Оружие Возмездия — страница 36 из 53

всего лагеря кончились приличные сигареты. Потом кончились сигареты вообще. Потом лагерь обстреляли противотанкисты.

А потом настал Кинг-Конг.

Нам дали задачу сыграть в войнушку. Бригада должна была свернуться, резко отпрыгнуть от лагеря на несколько километров, там стрельнуть, и мигом назад. Главное в работе "бога войны" — вовремя смыться. Затем и нужна самоходная артиллерия: выкатиться, жахнуть и драпать, пока не накрыли ответным залпом. Настоящий самоходчик не тот, который убил врага и погиб героем, а тот на кого враги извели все боеприпасы и сами от отчаяния застрелились.

Мы свернулись, выкатились, развернулись, жахнули, убежали обратно в лагерь. До конца полигона остались сутки, поэтому оборудование просто свалили в кучи, и на каждую положили сверху охранника. Мне выпало охранять штаб — два грузовика и штабель ящиков, укрытый маскировочной сеткой. Когда есть курево, лучшего занятия для солдата не придумаешь. Курева мы уже достали.

Я лежал на ящиках и глядел в ночное украинское небо. Это поразительное зрелище — черный-черный купол, усыпанный мириадами звезд. В ту ночь зрелище оказалось сильнее обычного: взошла полная луна. Лагерь был залит призрачным светом.

Я смотрел на луну, смотрел на луну, смотрел… Сел на ящиках, чувствуя смутное беспокойство. Лагерь будто вымер, а вокруг тихо шумел на ветру сосновый лес. Что-то было не так. Очень хотелось слезть со штабеля и спрятаться за ним. Мне вдруг стало довольно-таки жутко. Это было иррациональное чувство, разобраться в причинах которого я пока не мог. В полусотне шагов от меня спало по палаткам больше тысячи человек. Чего бояться?

Заставил себя улечься на штабель и принялся размышлять. Полная луна. Шум деревьев. Полная луна, шум деревьев… МАМА!!!

Такого желания добраться до автомата я не испытывал даже когда меня били узбеки и казахи. Так страшно мне не было в армии ни до, ни после.

Полнолуние.

В ПОЛНОЛУНИЕ КИНГ-КОНГ ВЫХОДИТ ЖЕНИТЬСЯ.

Несколько секунд я просто не дышал.

Потом мне показалось, что в поле между линией палаток и линией штабов что-то шевелится. Маленькое.

Я с трудом приподнялся. И увидел, как от наших палаток к штабу движется нечто человекообразное.

Боком, в полуприседе, судорожно вцепившись в рукоятку штык-ножа, по полю крался помощник дежурного по части, неустрашимый чеченский дедушка сержант Чадаев.

Глядел он в сторону леса.

Стало веселей. Я дождался, пока сержант подберется к штабу вплотную, и резко сел на ящиках.

— Ы-ы!!! — взвыл Чадаев, отпрыгивая и дергая штык. — Кто?! А?! Москва, ты, что ли?.. Ой… Уффф…

Держась за сердце, он подошел и сел рядом.

— Курить нет совсем, — сказал он. — Дай, пожалуйста.

— Только "Прима".

— Как будто у кого-то сейчас есть "Космос"…

Я щедро отсыпал ему сигарет.

— Спасибо, — сказал Чадаев. Интонации у него были всхлипывающие. — Покурю тут, ты не против?

Еще бы я был против.

Чадаев курил, плечи его расправлялись на глазах, но временами отважный дед-беспредельщик как-то странно озирался. Наконец, не выдержав, он спросил:

— Тебе не страшно?

Я молчал.

— Ну, луна… — объяснил Чадаев. — И все такое.

— Есть маленько, — признался я.

— Грёбаный Кинг-Конг! — сказал Чадаев.

Мы посмеялись. Чадаев встал, затоптал окурок, поправил штык, повязку на рукаве, пилотку. Душераздирающе вздохнул и сказал:

— Ну, ты держись тут.

И пошел обратно к палаткам.

Его хватило метров на двадцать. Потом я увидел, как Чадаев съеживается. Кладет руку на штык. Начинает гнуть колени. Через несколько секунд он опять бочком-бочком, словно краб, выставивший перед собой клешню, полз к линии палаток, готовый в любую секунду принять бой и умереть героем. Или просто задать стрекача. Как настоящий командир самоходной пушки калибра 203 мм.

Утром многие признались, что в ту ночь отойти от палатки пописать было выше человеческих сил. Пару шагов сделал — и сразу вспомнил, куда и зачем идет Кинг-Конг в полнолуние.

К счастью, назавтра мы уехали.

А то еще пара ночей, и кто его знает, чем бы все кончилось.

В новом, 2005-го года, "Кинг-Конге" акцента на полнолунии нет.

Хорошо-то как!

ГЛАВА 18.

Солнечным воскресным днем к казарме, где загнивала и разлагалась Бригада Большой Мощности, подъехала черная "Волга". Из нее вышли два подозрительно ухоженных генерал-майора.

