Михалыч выжидательно уставился на Алекса, и тот, встретившись с его глазами, молча отвел взгляд, вызвав у Турка короткую кривую усмешку.
— Хорошо. Выходит, никто не возражает. В деле мы его уже увидели, знает с какой стороны оружие брать, и не трус. С этого момента до вердикта Мягкова — Швед временно числится в нашей группе и все, что было с ним до этого, никого не должно волновать. Кстати, Швед, тебя это тоже касается, — указательный палец Головина уперся в грудь оружейника.
Затем он обвел взглядом всех присутствующих, и коротко рявкнул:
— Что встали?! Форсируем на тот берег!
Все дружно ломанулись к лодке. Оружие у Шведа не забрали, но пока они грузились, Турок стоял на берегу и внимательно за ним следил. Когда же Головин полез в лодку сам, то в бок оружейника невзначай уперся дульный срез автомата Кубы.
Переправившись через реку, группа спрятала лодку в небольшом затоне, и начала подъем вверх. Противоположный берег представлял собой крутой склон с кучей поваленных деревьев, поросший колючим кустарником. По всей ширине косогора вниз сбегали многочисленные ручейки.
— Как пойдем? — спросил Куба командира, после недолгого, но выматывающего подъема.
Тот думал недолго, и махнув рукой в нужном направлении, сказал:
— Давай по короткой.
Лес на этом берегу разительно изменился. Невысокие деревья с кривыми узловатыми корнями выглядели почти карикатурно. Под ногами негромко хлюпала сырая вязкая гниль. Влажный, пропитанный испарениями воздух с трудом поглощался легкими, и вырывался обратно со свистящим хрипом. Впрочем, путь через этот полулес-полуболото был недолог. Уже через полчаса группа вышла на водораздел двух балок. Где-то вдалеке послышался лай собак и шум проезжающей машины.
Добравшись до блокпоста, преграждавшего въезд в поселок, его группа заметно расслабилась. Своя земля и свои люди.
— Привет, Турок. Кого это вы с собой тащите? — из будки к ним вышел слегка седоватый человек.
— Здорово, Савельич. Меньше знаешь — крепче спишь, — хмуро ответил Михалыч.
— С Плачущего берега небось топаете. Обсушитесь или сразу в город? — поинтересовался любопытный охранник.
По всей видимости на блокпосте он был за главного, остальные четыре бойца имели совсем не солидный возраст — старшему из них на вид было всего лет двадцать.
— Нет, Савельич. Заводи дежурную колымагу, торопимся мы.
— Ну, как скажешь. А то моя такой борщец наварила, что просто — ух. Тормознулись бы на часок, погрелись, откушали бы под рюмочку. Мои архаровцы где-то троровский самогон достали, настоящий. Моя бы и мне разрешила по такому случаю выпить…
Но увидев, что Михалыч в ответ развел руками, старик позвал своего бойца:
— Слышал, Петро? Давай, раскочегаривай маньку, торопятся люди, негоже задерживать. Отвезешь их в город, а сам мухой обратно. Узнаю, что куда-то заезжал — огорчу до невозможности.
До самого отъезда группы с обветренного лица Савельича не сходило выражение глубочайшего сожаления.
Примерно через полчаса езды по вполне ровной бетонке, Михалыч и Швед уже входили в штаб волкодавов. Турок сразу потащил оружейника к себе в кабинет, сказав дежурному несколько коротких фраз. Через несколько минут в маленьком кабинете стало тесновато. Помимо самого Турка, и представленного им начальника разведки Дома, туда заявился какой-то мужик с очень характерным настырным колючим взглядом. Швед немного напрягся, ничего хорошего от таких людей в принципе ждать нельзя. А уж если они представляют контрразведку — то и подавно.
— Итак, Швед, покажи на карте откуда ты пришел, — Турок развернул перед оружейником подробную карту.
— Вот отсюда, — Швед, не колеблясь ткнул пальцем в холм, с которого он и спустился в лес.
— А туда как попал? Дорог там нет, — тут же поинтересовался местный особист.
— Как-как… Каком. С дирижабля, естественно.
Присутствующие переглянулись, и снова уставились на Шведа.
— Легко можете проверить. Явно не секретная информация, что по прибытии рейса Лутон — Бористоль недосчитались одного человека из экипажа и парашюта, — криво улыбнулся оружейник.
Особист что-то начеркал в своем блокноте.
— А зачем таким способом добирался? Мог бы спокойно по дороге приехать в Альмет.
— А вот это уже не ваше дело, — ощерился в ответ оружейник и обратился к Михалычу, — Это что за цирк? Я тебе уже сказал к кому шел. И разговаривать буду только с ним.
Но тот не обратил никакого внимания на Шведа. Все трое волкодавов смотрели в сторону двери. Резко развернувшись всем корпусом, оружейник мгновение постоял, рассматривая человека, стоящего в проеме, и произнес:
— Ну, привет, что ли… Миша.
— Привет, Швед. Я уже и не думал, что когда-нибудь тебя увижу. Прошу всех ко мне в кабинет, все вопросы к моему гостю потом. И не надо мне подмигивать и рожу кривить, Куликов, ты же знаешь, что я в нем уверен, как в себе самом. Так что, придержи коней, контрразведка.
***
— Ну что, Ульф, нагулялся за эти годы?
— Да, Миша. И мое мнение о вашем мире только окрепло. У вас какой-то ненормальный мир. Психически нездоровый.
