— Похоже, такая работка вам не в диковинку? — вставил Моури, рассчитывая на откровенный ответ.
— Мое дело — доставить вас туда, куда вы скажете, не наделав при этом шума на всю планету. Любая оплошность — провал операции. А поэтому, будьте так любезны, не лезьте не в свое дело.
— Извините, — смущенно пробормотал Моури.
Капитан и навигатор вышли, оставив его наедине с самим собой.
Внезапно взревела аварийная сирена, Моури схватился за поручни и как раз вовремя — корабль тряхнуло так, что, не успей он удержаться, наверняка бы валялся с проломленной головой. Глаза заволокло туманом, в ушах стоял глухой вой поворотных двигателей, а воображение рисовало душераздирающую картину — несметный рой начиненных гремучей смесью снарядов, подобно стрелам дикарей, вонзается в сверкающее тело их корабля.
Одиннадцать раз надрывалась сирена, одиннадцать раз корвет совершал акробатические трюки, одиннадцать раз Моури прощался с жизнью. Но вдруг все стихло, и только мягкий свист свидетельствовал о том, что они вошли в атмосферу.
Моури рассеянно посмотрел на руки — они не дрожали, но ладони покрылись капельками холодного пота; по спине бегали мурашки, колени подкашивались.
Далеко-далеко, на другом конце космической бездны, оставалась его родная планета с ненавистной и вездесущей системой перфокарт. Моури стоял, прислонившись к стене, и мысленно проклинал и саму эту систему, и тех, кто ее изобрел, и тех, кто с ней работал.
Однако к моменту, когда корабль беззвучно завис над выбранной точкой, Моури уже ощущал в себе мучительное животное нетерпение человека, стоящего перед дилеммой — сейчас или никогда.
Он первым полусбежал-полусоскользнул по нейлоновой лестнице, за ним — остальные.
Люди работали как одержимые, то и дело поглядывая на светлеющее небо.
Глава 2
Утес оказался частью плато, футов на четыреста возвышающегося над лесом. У самого подножья, там, где струился, шурша мелкой галькой, прозрачный ручей, открывался вход в глубокую пещеру. Именно в нее из разъятого брюха корвета они перетащили один за другим тридцать дюралюминиевых контейнеров.
Закончилась разгрузка, по-обезьяньи вскарабкавшись наверх, исчез внутри корабля экипаж, дернулся и скрылся конец эластичной лестницы, как бы махнув на прощанье. Моури вздохнул и уже собирался отойти в сторону, когда из люка показался командир.
— Всыпь им по первое число, сынок! — крикнул он, пытаясь перекричать нарастающий рев двигателей.
Под раскаленной струей воздуха зашелестели и закачались деревья. Стоя у входа в пещеру, Моури молил бога, чтобы жар не опалил кроны — не наследил, не выдал его первому же самолету-разведчику.
Корабль тяжело вздрогнул, плавно развернулся и вскоре исчез в северном направлении. И хотя Моури знал, что для экипажа корвета работа на этом не окончена — им еще предстоял открытый рискованный полет вокруг планеты, чтобы сбить со следа неприятеля — он все же на мгновение позавидовал этим парням, которые, не пройдет и месяца, окажутся дома.
Что выйдет из этого отвлекающего маневра — покажет скорое будущее, пока можно только гадать. Если капитану не удастся одурачить Кайтемпи, то с рассветом в округе начнут рыскать их самолеты… Однако Моури понимал, что даже если все пройдет удачно, он не застрахован от внезапной облавы.
В ожидании рассвета Моури сидел на холодном камне, отрешенно глядя туда, где исчез корабль. Теперь он даже за мешок золота не хотел бы оказаться на месте капитана. Правда, скорее всего, капитан и за два таких мешка не согласился бы влезть в шкуру Моури.
Едва занялась заря, Моури достал из контейнера потертую кожаную сумку — настоящий сирианский кейс, приобретенный им в Мэшеме много лет назад, сверился с компасом и, легко перескочив ручей, вошел в сумеречный лес.
По счастью, густой и мрачный с виду лес не представлял собой непроходимые джунгли, как опасался Моури. Он уверенно и быстро шагал на запад, довольный еще и тем, что здесь на Джеймеке он весил на целых двадцать футов меньше. И все же, когда к вечеру Моури наконец вышел на шоссе, его ноги ныли от долгого непрерывного пути — за весь день он позволил себе лишь одну остановку, чтобы перекусить.
Присев под деревом в стороне от дороги, Моури минут пятнадцать наслаждался долгожданным отдыхом, потом, отряхнувшись и аккуратно повязав шейный платок, тщательно осмотрел себя в зеркало. Что ж, на Земле потрудились на славу — ни лицом, ни костюмом он не отличался от истинного сирианца. Да и разве безмозглые аборигены в состоянии додуматься до такой нелепицы — землянин, замаскированный под сирианца?!
Удовлетворенный своей внешностью, Моури смело пересек шоссе и внимательно осмотрелся, стараясь точно запомнить место, где вышел из леса. Ярдах в пятидесяти, у самой дороги, росло приметное перекрученное дерево, сплошь увитое плющом. Для пущей надежности он приволок к нему большой плоский камень, напоминающий надгробье и, отступив на пару шагов, живо представил себе выбитые на нем слова эпитафии: «Джеймс Моури, землянин. Задушен в застенках Кайтемпи». Затем, отбросив невеселые мысли и оглянувшись напоследок, устало покосолапил вдоль дороги. С этого момента он — сирианец Шир Агаван, лесной инспектор Министерства Природных Ресурсов, государственный служащий, освобожденный от воинской повинности.
