – чуть пригасила ее чувственность и стала просто красивой девушкой, которая угодила в беду, но держится молодцом. В таком обличье она и направилась к Праведным. Те выстроились странным манером – такое Орудию видеть еще не доводилось. Опасность ей сейчас грозила такая же ужасная, как и тогда, в первые несколько минут после освобождения в Небесной Крепости. Старица была в шаге от смерти.
Она изо всех сил старалась казаться безобидной.
Ее все еще терзала боль, но богиня не позволяла себе об этом задумываться.
Навстречу осторожно выступил один из солдат. За его спиной виднелись легкие длинноствольные фальконеты, направленные чуть в сторону.
Эти люди знали, кто она. И хорошо подготовились.
Солдаты закричали кому-то: мол, возвращайся назад, в строй. Вперед ринулся мальчишка. Старица потянулась туда, подслушивая разговор.
– Она меня знает, – сказал мальчишка вышедшему к Старице воину. – Мы можем поговорить.
– Ну да. Ты же сын Предводителя, так что я даже спрашивать не буду, как ты собираешься с ней говорить.
Старица действительно помнила мальчишку еще по Небесной Крепости. Она подыграет ему, но очень аккуратно.
И воин, и мальчик приблизились, но так, чтобы фальконеты по-прежнему представляли для богини серьезную угрозу. Старица сосредоточилась на том, что происходило позади.
Попытка Анны Менандской устроить переговоры ни к чему не привела. Вдова соглашалась лишь на безоговорочную капитуляцию.
– Привет, Старица, – сказал мальчишка. – Что-то ты сегодня бледная. Почему ты на нас напала?
Воин, похоже, решил уступить слово ребенку. Ах да, его звали Хаган Брокк – не самый знаменитый капитан Пайпера Хекта.
– Пелла, я совершила ужасную ошибку. И искренне прошу прощения. Безмятежный, Анри д’Марискот, Анна Менандская и их дражайшие прихвостни оказались в ловушке вон в той сторожевой башне. Когда увидела я приближающихся солдат, то решила, что это подмога спешит им на помощь. Нужно было сначала все проверить. Надеюсь, потерь у вас немного.
– Потери лишь на вашей стороне, – заявил Брокк.
– Значит, мы поплатились за собственную глупость. Забудем об этом?
– Забудем, – согласился Брокк, – но нужно сначала понять, чего каждый из нас хочет добиться.
– И чего же добиться желаете вы?
– Мы хотим в целости и сохранности доставить нового короля Арнгенда домой. Сегодня надеялись разобраться с его матерью.
– Мы схватим Анну Менандскую и Безмятежного, – сказала Старица. – И положим конец их бесчисленным злодеяниям в Коннеке.
– Что вы будете делать, когда их схватите? – спросил Пелла.
– Это решать Вдове и графине Антье. Вряд ли они преисполнятся стремлением к милосердию.
Значит, Безмятежного и Анну ждет казнь. Возможно, до этого их посадят в клетку и повезут по городам и весям Коннека, чтобы уцелевшие после их злодейств бедолаги проклинали их, швырялись грязью и кричали, как не терпится им увидеть мерзавцев на костре.
– Быть может, Анселин и не согласится… – начал было Брокк, но замолк.
– Анселин теперь имеет право голоса – как так?
– Он не испытывает никаких чувств к Коннеку – только к своей матери. Она все-таки ему мать. Быть может, он не станет мириться с тем, как обращаются с ней чужеземцы.
– Я посоветуюсь со Вдовой, но угроза вражды с Анселином вряд ли изменит ее намерения. Она верит лишь в собственную жестокость.
– А что с низложенным патриархом?
– Кому до него есть дело? Думаю, никому. Как пожелаете поступайте вы.
– Мне есть дело, – вмешался Пелла. – И Арманду есть дело. Я желаю, чтобы Донето искупался в грязи. Желаю отделать его хорошенько, раз уж он угодил к нам в плен.
Старица склонила голову. Мальчишка был сильно уязвлен.
– Повидаюсь со Вдовой. Вы же со своим принцем держите совет. Но мало вижу я надежды, что здравый смысл восторжествует.
– Пока тебя не было, из башни вышли двенадцать воинов, – очнувшись от задумчивости, рассказала Кедла Надежде. – Мы разоружили их и отпустили на все четыре стороны. Десять человек все еще в башне, есть раненые, еды и питья у них нет. Анна рассчитывает на подмогу. А у тебя что?
– Все осложнилось.
И Надежда пересказала ей разговор.
– А мы не можем расправиться и с Анселином? – спросила Кедла.
– Праведные не позволят. Да и моя родня воспротивится. Им нет дела до Коннека.
– А я-то так надеялась протащить Анну по всему Коннеку, а потом оставить в клетке под стенами Метрелье, пока дождь и ветер ее не прикончат.
– Быть может, пришла пора распрощаться с этой мечтой.
– Только если совсем выхода не останется. Вернись туда и убеди их. Если не выйдет – тяни время. Как только Анна и Безмятежный будут у нас в руках, позиция наша укрепится.
– Пока не стану торопиться я. Как твоя нога?
– Болит ужасно. А ты как думаешь?
– Прими лекарство. Надобно тебе чуть злобу поунять.
Кедла что-то проворчала.
– Исцелишься ты, коль осмотрительно себя поведешь и не станешь ногу раненую терзать. Ты осмотрительна?
– Стараюсь. Всему есть свои пределы.
Девушка не лукавила. Пусть Кедла Ришо и была свирепой упрямицей, но к мудрым советам прислушивалась, в отличие от своей подруги Сочии.
В этом смысле даже ей, Кедле, не хватало графа Реймона, ведь лишь ему под силу было сдерживать Сочию.
– Она и впрямь ведет себя разумно? – спросила госпожа Надежда, повернувшись к стоявшему поблиз