Рядовой боец генерала не боится. Мальчишке-призывнику генерал позволит и простит такое, за что офицеру не сносить головы. А уж наш-то родной генерал Бибко, разгуливавший по полигону в солдатских кирзачах, чтобы щегольские "хромки" попусту не бить… Знатный был полководец. В том смысле, что от него полковники разбегались. Помню, как он при большом стечении народа измерял линейкой расстояние между звездочками на погонах одного капитана. Из УАЗа Бибко высаживался попой вперед, потому что живот застревал в дверном проеме. И честь он отдавал, растопырив пальцы-сардельки. Однако под его руководством все крутилось, вертелось, тужилось, пыжилось и старалось проявить себя наилучшим образом. Разве что "оркестр в количестве трех человек" подкачал. Да еще эти противотанкисты с их манерой стрелять поверх лагеря, когда нормальные люди идут обедать… Но в общем и целом Бригада Большой Мощности претензий к генералитету не имела.

А вот эти генералы одним своим видом предвещали дурное.

У СОЛДАТА ВЫХОДНОЙ

сценарий военно-спортивного праздника

В ролях: те же и призрак маршала Язова


Чем занять солдата в выходной — серьезный аспект боеготовности войск. Если солдата предоставить самому себе, он черт знает чего учудить может. Нажрется, обкурится, повесится, заболеет триппером, застрелится, построит самогонный аппарат, приведет в каптерку бабу, подожжет казарму, утонет, ограбит чайную, отравится консервами, сломает руку (ногу, челюсть, нос, копчик, пишущую машинку, прибор управления огнем, многоцелевой транспортер легко бронированный). Нарисует на заборе двухметровыми буквами слово "хуй". Подерется с русскими, подерется с узбеками, подерется с туркменами, подобьет узбеков подраться с туркменами, пошлет телеграмму академику Сахарову — это я самую малость вспомнил! — да мало ли, что ему в голову придет. Недаром именно воскресным днем состоялся исторический конфликт ББМ и ДШБ, каковую бойню обе стороны еще через три года вспоминали с благоговейным ужасом, передавая леденящие кровь подробности из поколения в поколение.

Солдат и так дурак, а от безделья он дуреет окончательно. "До чего здорово все в армии устроено, — признался мне один сослуживец, весело наглаживая утюгом шинель. — На гражданке я сейчас не знал бы, чем заняться".

Хорошо бы, конечно, солдату выходных не давать вообще. Он на каких-то жалких два года в армию угодил — перетопчется. Собственно, зачем ему выходной? Молодому бойцу все равно старшие призывы расхолаживаться не дают, а у второго года службы каждый день еврейская суббота. Да запретить эти выходные к чертовой матери! И никаких увольнений! От них только алкогольное опьянение, венерические болезни и запрещенная литература вроде журнала "Огонек". А вот поощрение в виде десятидневного отпуска штука полезная. Нет лучшего инструмента шантажа, чем отпуск. Пообещать — и не дать. Или пообещать не дать. Только важно с этим не переусердствовать. Когда военный понимает: отпуска ему не видать ни по какому, — он сразу забивает на службу болт. Прямо начальнику в задницу. Там срывается резьба и потом очень долго болит.

По-моему, я всячески оттягиваю начало рассказа о том, как два генерала угробили бригаде воскресенье, вам не кажется?

И все-таки солдатский выходной нужен. Ведь это, в первую очередь, выходной офицерского состава. А у строевого офицера, честно говоря, жизнь не сахар. Дайте ему хоть в воскресенье побыть относительно свободным человеком. Ну хотя бы два воскресенья в месяц — дайте!

И дают, куда денешься. Офицеры расползаются по домам. А для солдат и сержантов замполит составляет "план выходного дня". План всегда один и тот же. С утра просмотр телепередачи "В гостях у сказки", то есть "Служу Советскому Союзу". Затем политинформация. Дальше гнусное мероприятие под названием "Спортивный праздник" (в программе забег на три километра, полоса препятствий и еще какая-нибудь утомительная гадость). Обед. После обеда просмотр кинофильма. И наконец-то личное время — до ужина.

На спортивный праздник мы традиционно клали. К замполиту подходил один из неформальных лидеров бригады — мол, товарищ подполковник, идите домой отдыхать, а мы уж как-нибудь сами организуем это дело. "Вы же не побежите, — говорил замполит, — ни трешку, ни полосу препятствий, я знаю, вы будете в футбол играть. А потом нормативы не сдадите". Ему обещали, что все будет в лучшем виде. И замполит исчезал. А иногда не исчезал. Тогда бригада выходила из казармы, якобы на построение, вдруг раздавался вопль "Атас!", сотня военных срывалась с места и бежала врассыпную. Вызывая тихую истерику у соседей, которые тоже хотели бы вести себя так нагло, но не обладали достаточной силой воли и сплоченностью.

Принудить ББМ к неинтересным ей действиям могла только сама ББМ, и то через силу. Казалось, не было на свете такого форс-мажора, который заставил бы бригаду свернуть с накатанной колеи. Но два генерала, зашедшие в казарму теплым солнечным воскресным днем, попробовали сделать это и почти что преуспели.

"Завтра на вашу "площадку" прибудет с инспекцией министр обороны маршал Язов, — сказали генералы. — В принципе у вас тут все нормально. Но! Бордюрные камни надо перекрасить в уставной серо-стальной цвет. Вот эти щиты наглядной агитации — ликвидировать. Вон ту калитку в заборе снять, чтобы машина проехала. Да, и забор тоже перекрасьте". И укатили.

Дежурный по части, милейший и добрейший майор Крот — тот самый, что потом устроил лежачую забастовку в штабе, — посмотрел на часы. Время было обедать. Лицо у Крота сделалось как у приговоренного к кастрации.