Незаметно стемнело, и Моури прибавил шагу. До сих пор ему не встретилась ни одна машина, шоссе было пустынно, а он устал, и ему не терпелось плюхнуться на сиденье какой-нибудь попутки. Однако усталость — усталостью, но все-таки, чем дальше от своей «могилы» он остановит авто, тем лучше: у сирианцев, как и у прочих двуногих, и уши на месте, и глаз наметан — смекнуть что к чему, к двум прибавить два и дураку по плечу.
Он протопал с добрую милю, когда два динокара промчались ему навстречу. Пришлось пройти, наверное, еще не меньше мили, пока его не нагнал грязный, доверху загруженный лесовоз. Это был допотопный газомобиль, давно снятый с производства и уступивший место более экономичным динокарам, работающим от энергосистем больших городов.
Зная нравы здешних обитателей, Моури принял чванливый надменный вид и поднял руку.
Окутавшись бурым облаком выхлопных газов, грузовик затормозил. Из кабины на Моури глядели два чумазых сирианца.
— Я из управления, — высокомерно заявил Моури. — Мне в город.
Для троих кабина была явно тесновата. Напарник придвинулся поближе к водителю, Моури вскочил на подножку и, положив кейс на колени, кое-как пристроился у окна. Грузовик громко фыркнул и урча покатил вперед.
— Вы из Мэшема, да? — осмелился заговорить водитель.
— Да-да, — на сирианский манер отозвался Моури. — Не успеешь и рта открыть, как всем сразу ясно, кто ты и откуда.
— Ни разу не был в Мэшеме, — сокрушенно покачал головой водитель, — а так хотелось бы. Великий город. — Певучий акцент выдавал в нем коренного обитателя Джеймека. — Правда, Снэт, да?
— Да-да, — буркнул напарник, тупо разглядывая кейс Моури.
— На Диракте, наверное, куда лучше, чем здесь, — пропел водитель и с грустью добавил: — И безопаснее. Эх, может быть, там мне бы повезло больше. Сегодня такой поганый день. Правда, Снэт, да?
— Да-да, — согласился Снэт, не отрываясь от кейса.
— Это почему? — поинтересовался Моури.
— А! — Водитель стукнул ладонью по баранке. — Три раза эта развалюха ломалась, дважды мы застревали в болоте, последний раз, вообще, пришлось разгружаться, чтобы выбраться из трясины. Ну и попотели мы, скажу я вам. Одно слово — колымага! Тьфу. — Он смачно сплюнул в открытое окно. — Ведь так, Снэт, да?
— Да-да, — подтвердил Снэт.
— Не посчастливилось вам, это точно, — посочувствовал Моури.
— Ну, об остальном сами знаете, — раздраженно сказал шофер. — Паршивый день.
— О чем это я знаю?
— Как, вы не слышали последние новости?
— Я весь день проторчал в лесу, какие там новости!
Водитель с любопытством взглянул на Моури.
— Каждый час передают о повышении военного налога. Можно подумать, мы и так мало платим. — Он опять сплюнул в окно. — Потом этот спакумский корабль! Радио не унималось — то он там, то он здесь. Не пали весь день пушки и не носись вражья махина прямо у нас над головами, радио бы молчало, будто ничего не случилось. — Он подтолкнул приятеля. — Скажи, Снэт, да?
— Да-да, — поддержал Снэт.
— Нет, вы только представьте, — не унимался водитель, — до чего обнаглели эти спакумы! Средь бела дня летать над нашими крышами! Ясно, что они выискивали цели для бомбежек. Но я надеюсь, никто не прорвется — наша артиллерия покажет им…
— Я тоже надеюсь, — прервал его Моури и ткнул своего соседа под ребро. — Ведь так, Снэт, да?
— Да-да, — тут же отозвался Снэт.
Водитель плакался до самого города, и Моури порядком опостылели его монотонные причитания о превратностях дня, о горе-машине, о зарвавшихся спакумах. Другое дело — Снэт, он так и просидел молча, зачарованный кейсом Моури, и лишь изредка, когда вопросом его буквально били по голове, откликался неизменным сирианским «да-да».
— Остановите, я выйду, — объявил Моури, как только лесовоз, миновав пригороды, подкатил к широкому перекрестку. — Долгой жизни!
— Долгой жизни, — попрощался водитель и порулил по своим делам.
Моури задумчиво стоял на обочине, покуда лесовоз не скрылся из виду. Все хорошо, он вышел сухим из первой проверки — ни шофер, ни Снэт даже не заподозрили, что он и есть тот самый ненавистный спакум — клоп, как сирианцы обидно называли землян. Но какая бы злость и обида не были заложены в этом прозвище, Джеймс Моури не имел права обижаться, так как отныне он, Шир Агаван, коренной сирианец.
Крепко сжимая в руке кейс, Моури вразвалку зашаркал к центру города.
Пертейн — столица Джеймека, административный и военный центр, сердце планеты — самое опасное и, в то же время, самое безопасное место на Джеймеке, где одинокий прохожий может легко затеряться среди более чем двух миллионов жителей.