Шлагбаум, к слову, был новый, поблескивающий росой по свежей краске, как и сам домик пограничников, с широкими стеклянными окнами и вывеской "Police de l'air et des frontières" над входом. Метрах в двухстах за ним и чуть выше по склону виднелся и старый пост. А точнее — полноценный бетонный дот, недобро щурившийся на дорогу темными полосками амбразур. Оборону от пехоты в таком держать удобно, а вот жить в мирное время — не очень. Но все равно… расслабились они тут…
Князь, наверное, думал примерно так же. С другой стороны — он с самого подъема был не в духе, то и дело находя повод к чем-нибудь да прицепиться.
— Ты зачем этот раритет взял? Ничего поновее не нашлось?
Я даже не сразу понял, о чем он говорит. Все же вождение по земле требует изрядного внимания, даже на хорошем современном автомобиле. Казалось бы — всего две педали, да и приборная панель на фоне самолетной даже смеха не заслуживает. Но самолет, по большому счету, надо просто поднять в воздух и направить вправильную сторону — остальное сделает "жужжалка Сперри". На земле такой номер даже в идеальную погоду и на хорошей дороге не пройдет…
Итак, что же я такого "взял"? Японский чемодан? Так он почти новый, лакировка в порядке, не "побит жизнью", а так, "слегка потрепан". Летные перчатки? Ах, ну да…
— Ты про "штайр"?
— Ну да.
Вообще-то пистолет вполне "сыграл" на образ — узрев среди бумаг в перчаточном ящичке угловатую железяку непривычного вида, жандарм повертел его в руках и понимающе кивнул на мое: "австрийский, память о войне". Если подумать, даже и не соврал — пистолет действительно австрийский, а что конкретно этот я не в Галлиполи затрофеил, а раздобыл значительно позже — это уже несущественные детали.
— Хороший пистолет. Мне нравится.
— С обоймой-то?
— С обоймой.
Похоже, Князь решил, что я его разыгрываю — и отвернувшись, принялся разглядывать пролетающий мимо пейзаж. Хотя и тут я был честен. "Штайр-хан", на мой вкус, один из самых лучших армейских пистолетов — надежный, мощный. И точный — запирание поворотом ствола в этом смысле все же работает лучше браунинговской схемы с понижением. Отдача, правда, получается чуть более резкая, но это уже вопрос привычки.
А что до обойм… я после одного случая очень не люблю нехватку патронов вообще и готовых к бою патронов — в частности. Например, "наган" в общем, не самый плохой револьвер, но пока его перезарядишь, тебя могут успеть убить. А когда тебя убивают парой выстрелов в упор, а потом еще и штыком докалывают, это очень неприятно. На всю следующую жизнь запоминается. Но человек, у которого во всех карманах по 2–3 магазина, может вызвать нездоровый интерес всяких там не в меру бдительных граждан, полиции… опять же, тяжелые они, место много занимают… гремят. А четыре пачки патронов к "штайру", где патроны уже в "готовом к употреблению" виде, то есть в обоймах — это просто картонные пачки. Опять же, к обычному пистолету магазин потерял и все, а "штайр" можно хоть по одному патрону дозаряжать.
Вслух я этого говорить, понятное дело, не стал. Раз уж человек не в настроении — пусть уж лучше молчит, чем цепляется ко всему подряд. Я такое готов терпеть от жены и то, не чаще одного раза в месяц, когда причина уважительная. А так — от дороги не отвлекает и хорошо. Через какой-нибудь час уже можно будет остановиться перекусить, заодно и смениться за рулем. А может и через два — день выдался облачным, солнце в глаза не светит… да и вообще все вокруг какое-то серое.
Я не уловил, когда мир за лобовым стеклом начал терять краски. Должно быть, это случилось не сразу, а постепенно, по мере того, как мы все дальше углублялись… куда? Дорога тут одна, мелкие съезды не в счет, да и указатели попадаются регулярно. Откуда же взялось это желание выкрутить руль и гнать, гнать подальше и как можно быстрее…
— Включи… радио…
Это был не голос, а так — хрип, раненые при смерти иной раз лучше говорят. Оглянувшись, я увидел, что и выглядит Их Сиятельство не сильно лучше умирающего — серый, рот распахнут, как у рыбы на прилавке, пытается ослабить узел галстука, но из-за трясущихся рук не получается…
— Кнзяь?! Сашка, да что с тобой?!
— Х-х-хр-р-ено…
Барабанный тормоз "рено" не подвел — когда я с перепугу вжал педаль до пола, машина остановилась почти сразу. Кажется, в какой-то миг даже слегка подпрыгнув кормой — но до кувырка через капот все же не дошло. Повезло… а еще повезло, что в багажнике нашлась бутылка сельтерской воды — когда я наполовину опустошил её на голову Князя, его "глаза бешеной селедки" приобрели более осмысленное выражение. Да и придушенный хрип сменился на понятные, хоть и непечатные выражения.
— Прости… накатило…
— А я уж подумал, укачало.
— Н-нет. Просто смотрел… а потом понял… это же Верден. А мы тогда у Нарочи, — Князь мотнул головой, — пошли наступать, чтобы "подсобить союзникам". Март… днем то снег, то дождь… ночью морозы. Знаешь, я тогда больше всего боялся, что не убьют, а ранят и вытащить не смогут. Сразу — оно не так страшно, а вот лежать и чувствовать, как в ледышку превращаешься. Ну, ты понимаешь.
