Оружие слабых. Повседневные формы крестьянского сопротивления — страница 31 из 110

Три самые известные в деревне и смелые на язык женщины живут в нескольких шагах от лавок, дальше по главной дороге. Все они, если можно так выразиться, выступают «почётными мужчинами» в том смысле, что им пришлось взять на себя мужские роли и обязанности. Рокиах и Росни руководят бригадами по пересадке риса – эта работа требует от них ведения переговоров с крестьянами, при этом Росни – вдова, а у Рокиах муж жив, но считается довольно слабоумным, поэтому она взяла на себя контроль над семейными делами. Третья женщина, повитуха Ток Сах Бидан, тоже вдова – уникальное место в жизни деревни она занимает благодаря своему образованию и четырём с лишним десятилетиям в своём ремесле.

В самом конце главной деревенской дороги находится несколько домов бедных селян, которые по большей части принадлежат к политической оппозиции. Многие из наиболее острых критических замечаний и мнений, которые я слышал в Седаке, высказывал безземельный батрак Пак Ях в беседах со своим таким же бедным шурином Тощим Матом и его другом Дуллахом. На этих людей и других их друзей и родственников, которые время от времени присоединялись посидеть вместе с ними на грубых скамейках под домом Пак Яха, я всегда мог рассчитывать, когда хотел услышать мнения, резко расходившиеся с позициями приверженцев ОМНО в лавке Басира, или состоятельных членов оппозиционной партии, таких как Хаджи Кадир.

По своей структуре расселения, экономике, размерам и истории Седака является вполне типичной рисоводческой деревней в равнинной части Кедаха. Но поскольку таких деревень насчитывается сотни, стоило бы вкратце объяснить, почему я решил поселиться и проводить исследования именно в этом месте. Прежде всего мне была необходима деревня, жители которой так или иначе занимались исключительно выращиванием риса, и Седака этому требованию идеально соответствовала. Из всех отцов местных семейств только двое получают зарплату за свой труд: один из них работает водителем грузовика в ассоциации земледельцев, а другой проверяет содержание влаги в рисовых зернах в местном государственном закупочном комплексе. Однако в свободное время оба эти человека также занимаются земледелием. По сути, в Седаке нет ни одного домохозяйства, которое не занималось бы выращиванием риса в настоящее время или в прошлом, если речь идёт о пожилых супружеских парах. Преимущество монокультуры риса заключается не только в её репрезентативности для большинства деревень в долине реки Муда, но и в том, что задача изучения доходов местных жителей и экономической стратификации решается здесь относительно просто. Для деревень, расположенных на окраинах зоны ирригационной программы, напротив, характерна гораздо более диверсифицированная экономика, в структуре которой могут присутствовать рыболовство, мелкие участки для сбора каучука и работа на плантациях. С другой стороны, община рисоводов вполне напоминает рыбацкую деревню, в которой бывает всего два улова в год.

Следующее моё требование, безусловно, было наиболее строгим: в деревне, где я планировал остановиться, должны были проводиться исследования до 1971 года, когда началось внедрение двойных урожаев, – тем самым появлялась возможность выявить хотя бы основные изменения в локальной экономике. Этому условию соответствовали всего три или четыре деревни, и Седака была первой из них, где я побывал. Местный староста Хаджи Джаафар не только радушно отнёсся к идее поселить в своём селе чужую семью, но и после короткой беседы счёл возможным сдать мне часть большого дома Хаджи Кадира, чьи дети уже выросли и стали жить отдельно. Поскольку столь насущные вопросы были решены без затруднений, а впечатляющий закат и понимание того, что на южной стороне я всегда буду видеть внушительные красоты Гунун-Джерая (главной вершины Кедаха), рождали эйфорию, этого оказалось достаточно, чтобы принять решение в пользу Седаки безотлагательно[208].

Богатые и бедные

Вопиющее неравенство, бывшее неотъемлемой особенностью экономической жизни в Седаке и до внедрения двойных урожаев, сохраняется и сегодня. Оно бросается в глаза в самых тривиальных визуальных свидетельствах: одежда, жильё, продукты питания, мебель, кухонное или сельскохозяйственное оборудование, наличие или отсутствие радиоприёмников, а в отдельных случаях и телевизоров. При ближайшем рассмотрении выясняется, что это неравенство порождается и поддерживается столь же вопиющим неравенством в распределении земельной собственности, размеров хозяйств, а следовательно, и доходов.

В 1978–1979 годах, когда я находился в Седаке, распределение доходов здесь было чрезвычайно непропорциональным. Несмотря на отсутствие сопоставимых данных на 1967 год, всё, что нам известно о распределении земель и размеров хозяйств, свидетельствует о присутствии неравенства как минимум в тех же масштабах. О текущей ситуации можно судить по Таблице 4.1, в которой приводятся суммы чистых доходов каждого домохозяйства в деревне, а также данные о рисовых землях, принадлежащих главам всех домохозяйств и эксплуатируемых ими, и их основных занятиях. Семьи в таблице расположены от самых бедных к самым богатым на основании дохода на одного члена домохозяйства. Обращение к этому списку может пойти на пользу, если у читателя возникнет необходимость в установлении доходов, статуса землепользования, основного источника поступлений домохозяйства, партийной принадлежности и прочих характеристик семей, которые будут постоянно упоминаться в дальнейшем тексте.