Мягков и Швед наконец-то остались одни, и теперь сидели напротив друг друга в потертых кожаных креслах, неторопливо потягивая коньяк. Комната главы Дома не отличалась особой изысканностью, и скорее походила на кабинет, в который по недоразумению поставили кровать.
— Ты так и не смог поднять свой Дом…
— Тому есть причина. У нас нет контроля над разломом, как у других кланов. Все разломы уже поделены, а отправлять своих людей на смерть, отбивая источники денег у других, я не желаю. У меня слишком мало людей.
— Я всегда говорил, что ты слаб духом, Михаил. Ты смирился со своей участью быть изгоем.
— И это говоришь мне ты? Ваш мир разрушил мой, перевернул все с ног на голову…
— Не мой мир! — перебил Мягкова Швед. — Наш мир в свое время тоже попал под волну сначеров, но мы выстояли. Это ваш мир прогнулся под новые условия, вы слишком индивидуальны, и это вас губит.
— Да это ваш муравейник полное дерьмо! Единый разум для всех разумных существ! Вы не задумываясь выполняете то, что решил за вас Верховный.
— Мы опять вернулись к старому спору. Семь лет назад все эти слова уже звучали, Миша. Вот только все эти годы я пытался постичь ваш мир, а вы мой — нет. Печально, что вы даже не стремились к этому.
— А где я должен был изучать ваш мир? Все разломы заняты. Но даже имея доступ к нему, никто так и не смог проникнуть дальше первых линий, — горько усмехнулся Мягков, и покачав бокал в руке, залпом допил коньяк.
— Ты не особо удивился, увидев меня сегодня, — сказал Швед, точно так же допив свой, и широко улыбнулся, — Как будто ждал… А у меня к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться. Я так думаю.
Оружейник вытянул правую руку вперед, и создал на ладони шаровую молнию. Та, весело потрескивая, начала медленно увеличиваться в размерах. Не в силах оторваться от такого зрелища, Мягков привстал, и сделал шаг к Шведу. Все еще не веря своим глазам, он протянул к джету руку и…
— Ну вот куда ты, как дите малое культяпки свои тянешь? — мгновенно уничтожив молнию, спросил гость главу Дома.
— Так значит все, о чем ты мне тогда рассказывал, правда? — тихо спросил ошеломленный увиденным Мягков.
— Как видишь. Я все эти годы ломал голову, как вернуть свои способности, а оказалось, что всего навсего надо было заглянуть в лицо смерти. За что большое… да чего уж там, огромное спасибо твоим волкодавам.
— Не понял. Головин тебя убить хотел?
— Хотел. Но попозже. Как только я их вывел бы на бункер — тут бы меня и положили. Но его опередили росомахи.
— Ульф… — Мягков встал, и обойдя кресло Шведа, облокотился на спинку и тихо сказал, — Не хочешь вступить в мой Дом? Я с радостью тебя приму, будешь кровным братом…
Швед широко зевнул, и Мягков тут же осекся.
— Если я иногда тебе помогал, то это еще не значит, что я в твоей стае. Запомни, Миша, в стаи сбиваются только слабые. А сильным это не надо. Я сам по себе — сам себе закон, судья и князь. Понимаешь? И мне глубоко наплевать, что и кто будет обо мне думать, лишь бы не лезли ко мне. А полезут, мало не покажется никому, будь он хоть новоиспеченный князь, хоть глава захудалого Дома. И я сейчас тут, потому что лично мне это надо. Захочу — буду с вами, надоест — пошлю вас в жопу, и пойду к другим, кто мне будет более нужен. Вот такая сложилась ситуевина, Миша. Мне в данный момент глубоко наплевать на мое прошлое, меня волнует только мое будущее.
Мягков сел обратно в свое кресло и невесело улыбнулся.
— Мда… А ведь я знал, что ты откажешься. Но попробовать-то стоило?
— Кстати, что это за росомахи? Чьи они? Я ни разу о них не слышал.
— Сами не знаем. Они пришли внезапно, и сразу обосновались на землях за рекой. Земли Дома Комова.
— Комов, Комов… Это из клана Тыналиных что ли?
— Он самый. Разлом Кохтияр держит.
Немного помолчав, обдумывая новую для него информацию, Швед спросил:
— Расскажи мне про Головина. Он же в розыске, мятежник и потрясатель основ государственного строя, но практически не скрываясь живет на землях твоего Дома. И я почему-то уверен, что князь в курсе такого положения дел.
— Ты правда ничего не слышал? Это где же тебя носило? Вся вина Головина состоит в том, что он своему двоюродному брату, нынешнему князю, в рыло при всех насовал. И не где-нибудь, а на его же провозглашении. История занятная вышла. Головин был прямым претендентом на княжеский титул, но крючкотворы его братца нашли способ его отодвинуть. Турок на оглашении вспылил, и начистил морду новоиспеченному князю Андрею Лутону. Конфуз вышел знатный. Головин прямо там отказался от главенства в клане и вывел свой Дом из него. Лутон такого не ожидал, он-то думал, что будучи князем получит власть и в клане. Ну и получил. Вот только клан обескровленный остался, всего три довольно средненьких Дома — Лутона, Вылегжанина и Хмурого. Все люди Турка вместе с ним и свалили, а они были стержнем клана, девяносто процентов бойцов были именно из его Дома. Тогда княже недолго думая объявил Головина мятежником, и своим указом распустил Дом. Не тут-то было, официально теперь Дома Головина нет, а де-факто вот он, у меня живет и служит. Дмитрий Михайлович официально принес мне присягу, но с условием, что его люди подчиняются только ему, и присяги они мне не дадут, пока этого не потребуют обстоятельства.