— Понимаю…
Только теперь я осознал, куда мы заехали. Вот что значит "мыслить по-лётному", прокладывая самый прямой из возможных маршрутов. Да, мы здесь пролетали, не один раз, но с высоты все выглядит игрушечным и совсем не страшным. А на земле…
Из всех полей битв Первой мировой Верден произвёл на меня самое тягостное впечатление.
На Ипр, Сомму, Аррас, Галлиполи жизнь вернулась. Города и деревни выросли вновь, в полях зреют урожаи, а из-за заборов смотрят коровы и лают собаки. Да, кое-где следы войны еще видны, а чтобы собрать «железный урожай» надо просто наклонится в поле, но жизнь победила. Но не здесь, не в Вердене. В снесенные артобстрелами до фундамента деревушки не вернулся никто, нет смысла бросать зерно в отравленную взрывчаткой и газами почву. Здесь деревни так и остались призраками. Зато есть мрачные леса, высаженные поверх изуродованной земли. Все это сделало грань с адом исчезающие тонкой. В метре от дороги траншеи в которых можно укрываться и сейчас, петляющие среди воронок. Руины расстрелянных фортов, обрушившихся землянок и артиллерийских позиций. Проволока по земле и весь спектр жутких находок.
Здесь законсервировали смерть. Здесь ты чувствуешь как она насыщает воздух.
«Гора мертвых» останется таковой на веки.
Глава 4
Мир все же временами устроен очень забавно. Наш Князь встречается со своими парижскими приятелями где-то в кабаке на Монмартре, вино и все такое. А я в это время сижу в Одессе и доедаю второй за утро блин.
Точнее, конечно, на Одессе — сейчас это все же улица района Монпарнас, а не город. И одноименный отель находится чуть дальше, в сторону кладбища. Говорят, как раз в нем до войны останавливался и нынешний вождь мирового пролетариата. Если это так — наверняка он и в этой бретонской креперии бывал. Why not? Вкусно, сытно, сравнительно дешево, а у эмигрантов с деньгами обычно не очень.
Интересно, подумал я, не потому ли Буше назначил встречу именно здесь? Жирный такой, как местные блины, намёк, что наш дорогой во многих смыслах друг в курсе моего прошлого? Шуточка вполне в его стиле. Как и опоздание на четыре минуты. Нехитрый такой приёмчик — человек уже начинает нервничать, но и спорить меньше, чем из-за пяти минут как-то не оче…
— О, а вот и вы!
А еще Жорж Буше умеет изображать при встрече почти неподдельную радость. Будто я и впрямь его дальний родственник, с которым не виделись почти год. Улыбка держалась на нем, как приклеенная, пока он диктовал заказ гарсону, и пропала, едва только мы остались одни.
— Был уверен, что найду вас в одном из темных углов, Мартин. Правом или левом — но вы верны себе.
Обычно я слева от входа сажусь, так удобнее. Все-таки большинство людей правши, а значит и заходя в помещение, сначала смотрят направо. А эти "лишние" полсекунды иногда решают, кому жить, а кому — нет.
— Серьезно, друг мой, вы закостенели в своих привычках. Что вам стоило занять столик на улице? Отличный день, хорошая погода, прекрасные девушки спешат мимо по делам, играет музыка. Кстати, вы еще не смотрели "Под крышами Парижа"? Настоятельно рекомендую, эту песню там исполняет Альбер Прежан и он великолепен.
— Девушек я вижу через окно. А в остальном — привык иметь за спиной надежную стену и хороший… обзор.
— Хотели сказать: «сектор обстрела»? — Буше выразительно глянул на мое плечо. Ну да, «штайр» машинка габаритная, понимающий человек и в плечевой кобуре фиксирует.
— И это тоже. Зато вы, — я решил вернуть подачу на его половину — смотрю, решили обновить стиль на более легкомысленный. Светлый костюм, канотье, бутоньерка… даже одеколон сменили?
Надо сказать, образ гоняющегося за уходящей молодостью пижона удался Буше совсем не плохо. Взгляд сквозь очки только портил — внимательный, цепкий, оценивающий. У публики, под которую он маскируется, взгляд обычно скользит, как корова на льду — и при желании задержаться на чем-то не может. И да, эти очочки в тонкой золотой оправе, скорее всего, тоже лишь деталь образа — стекла в них обычные, без увеличения.
— Мартин, мы же в Париже, о-ла-ла. Мужчине моего возраста и положения неприлично…
— Обходиться без молодой любовницы?
— Обходиться всего лишь одной любовницей.
— Только не в вашем случае, мсье Буше, — возразил я. — Вы женаты на своей работе.
Формально Буше числится клерком средней упитанности в парижском полицейском комиссариате. Фактически же… судя по уровню его информированности и проворачиваемых дел, это или Второе Бюро, а скорее — Сюрте Женераль.
— Туше… — мой собеседник вскинул вверх ладони. Поперек правой шла широкая темная полоса чего-то въевшегося в кожу… интересно, от чего? Я такой след заработал, когда экспериментировал с каучуковыми накладками на рукоятку. — Лезть в бумажник за семейными фотографиям не буду. Хотя все знакомые уверяют, что старший — весь в меня, а вот дочка пошла в мать…