Таблица 4.1. Данные о домохозяйствах Седаки (по именам их глав), ранжированные от самых бедных до самых богатых в соответствии с ежегодным чистым доходом на одного человека


а) Сведения о чистом доходе домохозяйств неизбежно содержат тот или иной компонент, точность которого не гарантирована. Поступления от выращивания риса – основная составляющая доходов большинства домохозяйств – могут быть рассчитаны с той или иной точностью. Однако калькуляция доходов от наемного труда и побочных работ несколько менее точна, хотя мною были предприняты усилия по двойной проверке таких цифр. Таким образом, показатели чистого дохода домохозяйств следует считать обоснованными приблизительными цифрами, почти во всех случаях рассчитанными с точностью в пределах 200–300 ринггитов. В связи с этим наличие безупречно точных данных может изменить порядок ранжирования лишь незначительно.

б) В нескольких (а именно пяти) случаях домохозяйства владеют небольшими участками земли под сады или сбор каучука. Эти земли в таблице не учитываются, однако любые поступления от них включены в данные о доходах.

в) В трех случаях политическая приверженность обозначена малайским словом пагар, означающим ограду. Это означает, что глава домохозяйства не связан ни с одной из партий (либо с обеими сразу), а в одном случае симпатии супругов принадлежали разным партиям. Партийные пристрастия, как правило, известны всем жителям деревни, а независимые оценки политической приверженности практически полностью совпадают с мнением селян.


При использовании стандартных государственных методик расчёта подушевых доходов, в рамках которых не проводится различий между детьми и взрослыми, в общей сложности 40 домохозяйств (54 %) Седаки оказались бы ниже официальной черты бедности, составляющей 572 ринггита на душу населения в год. В таблице используется менее строгая формула расчета доходов: малолетние дети в возрасте до шести лет принимаются всего за одну треть взрослого эквивалента, а дети от шести до двенадцати лет – за две трети. При таком подходе за чертой бедности оказываются 22 домохозяйства (30 %) семей Седаки – именно для них, а также ещё восьми-десяти семей с доходами чуть выше уровня бедности проблемы, связанные с приобретением продовольствия и предметов первой необходимости, принимают наиболее острую форму. Болезнь работающего взрослого, неурожай, сокращение доступных работ на сборе риса, повышение арендных платежей или отказ в сдаче земли в аренду для этих семей могут с лёгкостью обернуться катастрофой. Их доходы резко контрастируют с доходами 22 наиболее обеспеченных семей Седаки. Средний чистый годовой доход 22 беднейших семей составляет 2 291 ринггит, тогда как 22 богатейших домохозяйства получают в среднем 6 044 ринггита. Этот контраст становится ещё более выраженным, если рассматривать годовой доход на одного человека внутри каждого домохозяйства: в данном случае 22 самые богатые семьи получают почти в четыре раза больше (1 867 ринггитов), чем бедные домохозяйства (475 ринггитов).

Как и следовало ожидать, неравенство в доходах отражается в неравенстве гарантированного контроля над ключевым фактором производства – землей. 22 самым бедным семьям в Седаке в совокупности принадлежит всего 22,5 релонга земли – в среднем это даже меньше, чем один релонг (0,71 акра [0,29 гектара]) на семью. Если предположить, что домохозяйство занимается только рисоводством, то для получения доходов, соответствующих черте бедности, требуется не менее четырех релонгов. Учитывая это соотношение, можно утверждать, что беднейшие семьи Седаки не владеют и четвертью земли, необходимой для обеспечения их основных потребностей. Напротив, 22 самых богатых домохозяйства владеют в общей сложности более чем 142 релонгами, то есть на каждое из них в среднем приходится почти 6,5 релонга. Диспропорция в размерах хозяйств (включая арендуемую землю) на двух полюсах сельской социальной иерархии в действительности несколько меньше – но лишь потому, что многие более состоятельные семьи владеют достаточными участками земли, чтобы им не требовалось арендовать дополнительные площади под выращивание риса. Тем не менее самые бедные 22 семьи могут арендовать столько земли, что средний размер их хозяйств будет составлять лишь менее двух релонгов (точнее, 1,89 релонга), тогда как у самых богатых семей средний размер хозяйства составляет 7,25 релонга. Иными словами, на практике относительно состоятельным домохозяйствам удается дополнительно арендовать почти столько же рисовых земель, сколько и бедным семьям, хотя первые нуждаются в них гораздо меньше.